Лететь было скучновато, и я попытался осторожно высвободить руки, но в ту же секунду из глаз посыпались искры: кто-то очень внимательно наблюдал за мной и показывал, что не намерен шутить.
— С-сука, — прошипел я и схлопотал оплеуху повторно. К счастью, не такую сильную, как в офисе Масс Биотех, но всё же ощутимую.
Да уж, ситуация… При попытке хоть как-то упорядочить всю картину начинала болеть голова.
Сперва поступил заказ на Юнгера. После промаха на меня ополчились «костюмы», которых тоже наняли его убить, но я случайно сорвал им всю операцию. Приказ на устранение Юнгера отдал картель Торреса, но зачем им нужно было убирать кандидата в мэры я никогда не узнаю, потому что Торрес застрелен чёрными боевиками, а картель и «костюмы» разгромлены.
Далее, когда мы заявились в Масс Биотех, опять появились эти неизвестные чёрные боевики. Совпадение? А то, что в здании за полчаса до нашего прихода была объявлена подозрительно тихая и незаметная для остального мира эвакуация, — это как вообще понимать? Кого они боялись — нас или боевиков? И для чего последние примчались штурмовать здание — ради меня или у них были иные цели? Перед глазами всплыла недавняя картина, когда командир отряда боевиков сказал, что мы с Торресом нужны ему живыми в отличие от остального картеля.
Одни вопросы без ответов. Оставалось лишь надеяться, что в ближайшее время всё станет ясно. Если эти ребята не шлёпнули меня сразу, а куда-то потащили, то…
Винты взвизгнули, вертолёт нырнул вниз. Желудок подскочил к горлу, а я перепугался, что сейчас полечу головой вперёд и врежусь во что-нибудь твёрдое и металлическое, но похитители, похоже, знали манеру своего пилота и всё предусмотрели: я повис с выкрученными руками, матерясь и болтая ногами в воздухе.
Слева раздался такой же поток брани, и я понял, что это всё-таки мой напарник.
— Эй! Эрвин! Это ты? — позвал я, склонившись в его сторону. Не было никакой уверенности, что меня услышат сквозь шум двигателя и винтов, но скаут отозвался:
— Конечно я, идиот!
Винтокрылая машина заложила головокружительный вираж, меня бросило вправо, от боли в плечах и локтях из глаз посыпались звёзды, но скоро всё закончилось: вертолёт выровнялся (из-за чего я сильно вмазался затылком о металл) и полетел дальше как ни в чём ни бывало.
К своему удивлению, я заметил, что стало немного светлее: в левом глазу появилось серое пятно, и теперь я мог различать очертания предметов — правда, мутно, будто смотрел сквозь ткань.
«Что за херня?» — я моментально покрылся холодным потом. Повязки на глазах не было, и это могло значить лишь одно: мне так заехали по башке, что я ослеп. «Только не это! Только не так!..»
— Эрвин! — вскрикнул я. — Эрвин, ты меня видишь?!
— Да! — отозвался напарник, после чего нас немного попинали ногами. Но мне было наплевать, поскольку в тот момент меня парализовал животный ужас.
«Пиздец, — повторял я мысленно. — Пиздец. Пиздец».
Что теперь делать? Как выбираться?.. Поможет ли мне Эрвин?.. Хотя, в последнем я и так не был уверен. Чёрт, чёрт, чёрт!.. Долбаный Юнгер, долбаная политика и долбаный я! Старый полудурок, который...
Так.
Стоп.
Собраться.
Собраться, перестать ныть и думать, что можно с этим сделать.
Гнобить себя в любом случае плохая идея, не хватало только словить приступ апатии. Тогда точно конец. Как знать, может, не всё ещё потеряно?
Я быстро пробежался по доступным спектрам, но так ничего и не рассмотрел. И тепловизор, и ночное видение показывали одно и то же — небольшое светлое пятно в левом глазу. Зато я видел виртуальные значки и пиктограммы, за которые отвечал процессор в моих мозгах.
Значит, проблема в соединении. Нет контакта там, где он должен быть, либо есть там, где не должно.
«А что если?..»
Я максимально наклонился — настолько, что подбородок упёрся в грудь, — и изо всех сил шарахнулся затылком о корпус.
— Эй! — воскликнул неизвестный голос. Я усмехнулся, представив, как боевик стоит рядом со мной с занесённым кулаком, размышляя, стоит ли бить человека, который бьёт сам себя.
Бабах!
Больно не было, но мозги тряслись, как солёные помидоры в полупустой банке. Пятно света пульсировало, то становясь ярче, то едва ли(?) не угасая совсем.
Бабах!
— Прекрати!
Бабах!
Изображение вспыхнуло и вновь погасло.
«Ещё немного!»
Бабах!
«Аллилуйя!»
Напротив меня действительно стоял боевик с занесённым кулаком и перекошенной рожей. За его спиной на откидной скамье настороженно переглядывались ещё трое.
— Я тебя вижу, — сказал я и плотоядно ухмыльнулся. В десантном отсеке было светло: через овальные иллюминаторы жарило беспощадное африканское солнце.
Красный песок на полу, разводы на серых стенах, озадаченный Эрвин, тупые лица боевиков — меня радовало абсолютно всё. Хотелось запеть и обнять весь этот чёртов мир.
Негр сел обратно и пристегнулся, не спуская с меня настороженного взгляда, а я наткнулся на удивлённые глаза напарника и широко улыбнулся:
— Я прозрел!
Тот нахмурился и повернулся ко мне ухом:
— Что?! Не слышу!
Посадка получилась жёсткой, как будто пилот просто ахнулся о землю, не заморачиваясь такими мелочами, как снижение скорости и выравнивание машины.
Открылась дверь в борту, боевики поднялись, отстегнули с поясов длинные чёрные дубинки и окружили нас.
— Или по-хорошему, — произнёс один из негров, — или по-плохому, — его дубинка затрещала, по навершию пробежали белые искры.
Он очень странно говорил, словно с трудом выдавливая слова.
Эрвин хихикнул:
— Это похоже на сцену из порно, где большие чёрные А-А-А! — завопил он, когда дубинка ткнулась ему под рёбра. — Я понял! Я понял!.. Кстати, там ими тоже тыкаА-А-А! Всё-всё! Я больше не буду!
Нас вытолкали наружу, где уже ждали, взяв в кольцо вертолёт, вооружённые тощие чёрные оборванцы. Я был бы рад увидеть еле живые «калашниковы», но пушки у этих ребят были поразительно новыми и ухоженными. Такие и впрямь могли нас продырявить, а это значило, что побег откладывался как минимум до той поры, пока охрана не ослабит бдительность.
Жаль.
Я огляделся. Интересное место — мне почему-то казалось, что мы сядем где-нибудь в городе, но вокруг простиралась, насколько хватало глаз, красно-бурая, словно марсианская, земля, поросшая колючей травой, невысокие каменистые холмы и жёлтый выгоревший на солнце буш.
Корпа не видно даже на горизонте — далеко же нас завезли. Вертолёт сел посреди какого-то индустриального заброса: то ли карьера, то ли шахты, — неясно.
Несколько обвалившихся строений, в тени которых ржавел оранжевый бульдозер. Рядом с посадочной площадкой возвышалась целая гора щебня, возле которой притулилась старенькая тойота-пикап с установленным на треноге в кузове пулемётом. Поодаль — здоровенный ангар из стальных листов, к которому нас и повели по плотно утоптанной рыжей земле.
Периодически боевики подбадривали нас тычками в спину и электрическими разрядами, кричали на разных языках, но в этом не было совершенно никакой нужды: мы с Эрвином и так шагали быстро и не оказывали сопротивления. Скорее всего, негры сами нас боялись, и это, в свою очередь, внушало опасения мне: не дай бог у кого-нибудь палец на спуске дрогнет и всё — прощайте, капитан ван дер Янг.
Эрвин же был на удивление беспечен. Поначалу я напрягался, опасаясь, что он опять потеряет контроль и наделает глупостей, но нет — даже шокеры не могли вывести его из себя. Сукин сын выглядел так, будто вышел поутру из своего дома в халате и с чашкой кофе в руках, чтобы дойти до почтового ящика за свежей газетой.
У ангара нас встречала ещё одна группа вооружённых негров.
Один из них — здоровый, в камуфляжных штанах и красной бандане — шагнул вперёд и залопотал что-то на местном наречии, с подозрением глядя на боевиков в чёрном.
— Говори нормально! — «спец» двинулся ему навстречу.
— Мы не ждали так рано, — громила в бандане мрачно оглядел наш эскорт.
— Всё немного поменялось, как видишь. Зато смотри, кто у нас есть.
Здоровяк кивнул.
— Вижу.
— Отведите их к Маме.
— Я сам знаю, куда их отвести, — огрызнулся негр.
Эрвин тихонько захихикал и пихнул меня локтем в бок.
— Слышал? К Маме! Я представляю, сейчас мы заходим, а там как в Томе и Джерри, толстые чёрные ноги в тапках и А-А-АЙ! — снова затрещал шокер. — Да ладно! Смешно же было!
Я решил не отвечать, чтобы тоже не получить разряд.
Командир навис над «красной банданой»:
— Не дерзи мне, черножопый! — мои брови сами собой поползли вверх: было очень странно слышать такое из уст другого черножопого. — Ты знаешь правила. Веди к Маме и передай, чтобы готовили операцию.
«Операцию? Какую нахрен операцию?»
Не успел я подумать это, как боевик в чёрном, ещё секунду назад подтянутый и напряжённый, внезапно обмяк и заозирался с совершенно тупым лицом. Остальные тоже опустили пушки и держались абсолютно по-другому: кто-то снял шлем и схватился за голову, кто-то плюхнулся на землю, а кто-то тяжело дышал, оперевшись на приклад оружия, воткнутого стволом в землю.
Происходило что-то очень любопытное, но я пока не мог понять, что именно.
В любом случае наше с Эрвином положение не изменилось: на запястьях по-прежнему красовались тяжёлые стальные браслеты, а возле голов маячило достаточно дул и жерл для того, чтобы вести себя прилично и не делать глупостей.
Вся толпа, включая наших конвоиров и «спецов», завалилась в ангар, и я подивился тому, насколько там жарко, тесно и многолюдно. Дневной свет проникал сюда через выбитые окошки и прорезанные в потолке дыры, и я даже не представлял, как обидно было солнечным лучам преодолеть путь в сто пятьдесят миллионов километров для того, чтобы осветить ЭТО.
Кругом, разумеется, полнейшая грязь и антисанитария. На полу, прямо среди консервных банок, костей и собачьего дерьма лежат матрасы, на которых кто-то дрых, а кто-то, судя по мухам, давно умер. Несмотря на то, что снаружи сооружение выглядело огромным, внутри царила жуткая теснота: всё пространство было поделено на микроскопические отсеки при помощи плёнки, картона и обрезков металлопрофиля.
В каждом из этих отсеков кто-то жил, в каждом разворачивалась своя история. Где-то сидели на корточках, перебирая мусор, тощие чумазые дети, где-то группа полуголых чёрных громил курила кальян, в котором, судя по запаху, дымился вовсе не табак, где-то похрюкивала толстая розовая свинья, где-то троица жилистых юнцов в красных банданах весело и задорно трахала исхудавшую женщину с усталым лицом и отсутствующим взглядом. В том же отсеке на земле валялась целая куча шприцев и пустых бутылок, а в углу надрывался криком лежавший в картонной коробке младенец с нездорово большим животом.
В одной из «комнат» покрупнее сидели за древними компьютерами полусумасшедшие долбонавты, увешанные амулетами, пучками трав и костями. На моих глазах один из этих ненормальных занёс над клавиатурой ладонь, с силой полоснул по ней ножом и принялся забрызгивать кровью всё вокруг, громко вереща: «Денег! Помоги! Денег! Помоги!» и что-то на местном наречии.
— Пиздец, правда? — спросил Эрвин. — Я только смотрю на это и уже чувствую, что заразился гепатитом.
Повернувшись к напарнику, я увидел полностью равнодушный взгляд. Может, немного ироничный, но без каких-либо признаков ярости, страха или чего-то в этом роде.
— Ты так спокоен... — я старался говорить тихо, чтоб конвоиры не услышали, но они и так были слишком заняты тем, что протискивались по здешним узким «улочкам» и отгоняли криками и оплеухами излишне любопытных соплеменников. — Ты же ненавидишь их.
— Ненавижу, — кивнул Эрвин и очень по-доброму улыбнулся. — И я убью их. Всех. Но пока что я как ребёнок рождественским утром. Меня ведут в комнату, где под ёлкой лежат подарки. Я не должен капризничать, потому что могу испортить весь момент, но я предвкушаю это. Предвкушаю мои…
Один из провожатых заметил, что Эрвин говорит со мной, и толкнул его прикладом в спину. Скаут пошатнулся, но устоял на ногах и, когда выпрямился, посмотрел на меня так, что мороз пробрал до костей.
— Всех, — повторил он и замолчал, глядя себе под ноги, чтобы во что-нибудь не вляпаться.
Центр ангара был расчищен: там стоял разрисованный какими-то оккультными символами дом на колёсах, вокруг которого хаотично громоздились стальные шкафы, столы с инструментами и верстаки. Всё вместе это напоминало какую-то кустарную мастерскую и, судя по треску сварки и визгу болгарок, ей и являлось. Работали в ней как на подбор здоровые крепкие мужики — вооружённые, суетливые и чем-то очень сильно занятые.
В центре мастерской на небольшом пятачке земли горел костёр, над которым висел огромный котёл. Рядом сушили на верёвках рыбу и травы, а неподалёку лежала целая куча черепов — и не все из них принадлежали животным. На колченогом стуле, прислонённом к стене дома на колёсах, сидел седой сморщенный однорукий негр, одетый только в набедренную повязку из трав. На его груди покоилась маска из чёрного дерева — удлиннённое лицо какого-то божества.
Я торопливо удалил онлайн-переводчик, затем вычистил всю информацию из реестра и установил снова. Запустить, ввести фальшивые данные счёта (всё равно сети нет, и программа не сможет ничего проверить) — и вуаля! У меня есть десять минут пробного доступа.
— Эй! — давешний громила в красной бандане вышел вперёд. — Позови Маму!
Старик вскочил, надел маску и принялся подпрыгивать на месте, размахивая единственной рукой:
— Нет! *Непереводимая игра слов*! Нет! Нельзя! Ей *Непереводимая игра слов*.
«Зашибись, — скривился я. — Спасибо, переводчик, ты очень помог».
— Скажи, мы взяли *Непереводимая игра слов*, о которых нам говорил Рохо! *Roho — 1. Душа. 2. Дух. 3. Призрак.*
— Нет! Нельзя! Нельзя!
— Зови! — рыкнул негр и для убедительности потряс в воздухе оружием. — Трус! Ты трус!
Старик замер, ссутулился и развёл руки в стороны в шутовском подобии реверанса.
— О-о, если Мбата не трус, пусть Мбата зовёт сам! Пусть Мбата заходит! Пусть Мбата говорит с Мамой!
После этих слов дверь трейлера распахнулась настежь, будто выбитая с ноги, и изнутри послышалось недовольное:
— Что?!
На свет вышла женщина, похожая на кусок вяленого мяса, — чёрная и жилистая настолько, что на теле выделялась каждая мышца. Гладкая лысина изборождена кучей шрамов, лицо заострённое, глаза не то что сумасшедшие, а по-настоящему безумные. На теле ни единого клочка одежды — одни лишь светящиеся татуировки. Они змеились по всей её коже, переплетались и соединялись воедино на обвисших, словно высосанных грудях, которые доставали едва ли не до пупка. В правой руке женщина держала пистолет, в левой — ополовиненную бутылку какого-то пойла.
Громила потупился:
