Тьма

Он прячет аппарат и сдвинув фуражку, чешет затылок.

— Совещание намечалось на полдень, — говорит Папа в конце концов. — Сдвинули на полдесятого. Причём, звонил не Игорь, а почему-то зам самого. Что-то у меня свербит в одном месте. Дело нечисто.

— Ты так всегда говоришь, — ворчит Зина, однако на её лицо ложится тень. — Поехать с тобой, поддержать?

— Побудь здесь, — полковник внезапно целует Зину в щёку. — У меня реально хреновое предчувствие. Ну, если что-то пойдёт не так, ты знаешь, что делать.

— Не маленькая, — Лец хмурится. — Ты там тоже без надобности грудью на амбразуры не бросайся.

— Ребята, — Папа подходит к каждому и крепко жмёт руку. — Не знаю, что и сказать. Возможно, от вас сегодня реально зависит наше выживание на этом чёртовом шарике, а возможно и нет — не суть. Главное — возвращайтесь живыми и невредимыми. Возвращайтесь.

— Сделаем, — говорит Федя. — Не сомневайтесь.

Пока полковник идёт к машине, он ещё пару раз оборачивается. Неприятное ощущение сосания под ложечкой усиливается с каждым мгновеньем.

— Только у меня хреново на душе? — спрашивает Надя и сообразив, что ответа не будет, кивает. — Ясно-понятно. Тогда — работаем.

— Без твоего приказа не понятно было, — бормочет Егор. — Он по-прежнему выглядит сонным и не собранным.

— Лёнь, — говорит Фёдор и машет рукой. — На пару слов.

Мы отходим к стене дома и командир подбрасывает шлем на ладони. Такое ощущение, будто Молчанов не знает с чего начать. Настя и Надя глядят на нас, а Егор лениво пинает носком ботинка сухой лист.

— Почему ты не сказал ни слова, про приглашение? — говорит Фёдор, в конце концов. — Какая информация пришла тебе? Должен же понимать, что важна самая малая зацепка.

— А ничего не пришло, — Молчанов не выглядит удивлённым. — Что-то непонятное, про мою склонность к самопожертвованию и к тому, что завтра она потребуется. Это — всё, хочешь — верь, хочешь — нет.

Молчанов думает. Потом кивает.

— Сходится, — говорит он. — Если бы приглашение пришло от тебя, Папа заподозрил бы банальный контроль, уж очень плотно эта хрень засела в твоей башке. Змеюка эта твоя, Настя, права на все сто: с нами играет очень умный враг. И это очень хреново. Нас переигрывали уже не один раз, боюсь сделают и сегодня. Отсюда и дурные предчувствия буквально у всех.

— Эй, девочки, — кричит Надя, — ещё долго секретничать будете? Третий звонок.

— Звонок, да, — Фёдор трёт шлемом лоб. — Звонок, которого не слышишь, читал в детстве. Ладно, идём.

Солдаты из поддержки, осторожно открывают канализационный люк и светят вниз мощными фонарями. Кто-то держит гранаты, кто-то целит в отверстие из Кочета, а подрывники готовят напалмовый заряд — на всякий случай. Фигово, если этот случай приключится, когда мы будем внизу — не останется и костей.

Майор что-то по-быстрому обсуждает с Молчановым, и командир начинает спуск под землю. Следом собираюсь я. Вроде бы уже не первый раз мы идём на такое, а внутри сейчас странное ощущение. Ровно такое, как было, когда я первый раз нырял в прорубь во время крещения. Будем откровенны: тот случай не имел ничего общего с моими религиозными убеждениями — просто хотелось взять себя на слабо, проверить; смогу или нет. Смог, но ощущения, пока спускался по короткой мокрой лесенке — я вам скажу!

Вот и сейчас, ровно такие же. И для полноты сходства с тем случаем, рядом стоит Настя и смотрит на меня. Да, я тогда специально пригласил её, чтобы уж точно не иметь пути к отступлению. Не мог же я облажаться на глазах любимой девушки? Вот и сейчас не имею никакого права, потому что все мои поступки будут на её глазах. И от меня зависит, вернётся ли она живой-здоровой на поверхность земли.

— Ни пуха, пацаны, — говорит майор. — Ну, и девчонки, понятное дело.

— С девчонок и надо было начинать, чёртов шовинист! — бормочет Надя, которая спускается следом за мной. — Выбить бы с вас всю эту дурь...

— Развоевалась, — откликается сверху Егор. Ему предстоит спускаться последним. И уж потом сверху добрые люди опустят тяжеленный пулемёт. — Тоже не выспалась, что ли? Кто там тебя ублажал? Изменяешь Лёнечке своему любимому?

Надя ворчит что-то непотребное о дураках вокруг, а Федя приказывает всем заткнуться. Тут я с командиром согласен на все сто. И не только из-за скользкой темы, но и потому, что настроение у товарищей какое-то странное: с одной стороны, все предчувствуют нечто плохое, а с другой стороны ощущается некая расхлябанность, несобранность, точно все до смерти устали.

Впрочем, может быть, так оно и есть. И дело не в физической немощи: она запросто купируется дозой Сурка и той хренью, что колют мне. Дело тут скорее в моральном истощении: жить в осаде, ежеминутно ожидая, что обычный мир вокруг внезапно в очередной раз рухнет и уж теперь точно погребёт всех людей под обломками.

Почему-то кажется, будто ступеней стало в несколько раз больше, чем во время подъёма. Или это потому что мы тогда спасались от опасности? А так, реальное ощущение, будто спускаешься к центру Земли. Даже интересно: на кой чёрт рыли такой глубокий колодец? Планировали устроить норы, типа тех, которые нарыл враг? Тот самый непринятый проект Стена?

Ну, вроде бы почти спустились. Молчанов готовится спрыгнуть в пещеру и ждёт меня, чтобы его страховали. Вроде бы ничего не изменилось: тот же узкий проход, ведущий на высокую ступеньку. В пещере — полумрак, так что приходится светить фонарями, раздвигая почти материальную тень.

Никого.

С одной стороны — это хорошо: отодвигается необходимость расчехлять оружие. А с другой — мы же сюда пришли, чтобы получить какое-то сообщение, а не просто пялиться на пол и стены.

— Осторожно, — говорит Молчанов и спрыгивает в пещеру. Ведёт стволом Кочета вправо-влево. — Ничего.

Я тоже спрыгиваю и оглядываюсь по сторонам. Пока— через прицел штурмовой винтовки. Командир прав: небольшая пещера абсолютно пуста и чиста; исчезли даже следы недавней потасовки, точно кто-то тщательно убрался, после нашего ухода. Делюсь этой мыслью с Федей. Он хмыкает.

— Или перед приходом, — говорит кум. — Торжественный приём, то-сё. Красной дорожки не хватает.

— Не нужно ни красной дорожки, ни хлеба-соли, — наша компания увеличивается сразу на двух женщин. — Лучше пусть сообщат, что им нужно и отпустят восвояси.

— Думаю, так просто не получится, — Настя опускает Иволгу. — Хотели бы просто сообщить — так бы и сделали. Им что-то от нас нужно. Или от Громова.

Куда пойдём? — Надя светит сначала в один, из двух проходов, потом — во второй. — Чёй-то тут, по-моему, очень глубоко. Шмякнемся — костей не соберём.

— А там мы уже были, — Молчанов кивает на второй выход. — Доберёмся до батута и дальше что? Будем прыгать, пока не запрыгнем?

Я подхожу к дырке в полу, напоминающей большой колодец и смотрю. Свечу фонарём: та же темнота, без изменений. Балуюсь с режимами забрала — то же самое. Снимаю шлем вообще, под негодующее ворчание командира и ложусь на пол.

— Уронил чего? — в пещере объявляется Егор. — Или рыбу ловишь?

— Рыбка плавает по дну, — бормочу я, вглядываясь в темноту. — Не поймаешь ни одну. Нет, поймаешь. Думаю, нам — сюда.

— Петух тоже много чего думал, — Молчанов ложится рядом. — Что ты там уже узрел? Табличку: Добро пожаловать, Леонид?

— Типа того. Гляди, видишь: вон там светится. И свет точно обрезает темнотой. Похоже, что там есть ещё один батут и выход.

Надя, которая успела присоединиться к нам, молча бросает вниз гранату, которую всё это время держала в руке. В свете фонаря видно, как металлическое яйцо летит вниз и на глубине полутора десятка метров ударяется о что-то невидимое. Несколько раз подпрыгивает и замирает на месте. Молчанов поворачивает голову и некоторое время безмолвно смотрит на Кротову.

— Что? — спрашивает та. — Что опять не так?

— Всё так, — Фёдор вздыхает. — Но пару секунд я очень опасался того, что швырнула её, чтобы рвануло погромче.

— Что я, дура какая-та, — бормочет Надя, но без уверенности. Похоже эта мысль всё же посещала её голову.

— Обезьяна с гранатой, — хихикает Егор и получает по рёбрам от успевшей подняться Кротовой. — Эй, на правду не обижаются!

— Ладно, — пока они препираются, я подхватываю свой модифицированный Кочет-к и прыгаю вниз. Вслед доносится чей-то негодующий возглас, кажется — Фёдора.

Полёт продолжается очень недолго, так что я не успеваю испытать даже лёгкого дискомфорта. В этот раз на мгновение словно прилипаю к невидимой поверхности и тут же мои ноги освобождаются от непонятного захвата. Понятно, чтобы долго не подпрыгивать; какие-то местные заморочки. Овальная дыра в половину моего роста светится жёлтым, и я ныряю туда, освобождая место для следующего прыгуна. Места вроде бы достаточно и для четверых, но вдруг прилетит аккурат на шею?

Место, куда я попал и пещерой-то назвать язык не поворачивается: взаправдашняя комната, с каменными лавочками и подобием стола из того же коричневого камня. Стены — гладкие, бледно-голубого цвета. В ровной поверхности имеются прямоугольные ниши одинаковых размеров.

— Напоминает учебный класс, — комментирует Молчанов из-за плеча и стукает меня ладонью по шлему. — Совсем страх потерял? Или я у вас здесь так, для вида? Не посмотрю, что кум, вернёмся — пойдёшь на губу.

— Пойду, — соглашаюсь я. — А по поводу учебной комнаты...Да, похоже. Учебников не хватает.

— Ума не хватает, а не учебников, — ворчит Надя, выныривая из проёма в стене. — Доколе будешь хренью страдать, друг мой разлюбезный? Когда-нибудь твои прыжки закончатся сломанной ножкой. В лучшем случае. И ножку эту я тебе сама сломаю.

— Там, наверху они вроде как медитировали, — задумчиво говорю я, посматривая на ещё одно овальное отверстие, в этот раз прикрытое чем-то серебристым, — а здесь, что, учились? Какой-то развивающий центр? Бред!

— Нет, не бред, — появляется Настя, — Долгое время мы недооценивали противника, считая, что мутанты опускаются после перерождения до животного уровня. Возможно, на первых стадиях, так оно и есть, а после...

— А после проходят учебку и становятся типа нас? — хмыкает Надя. — Охренеть.

— Что тут? — в дыре возникает дуло пулемёта, а чуть позже и его обладатель. — Во блин, на мою школу похоже. Только сиденья помягче будут.

— Это там, где ты три букваря скурил? — уточняет Кротова. — Не думала, будто гамадрилы посещали школы. Ты хоть буквы знаешь, первобытное?

— Отставить, — Молчанов поднимает забрало шлема и трёт лоб. — Не нравится мне эта тишина и пустота. Прошлый раз, куда не сунься — везде хозяева, а тут...

— Скоро это изменится, — Михальчук успела повесить Иволгу на плечо и внимательно изучает экран на предплечье. — Впереди ментальная активность просто зашкаливает. Обычно такие показания можно снимать в густонаселённых городских кварталах.

— Час пик, — вдыхает Фёдор. — Ну что же, пойдём, увеличим траффик местного мегаполиса. Оружие приготовьте, болтуны, а то, как я погляжу, у всех отпускное настроение.

Серебристая поверхность оказывается чем-то, вроде упругой плёнки. Она сопротивляется нажатию, так что приходится доставать нож. Лезвие касается преграды, и она с тихим щелчком растворяется в воздухе.

И тут же становится очень громко. Так, что все от неожиданности отодвигаются от проёма. Похоже, Настя оказалась права, и мы вот-вот окажемся посреди очень населённого места. Впрочем...Услышанное больше смахивает на ожесточённое сражение, чем на озвученный командиром час пик. Истошные вопли, ожесточённый рёв и удары. Очень много ударов и криков боли.

— Нам точно туда? — Егору приходится повышать голос.

— Туда, — Молчанов опускает забрало. — Держимся вместе, что бы не происходило. Огонь по обстоятельствам.

Проход низкий и узкий, так что приходится почти ползти навстречу звукам яростного сражения. Командир ковыляет впереди, а я сразу же за ним.

— Осторожно! — кричит Федя и сдвигается в сторону. — Тут — обрыв.

Даже с предупреждением, я едва не оступаюсь и не валюсь с пятиметровой высоты вниз. Хорошо, что справа имеется выступ, на котором можем поместиться все мы. Что группа благополучно и делает. После этого смотрим, куда нас занесло и что происходит. С первым в общем-то всё понятно, а вот со вторым — не совсем.

Находимся мы в большой пещере, плоский потолок которой светится красным светом. От эдакого освещения тут же начинают болеть глаза, поэтому я переключаю фильтр забрала, на более нейтральный режим, который не выедает гляделки. Пол тоже плоский, но кое где глаз цепляется за круглые воронки, напоминающие лунные кратеры. Или следы от взрывов, что больше похоже на правду, ибо вокруг дырок валяются неподвижные тела мутантов.

Судя по всему, как убитые, так и ещё пока живые прибыли сюда из многочисленных отверстий в стенах пещеры. Ну да, они изрыты ими, почище швейцарского сыра и из проходов продолжают валить чёрные твари, вроде тех, которые вчера атаковали периметр. Большие злобные существа и можно только радоваться, что их ярость сейчас направлена не на нас.

— Они что, бодаются между собой? — недоверчиво кричит Надя. — Чё за херня?

Но так оно и есть. Напротив нас, у самой стены имеется пологое возвышение, переходящее в круглую плоскую площадку. Там находится немногочисленная группа мутантов серого цвета. Именно их и атакуют чёрные. Судя по грудам тел, прежде обороняющееся занимали большую территорию, а теперь их отодвинули практически к самой стене. Не ошибусь, если предположу, что серым осталось жить считанные минуты.

— Добьём уцелевших? — деловито интересуется Хоменко и его агрегат начинает жужжать.

— В своём уме? — Надя крутит пальцем у виска. — Глаза открой: видишь, сколько этих уцелевших?

— Почему мы здесь? — бормочу я, всматриваясь в горстку ещё сопротивляющихся серых. Почему-то взгляд притягивается к этой горстке, так, словно...

— Помоги, — доносится мысленный зов. — Спаси!

Голос Матери настолько силён, что несколько мгновений я вообще ничего не вижу и не слышу, кроме него. Потом алая пелена, закрывшая мир, рассеивается и я мотаю головой. Шлем командира повёрнут забралом в мою сторону и через тёмную пластину я вижу глаза Молчанова.

— Ты хрипел, — говорит Федя. — Что-то случилось?

— Да, — я указываю стволом Кочета на сражающихся. — Нам нужно помочь серым. Срочно.

— Это даже не безумие, — Фёдор качает головой. — Это — просто самоубийство, ты понимаешь? А главное: во имя чего? Я так понимаю, что именно там находится эта самая Мать-тьма и она просит тебя о спасении?

— Да, — к чему скрывать?

— И ты предлагаешь, ради твари, которая сделала тебя таким, рисковать жизнями наших товарищей? Лёня, с тобой сейчас всё в порядке?

— Не ради неё, — я качаю головой и перехватываю винтовку поудобнее. — Ради меня.

И прыгаю вниз. Высота достаточно большая, даже для моих модифицированных ног, поэтому приземлившись, падаю на бок и перекатываюсь, как учил инструктор по прыжкам с парашютом. Вслед несутся встревоженные возгласы товарищей. Им придётся пройти чуть дальше по уступу, там, где высота — метра два с половиной.