Хроники Обетованного. Тени и зеркала

— Так давайте проверим, верны ли эти догадки, — вкрадчиво вмешалась Индрис, всё это время рассеянно гладившая чёрное дерево стен. — Покажи нам зеркало Фиенни, Мервит. Покажи всем, что нашёл в нём.

Кустистые брови Мервита недовольно дрогнули — очевидно, он хотел подвести к этому более плавно. Но, подумав, он кивнул и поманил одного из зеркальщиков.

— Выкати к нам Зеркало Теней. Оно в третьем отсеке, закрыто.

Нитлот уже ждал шороха колёс — от Мервита можно было ждать и катящейся рамы, — но, к счастью, мастер просто вытащил зеркало на простейшем заклятии невидимой нити: оно плавно скользило за ним по воздуху без всякой опоры, под серебристо-серым шёлковым покрывалом — настоящее порождение Меи-Зеешни. В человеческий рост, овальное. Последняя работа Фиенни... Нитлот судорожно вздохнул; ему вдруг подумалось — как жаль, что здесь нет Альена. Есть что-то нечестное в том, что они увидят это без него.

Одним движением — пожалуй, чересчур грубым для такого тонкого, совершенного по гладкости стекла, для идеальной драгоценной рамы — Мервит сорвал покрывало, и зеркало предстало во всей красе. С него уже стёрли пыль и паутину семилетней давности, отполировали заново, обновили незримые обычному глазу охранные символы — и оно сияло, как большая вытянутая луна или застывшее озеро, чистым произведением искусства. Кое-кто не сдержал восхищённо-завистливых вздохов. Мервит выдержал паузу и открыл красную шкатулку.

— Наш ушедший мастер, Фаэнто, создал зеркало, хранящее память во всей полноте впечатлений, изнутри разума. Включая сны, звуки и запахи, мелкие детали... Одно из тех, о которых мечтал, — сказал он. — Жаль, конечно, что мы так долго не могли оценить его по достоинству...

— Долго? И меня ещё зовут сумасшедшей! — захихикала-закаркала Кетлабат. — Да Фиенни ушёл с неделю назад, только что его провожали!..

— Семь лет, как он нас покинул, — невозмутимо продолжал Мервит. Он вытащил из шкатулки небольшой прозрачный камень — слегка потускневший, но всё ещё игравший гранями в свете шаров, что плавали под потолком. — И мы долго не знали, как объяснить ту трагедию... Ладно, не трагедию, — не спорь, пожалуйста, Кетлабат, — не трагедию, но слишком раннее благословление... Хорошо, что он оставил нам ключ — зеркало и камень, пробуждающий его. Это алмаз, добытый в Старых горах, на нём клеймо ювелира-агха. Но Фаэнто, скорее всего, привёз его из Дорелии или Кезорре — как эту шкатулку — и лично наложил чары... Давайте посмотрим на то, что сохранилось в зеркале последним. И — прошу вас, пожалуйста, — голос Мервита вдруг дрогнул, — давайте не будем сразу судить о том, что увидим... Прошлое трудно разгадывать, и даже последние воспоминания Фаэнто могло изуродовать время.

— Начинай уже, — поторопил его Тейор. И Мервит, явно заставляя себя, поднёс камень к стеклянной поверхности... Начертил знак вызова — самый простой, знакомый даже ученикам. Нитлот внезапно понял, что едва дышит.

Гладь дрогнула — в ней зароились тени, неясные всполохи, туманные оттенки синевы и тёмного золота... Вскоре из глубины проступили очертания, раздались глуховатые голоса — поразительно! Нитлот никогда не встречал такой искусной магии. Он смотрел, понимая, что не оторвётся уже до конца, что бы там ни увидел.

Город в Кезорре, залитый солнцем — полуденная духота, белые дома, красные крыши, колонны храмов, увитые плющом, запах лимонов из лавочек и вина из таверн (чудился даже запах)... Спокойная, разморённая толпа, а над ней — алый дракон, чудище из старых легенд, дышащее пламенем...

Фиенни, просыпающийся в своей постели — острые локти, глаза как две пропасти, сбившееся дыхание...

— Что-то случилось? У тебя снова кошмары, господин мой?

Голос женщины — или даже девушки, совсем юной. Странное сочетание звонкости и лёгкой хрипотцы. Нитлот смутился: он словно подглядывал в замочную скважину за чем-то очень личным... Или просто оказался в чужой голове. Жуткое, продирающее чувство.

...Но уже не избавиться и не спастись — запах хвои и холода, чистоты и страсти... Растрепавшиеся пряди золотых волос, жадные льдистые глаза — склонилась над ним...

— Ты слышишь меня, господин мой?

— Снова здесь, Хелт? — с усилием: болит голова, всё ещё стонет сердце. — Я же просил тебя, не нужно приходить...

- Не гони меня! — сползла на пол возле его кровати — тонкая, статная северная царевна, а в глазах — мольба, тоска побитой собаки. Мерцающие в лунном свете зрачки. — Нет мне жизни без тебя, никакой, никогда... Я не вернусь в Альсунг.

— Вернёшься, Хелт. Так нужно. Сын вашего Двура Двуров ждёт тебя в жёны.

— О, лучше броситься в море! — почти рычит от горя, но слёз нет. Упрямая, волчья злость. — Лучше сгореть, отравиться, торговать собой в Минши... Я не стану женой Форгвина!

— Станешь. Ты лучше меня знаешь, что иначе нельзя... И о твоём Даре у вас тоже никто не должен знать.

— Пусть не знают, я не вернусь... Уедем вместе, мой король, мой повелитель, — сжимает его колени, дрожит как в лихорадке — невозможно стерпеть, всегда невозможно... — Уедем, пожалуйста!

Как объяснить ей, что нельзя совместить несочетаемое, от века различное? Бедная, глупая маленькая девочка...

— Я не могу быть с тобой, Хелт, мы об этом уже говорили. Не терзайся и меня не терзай.

Неправильный ход — только сильнее раззадоривает эту треклятую гордыню.

— Так не будь, не будь, я не стою тебя! Я буду твоей рабыней, буду стирать платья твоих жён — только не оставляй меня...

— Хелт, Хелт, прекрати... Вставай. Это глупо, в конце концов. Завтра утром ты возненавидишь меня за то, что я слышал это.

Усталость, безмерная усталость. Как же надоело всё это — и как холодно...

— Ты сам сделал меня такой! — шипит от злобы, покрывая сухими поцелуями его руки. — Сам, а теперь бросаешь... Ты раскрыл во мне Силу, ты познакомил с Теми, настоящими, за морем... А теперь...

— Забудь о них. Забудь обо мне. Человек должен уметь забывать.

— А я вот не умею... — долгое, сдавленное молчание, тихая борьба — не различить ничего во всполохах темноты... Судорожный вздох. — Значит, отрекаешься от меня? И от них тоже? И во снах больше не видишь драконов?

— Да, если хочешь. Отрекаюсь, не вижу. Слишком опасно иметь с ними дело, Хелт. Может, когда-нибудь я уплыву к ним — на запад, на тот материк, Лэфлиенн — но тебя с собой не возьму. Там не место людям. Твоё место здесь, в Обетованном.

- Отступник, - вскочила с утробным стоном, отпрянула, стиснув зубы... — Предатель!

— Зачем оскорблять меня, Хелт?

— Ты сам оскорбляешь себя. Ты унизил всё, во что верил!.. Значит, по-твоему, вся магия должна навеки остаться запертой в Лэфлиенне? А здесь должны распоряжаться такие, как мой отец или Форгвин? Короли и рыцари, торговцы и воры?

— Именно так. Это твой мир — прими его наконец. Я никогда не призывал тебя к бунту... — нет сил не добавить... — И потом: есть и такие, как Альен Тоури.

Вот и новая вспышка злобы: глаза, как у разъярённой кошки... Вазу с яблоневой веткой на столе — вдребезги. Звон долго стоит в измученных ушах.

— Снова этот Альен! Всё дело в нём, верно? Я права?

- Он мой ученик. Хороший ученик, который заставил меня многое переосмыслить. В том числе Тех, за морем. Я уже не так хочу их возвращения, как прежде. И я имею на это право, Хелт.

— Ученик... Будь он проклят во веки веков, твой ученик! Он заставил тебя отказаться от всего настоящего, всего справедливого, он просто с ума тебя свёл!

— О нет, он скорее вернул мне разум...

— И это говоришь ты — ты, бывавший у Них, говоривший с Ними? — почти благоговейный шёпот. Встать, попросить замолчать — о, как тяжело вставать...

— Тише, нас могут услышать... Хелт, послушай...

— Не хочу я ничего слушать, — рывок к двери, тонкие губы дрожат, взгляд через плечо — почти звериное желание, такое людское, совсем не зеркальное... — Оставайся со своим Альеном. Отступник, учитель, любимый... Ты ещё пожалеешь об этом.

А потом — дымка, и через много лет — снова... Только уже по-другому.

Сидя за записями посреди ночи — не магия и не зеркало, нет, лишь мучая себя чернилами... В последнее время только это и нужно. Так пусто внутри в последнее время.

Снятая защита вокруг дома, тихие шаги... Такой знакомый звук; оглянуться — встать навстречу — нужно, так срочно нужно сказать, поделиться мыслями... Это совсем не странно, что он почувствовал, что пришёл сам, это не впервые...

Самообман или правда? Ошибка или нет? Вернуться к прежнему, рассказать ему? Ведь драконы всё ещё снятся...

— Альен, я...

Но в ответ — короткий, грубый удар под рёбра, потом в грудь и в горло — так умело и плавно, простым ножом... Точно лепесток шиповника нарисовали. Красным хлещет — будто не из себя. И холодно — так холодно, проклятье...

Доползти до зеркала — того самого, главного — дотронуться окровавленным пальцем.

— Альен, почему? Зачем? Я...

Но — в последний момент: нет; и дышать — легче.

Глаза — не его глаза, не та синева, тёмная до черноты, с воздушной сумасшедшинкой. Льдистая голубизна — заклятие смены облика, такое сложное, ей до конца никогда не давалось... Не хватало усидчивости и стойкости.

— Прощай, учитель.

И потом — ничего, никогда — желанный покой...

Когда стекло вновь застыло, Нитлота будто вышвырнуло откуда-то; лёгкие сдавило, было тяжело дышать. Он не сразу понял, что по щекам бегут слёзы; отвернулся, дрожа от стыда.

Она убила его, приняв облик Альена... Альена. И Фиенни до последнего думал, что...

Проклятье.

Долго стояла тишина: зеркальный народ трудно пронять, но когда такое случается... Слышно было, как осенний ветер воет за стенами Меи-Зеешни, как где-то в Долине хнычет сова.

— Мы обязаны сообщить это Альену, — выдавила наконец Индрис: видимо, первой пришла в себя. — Пусть ищет в Альсунге свой разрыв.

ГЛАВА XXII

Гха'а, город агхов — Старые горы — Ти'арг, замок Кинбралан

Альен проснулся со смутным и неприятным чувством, с тяжёлой головой и горечью во рту. Он долго лежал на широкой, но короткой койке, которой пожертвовал для него Бадвагур (с человеческим ростом на ней приходилось поджимать ноги), и смотрел в потолок, собирая воедино ночные впечатления. Предстояло столько всего осмыслить и решить — а он чувствовал себя так, словно подсмотрел за чем-то отвратительным. Одни навязчивые мысли цеплялись за другие, обрастали образами из странных снов. Над его головой, на земле, идёт война за Ти'арг, а он заперт под каменными залежами, как бедняга Нод в своей могиле.

И Фиенни... Хелт — королева Альсунга, настоящая или будущая. Что значит эта странная связь? Что за силы вступили с нею в союз и порочит ли это память Фиенни?

"Ты ищешь не там", — сказал Далавар. Но Далавар, наверное, один из всех агхов (разумеется, кроме Бадвагура, который почему-то упорно считает Альена другом и рвётся спасать при необходимости и без) желает ему выбраться живым.

В подобных случаях Альен привык мыслить по возможности холодно и логически, слегка отстраняясь. Следуя собственному опыту (а ещё учениям древних людских философов и нынешних Отражений), он пытался представить ситуацию как сторонний наблюдатель, которого ничего в ней не задевает, которому ничего не грозит. Как поступить было бы разумнее?..

Разумнее... Поморщившись, Альен закусил косточку на запястье, и боль немного успокоила его. Проклятое слово: и надоело вечно подчиняться ему, и на бунт против не хватает сил. Разумнее, конечно, поговорить с вождями кланов и признаться, что его поиски ни к чему не приведут, а потом попытаться задобрить их (как угодно — залогом, ручательством Далавара, Бадвагура и его родни) и упросить выпустить на поверхность. А затем отправиться на север, в Альсунг, чтобы найти и перекрыть разрыв — если он всё-таки там.

Но, во-первых, этот разумный план был похож на лодку с течью: всё хорошо лишь на первый взгляд. Альен сильно сомневался, что агхи поверят ему и дадут уйти безнаказанно — а добираться до Альсунга, так или иначе, придётся через их перевалы. К тому же он не представлял, что станет делать, если всё-таки не нащупает разрыв — а пока он не чувствовал его. В голове зудела крайне искусительная мысль обратиться к тем существам, что призвала из Хаоса его магия, — раз уж они величают его "господином"...