Сравнение с озером подходило луже ещё и потому, что вдалеке, возле забора, плавала очень настороженная утка, не доверяющая вечно голодным людям.
На этой площади люди прощались. Счастливых жён целовали, несчастных потчевали упрёками или злобным усталым ворчанием, на детей внимания не обращали — и это было к лучшему, потому что, как Орди успел заметить, тут считалось хорошим тоном вымещать злость на тех, кто слаб и не может ответить. А уж злости в работниках мануфактуры хватало с избытком.
Мужчины уходили к двум цехам поменьше, возле которых громоздились всякие железки, бочки и тюки, женщины — к другим: побольше и попросторнее, а дети разбредались кто куда.
Воздух в цеху был практически осязаем от сырости, а окна, устроенные под самым потолком, — маленькие, с мутными стёклами — почти не пропускали дневного света. С самого потолка свисали какие-то бурые штуки, похожие на лианы, по стенам змеились чугунные трубы, на которых скапливался конденсат, под ногами постоянно что-то путалось, гремело и угрожающе хрустело. Группа, в которой шёл Орди, постепенно разделялась: по два-три человека то и дело отходили к огромным, в три человеческих роста, чанам и вскоре от более чем сотни человек остался от силы десяток.
Когда рабочие внезапно остановились, юноша ткнулся одному из них промеж лопаток, за что удостоился разъярённого взгляда и вскрика:
— Смотри, куда прёшь!
Они находились в небольшом закутке. Тот очень напоминал пристройку: в пользу этой версии говорил низкий потолок, иной цвет кирпича и очень, очень, очень грубая кладка, как будто строителю специально сказали не слишком напрягаться.
— Опаздываем! — откуда-то выскочил огромный мужик в тяжёлом фартуке со множеством кармашков, из которых торчали какие-то тряпки, железки и бумажки.
— Дык ведь, господин старший мастер… — робко промямлил один из рабочих, инстинктивно выгибая спину. — Не опоздали же. Звонка-то не было ещё. — Звонка не было! — согласился господин старший мастер. — Но ещё чуть-чуть и… А это кто? — он ткнул пальцем в Орди. Все повернулись в сторону молодого человека, и тот наконец очнулся.
Он понял, что всё это ему не снится, что он не бесплотный наблюдатель, а вполне живой дурак, который как-то прошёл на территорию мануфактуры вслед за неизвестными ему людьми. И сейчас эти самые люди на него смотрят, ожидая ответа на вопрос, кто он вообще такой и что тут забыл.
Молодой человек попытался ответить, но лишь промычал что-то непонятное ему самому.
— Боги! — воскликнул, скривившись, господин старший мастер. — Уже немого прислали. Ты хотя бы меня слышишь?
Орди прикусил язык и кивнул.
— Тогда вон тележка, — заскорузлый указательный палец ткнул в направлении чего-то, на что было страшно дышать, — а на улице лежит материал. В мешках. Грузишь и возишь к чанам. И чтоб без простоев! А то не заплачу ничего, да ещё и в зубы дам, — увесистый волосатый кулак как-то очутился рядом с носом молодого человека и занял подавляющую часть видимого мира. — Понял?
Орди поёжился и утвердительно качнул головой.
Тележку либо изначально собирали из чего попало, либо так часто ремонтировали, что она окончательно потеряла свой первоначальный вид. Стенки разного размера, кривое дно из трёх реек неравной длины и куска фанеры, ручки, одна из которых была намного длиннее, и четыре совершенно не сочетающихся колеса. При передвижении вся эта конструкция тряслась, вихляла и вела себя как норовистая лошадь, искренне ненавидящая своего наездника. Провозить её через лабиринт цеха, заполненного всяким хламом и снующими туда-сюда людьми, было сущим наказанием, и Орди успел проклясть всё на свете. Но, к счастью, ворота цеха были уже совсем рядом, а там юноша намеревался бросить тележку и сбежать незамеченным.
Стараясь сохранять деловой вид, он выкатил скрипучую конструкцию на улицу и… получил в зубы от здоровенного рабочего. Удар едва не вышиб из юноши дух: он упал на землю и застонал.
— Ты где там ходишь?! Что ты там делал?! Я из-за тебя уже десять минут в простое! Грузи давай и поехал!
Из цеха вышел ещё один крестьянин-работяга, выглядевший точно так же, как и большинство своих собратьев, — фартук, картуз, борода и грязь на одежде и теле.
— Ну ты посмотри, время идёт, а он тут развалился!
Предчувствуя грядущую расправу, Орди подскочил, как ужаленный и ухватил ближайший мешок из целого штабеля, дёрнул и… Не тут-то было: тот даже не шелохнулся. Только хлипкая ткань растянулась, а содержимое не сдвинулось ни на миллиметр, как будто внутри лежал цельный кусок гранита.
— Тьфу! — сплюнул огромный рабочий, стукнувший Орди по зубам. — Прислали же помощничка…
— Ты там шустрей! — присоединился второй, снимая картуз и утирая грязный пот со лба, скрытого за слипшимися чёрными волосами. — Останусь без денег за смену — конец тебе!
Напуганный до полусмерти Орди дёрнул за мешок сильнее — и тот поддался. Юноша, корячась, кое-как забросил свою ношу в тележку и собрался увозить, но заверещал, почувствовав, как здоровяк схватил его за шкирку.
— Ты дурак что ли?! — проревел рабочий. — Один?! Давай полностью грузи! — мужик швырнул Орди к мешкам, и юноша понял, что так просто ему не отделаться.
День утонул в душном красном кошмаре.
Пот, боль, крики, удары: Орди перепадало как следует, но подобному обращению подвергался не только он: такое творилось сплошь и рядом. Рабочие лупили подмастерьев, тех, в свою очередь, шпыняли мастера, а их таскали за чубы Господа Старшие Мастера — точь-в-точь такие же, как тот, что принял Орди за немого.
Мануфактура дымилась и гремела. Внутри цехов становилось всё жарче, а воздуха — всё меньше. Едкий пар щипал глаза и заставлял кашлять, руки покрылись сыпью, а мышцы отказывали, но каждый раз, когда Орди собирался отдохнуть или сбежать, всегда находился тот, кто это замечал, отвешивал оплеуху и заставлял молодого человека работать дальше. Видимо, тут привыкли к подмастерьям, которые так и норовят улизнуть.
В иное время Орди сам посмеялся бы над собой — прогулялся, тоже мне! — но сейчас было совсем не до смеха. Рабочие, знающие, что от него зависит их и так невеликая зарплата, могли и зашибить до смерти. А потом спрятать где-нибудь за чаном, и не найдёт никто в этой темноте, грязи и смраде.
И потому приходилось работать.
Мешок, другой, третий, четвёртый, пятый, потом везти. Получить по шее от рабочего, который выбивался из графика, вернуться — и всё по новой.
А потом опять.
Со временем тут творилось что-то странное: то минуты растягивались до бесконечности, то целые часы куда-то пропадали. К концу дня Орди сам ничего не соображал и прекрасно понимал остальных работяг: отупение оказалось заразительным. В иной ситуации он бы поинтересовался, что на мануфактуре вообще производят, но сейчас было не до того. Молодой человек даже не знал, что возит, лишь видел, как рабочие поднимали мешки к себе на узкие деревянные мостки, высыпали порошкообразное содержимое в чаны и начинали бешено вращать огромные колёса, похожие на штурвалы.
Но юноша был не единственным помощником: бок о бок с ним работали дети — лет по десять-двенадцать от силы. Причём, работали куда быстрее: шустро закидывали мешки, быстро отвозили и почти не получали ударов.
Орди счёл бы их счастливчиками, если б не смотрел в их лица и не видел взрослых — отупевших от непосильной работы и мечтающих хотя бы присесть взрослых. От этого жуткого контраста — полные взрослой усталости и безразличия глаза на чумазых детских мордашках — хотелось кричать: «Так не бывает!»
Лязг металла о металл вырвал юношу из оцепенения. Этот звук, громкий и чужеродный, заставил молодого человека поднять голову, но сильный подзатыльник тут же опустил её обратно.
— Спасибо, помощничек! — прошипел возникший рядом здоровый рабочий. — Ай, спасибо. Ай, выручил!
Следом прилетел удар в лицо и грязное ругательство.
Орди упал на землю и завизжал от ужаса: вокруг собирались люди, которые, благодаря ему, остались без куска хлеба. Злые глаза, сжатые кулаки, ужасные намерения… И тогда юноша засучил ногами, кое-как поднялся и побежал. Он нёсся к спасительным воротам, слыша позади свист и гогот высыпавших на свежий воздух рабочих, выглядевших на расстоянии как огромная чёрно-серая масса.
Лорд Ординари молнией пролетел мимо выходивших из соседнего цеха женщин — ещё более уставших и замученных, чем с утра. Некоторые из них тяжело опускались прямо на камни и лежали, не шевелясь. Ворота приближались, и молодой человек мчался к ним, едва не сбивая с ног немногих детей, у которых остались силы передвигаться самостоятельно: малышня предпочитала отойти подальше и глядела затравленно, пытаясь высмотреть в толпе своих родителей.
Орди нечувствовал к этим людям злости, хотя должен был после всего, что произошло за этот день. Несмотря на побои и непосильный труд, молодой человек испытывал только жалость и желание помочь.
Но в тот момент он не мог заставить себя остановиться и улепётывал с мануфактуры в панике, не понимая, откуда после всего пережитого на это взялись силы.
22.
— Чем ты только думал?! — Тиссур мелко дрожал, зависнув в воздухе. Его глаз сиял, как маяк. Никогда ещё Орди не видел его таким рассерженным. — Мальчишка! Ненормальный!
Всё тело юноши наперебой рассказывало ему, что проведённый на мануфактуре день был большой и болезненной ошибкой. От пяток, на которых появились огромные кровавые мозоли, до макушки, на которой возвышалась шишка размером со сливу, — во всём организме не осталось не получивших какую-нибудь травму частей. Синяки, ссадины, ушибы, царапины — всё это ровным слоем покрывало кожу молодого человека, отчего создавалось впечатление, что тот пытался убежать от медведя, но не преуспел.
— Зачем? — череп успокоился и заговорил, не повышая голоса. — А? Зачем тебе это было нужно?
Орди сидел, опустив глаза, и думал. На душе было тяжело, и разговаривать с Тиссуром вообще не хотелось, особенно после беседы с Регентом.
— Интуиция, — сказал, наконец, молодой человек. — И она не ошиблась.
Тиссур фыркнул.
— Когда интуиция скажет тебе сходить в доки ночью, не слушай её, будь так добр.
Орди поднял голову и улыбнулся. Это оказалось болезненно из-за разбитой губы и огромного синяка под глазом.
— Всё хорошо. Правда. Мне было полезно это увидеть и пережить.
— Что именно? Побои? Весь этот кошмар?
— Да. Побои. Тяжёлый труд. Это прочищает мозги.
Тиссур демонстративно вздохнул и закатил глаз. Выглядело это очень своеобразно.
— Да перестань же! — раздражённо попросил его молодой человек. — Мне действительно это требовалось. Ты сказал «кошмар», но это, — Орди обвёл себя движением ладони, — не он. Кошмар — это то, что те люди живут так каждый день. Я могу вернуться домой, где личный дворецкий вызовет лучшего лекаря. Я могу переодеться, поесть и принять горячую ванну. И я могу забыть обо всём этом, как о страшном сне. А они не могут. У тех людей каждый день проходит в кошмаре — и из него не выбраться. Ни отдохнуть, ни прийти в себя, ни дать слабину, иначе останешься без денег, не сможешь прокормить семью и детей. Работаешь, не покладая рук, убиваясь, живёшь в нечеловеческих условиях и в итоге настолько черствеешь и ожесточаешься, что всё теряет какой-либо смысл. Зачем нужна жена, если вы с ней только ругаетесь и дерётесь? Зачем нужны дети, если ты их бьёшь смертным боем и не считаешь за людей?.. Зачем вообще просыпаться по утрам, если каждый новый день не приносит ничего, кроме очередной порции страданий?
Тиссур внимательно слушал.
— Надо же, — сказал он, когда юноша закончил. — Ты всего несколько месяцев прожил во дворце и уже…
— Нет-нет, — запротестовал Орди, перебивая короля. — Сейчас я просто смог это всё сформулировать. Да, я несколько оторвался от улиц, но… Похоже, именно это мне и было нужно. Чтобы не терять курс. И не забывать, за что борюсь.
Король молча пролетел из одного угла комнаты в другой.
— Ладно, допустим, — произнёс он, в конце концов — Но что там с пожаром?
— А, с пожаром… — Орди замялся всего на одно мгновение и сам удивился тому, как легко далась ему эта ложь. — С пожаром ничего страшного. Куда интереснее то, что со мной говорил Капкан.
— Капкан? — склонил голову король.
— Да, — юноша продолжил врать, чувствуя себя так, словно земля под ногами исчезла и он летит в глубокую-глубокую пропасть. — Капкан. Мы поговорили. Он угрожал, что закроет меня насовсем, если мы ему не заплатим.
— Так почему ты сразу не сказал об этом?! — возмущённо воскликнул Тиссур. — Отлично. Вместо решения проблем мы идём и пропадаем на целый день. Прекрасный способ.
— Да успокойся ты, — отмахнулся молодой человек. Отравленные ложью слова непринуждённо слетали с губ и не вызывали никакого внутреннего сопротивления. Не приходилось даже напрягаться, чтоб сочинять отговорки, они как будто уже находились под рукой и лишь ожидали своего часа. — Он потребовал денег, но в этот раз намного меньше. Мне кажется, он напуган и хочет сотрудничать, поскольку боится, что мы его окончательно сметём. Либо…
«Я с серьёзным видом рассуждаю о том, что только что выдумал, — проскользнула мысль в голове Орди. — Полное сумасшествие. Логичные выводы на основе бреда».
— Либо что? — уточнил Тиссур, вырывая молодого человека из размышлений.
— Либо… — юноша замешкался и отвёл глаза. — Либо не знаю. Надо это как следует обдумать.
— Прекрасная идея, — качнулся в воздухе король.
«Это сарказм?» — попытался угадать молодой человек и всмотрелся в лицо короля, как будто ожидая, что кость сменит выражение.
— Иди лучше отдыхай, — с раздражением процедил череп. — Обдумывальщик...
— Ага, пойду, — Орди, постанывая и кряхтя, встал с кресла и сделал два шага к двери, но неожиданно для самого себя обернулся и выпалил: — Только не убей тут никого без меня, ладно?..
Отдых — лучшее лекарство. А мягкая постель и спокойствие — лучшие доктора.
Орди нежился на простынях, утопал головой в подушке и чувствовал, что с каждой минутой, проведённой в таком состоянии — ленивом и бездумном — ему становится легче. Тело потихоньку приводило себя в порядок, а нервное напряжение ослабевало.
Вильфранд сказал, что даст время на передышку, — и молодой человек не видел оснований ему не верить. Если он по каким-то причинам хочет заручиться поддержкой Орди, то в любом случае выполнит обещание, хотя бы для того, чтобы показать серьёзность своих намерений. О том, что настоящий Регент и старый враг Тиссура мог воспользоваться этим же временем для того, чтобы подтянуть силы, юноша предпочитал не думать.
Зато он много думал над тем, как действовать дальше. Вильфранд сделал очень заманчивое предложение, но в нём явно был какой-то подвох, и теперь Орди препарировал ситуацию для того, чтобы понять, где именно его попытаются обмануть.
Молодой человек перевернулся на спину и заложил руки за голову. Под потолком колыхалась от небольшого сквозняка едва заметная паутинка. Орди не мог сказать, чего именно добивался Регент, поэтому оставалось лишь строить предположения.
