Ведьма Минари

— А сам-то чем лучше? — спросил орк, выходя из тени и сбрасывая на пол тушки двух убитых кроликов.

— Знакомьтесь, Ваше Величество, — спокойно сказал ректор, испуганно прижавшемуся к нему Императору. — Это Ухграк, сын шамана и вождь орков с пустоши Тыргу Тирит, севернее Змеиных ущелий. Это он спас Вас.

Глава XІІІ (Минари спасает Вирта. Встреча с друзьями)

Каких-то полчаса и мы въехали в небольшую деревушку. Бородач пронесся мимо нескольких дворов и повернул к стоящему поодаль срубу.

— Магдалена! — крикнул он, заваливая себе на плечо Вирта, — открывай.

Из избы показалась худая, изможденная женщина.

Она молча посторонилась, и хозяин, тяжело дыша, поднялся по небольшой лесенке и переступил порог. Я сползла с телеги и, схватившись за перила, попыталась подняться.

Хозяйка подхватила меня под руку.

— Кто вы? — спросила она мрачно.

— Путники, — одними губами произнесла я.

— Он тебе кто? — продолжила она допрос, мотнув головой в сторону скрывшихся за дверью бородача и Вирта.

— Муж.

— Напал на вас кто? — спросила она требовательно.

— Волки, — едва слышно прошептала я, отчего-то испугавшись признаться.

Женщина подозрительно закачала головой, но больше ничего не сказала.

В избе похромала к Вирту, который беспокойно ворочался на лавке у печи.

— Худо дело, жар у него. Травницу звать надо, — покачал бородач головой.

— В баню их надо, — твердо сказала женщина. — Баня она любую хворь выгонит. Пойду печку затоплю, а ты, воды пока натаскай.

Они оба вышли, а я прижалась щекой к груди Вирта и прислушалась к неровному дыханию. Возможно, мне показалось, но рядом со мной, он начинал спокойнее дышать, и уже не так сильно ворочался, и сердце его билось ровнее. Осторожно положила руку ему на бедро. Закрыла глаза и попробовала опять увидеть нити его магии. Мне удалось, но от этого не стало легче — все было плохо. Чернота увеличилась еще на целую ладонь и по-прежнему продолжала расширяться.

Магдалена вернулась и вынула из сундука два больших полотнища.

— Ступай со мной, поможешь.

— Не могу, — покачала я головой и объяснила, — ему становится хуже, без меня.

Она мрачно покачала головой и опять вышла.

Вскоре вернулся ее муж и взвалил Вирта на плечо. Мы вышли из дома и перешли в натопленную баню. Бородач сгрузил Вирта на широкую лавку и вышел.

— Раздень его, — приказала мне Магдалена и поставила на табурет рядом с нами свечу и котелок с горячей водой.

Я начала осторожно снимать с него одежду, но стоило свету упасть на черные струпья от зубов на его ноге, как лицо женщины исказилось от ужаса, она взвизгнула и, опрокинув табурет со свечой и кипятком, выскочила за двери.

— Загрызень! Загрызень в бане, — как безумная закричала она, и задернула снаружи двери на засов. Вслед за дверью захлопнула ставни, погружая баню в сумерки.

— Дрон, Дрон, он укушенный! — выла за дверью Магдалена. — Слышишь, дубина, чего ты застыл?! Хворост тащи, подпалить их надо.

От этих слов мурашки побежали по спине и я наконец очнулась. Как могла быстро прохромала к двери и заколотила в нее.

— Откройте! Что вы делаете? Отоприте, слышите?! Откройте дверь! Он же спас вас! Если бы не он, вашей деревни уже не было бы, он целую стаю загрызней уничтожил. А вы его сжечь хотите.

В дверную щель увидела, как Магдалена, мечется от поленницы до бани, таская хворост. Дрон растерянно застыл посреди двора. Наконец он тряхнул головой и позвал.

— Слышь, девка, выходи, тебя не тронем, только одна выходи, он все одно уже не жилец, — бородач подошел к двери и отдернул засов, отпихивая от себя обезумевшую от страха жену.

— Из-за них всё, — выла она. — Хлеб кончается, пшено кончается, куры дохнут, еще недель пару и по миру пойдём, так нет же, новая напасть — загрызни, — плакала она.

— Заткнись, дура, — крикнул Дрон, — девчонка она еще совсем, не видишь что ли? Пойдешь? — снова обратился он ко мне.

— Без него нет, — покачала я головой, и умоляюще посмотрела на Дрона, — он не укушенный, это просто царапины от зубов, они заживут, я обещаю.

— Дура! — крикнул на меня Дрон. — Какая разница царапина или укус, яд все равно попал, — и устало добавил, — выходи девка.

— Нет, — покачала я головой и отступила назад.

— Как знаешь, — он с грохотом захлопнул передо мной двери.

— До утра не трону, — донеслось до меня, но ежели утром голос не подашь, подпалю.

Дрон обнял рыдающую Магдалену и увел в избу.

Они ушли, а я обернулась к, лежащему без сознания, мужу. Дохромала до лавки и без сил повалилась рядом с ним.

Какое-то время лежала, тупо уставившись в темноту, а потом опять заставила себя встать. Я не могла, не имела права отдыхать, когда ему было так плохо. Нашарила рукой на полу котелок и свечной огарок. Подняла табуретку и с трудом дохромала до печи. Открыла заслонку и подгребла немного углей, чтобы зажгла свечку.

Потом подбросила дров и заново поставила греться воду. Решила, что если нам суждено умереть этой ночью, умрем, как люди, чистыми.

Когда вода закипела, осторожно смыла с него кровь и пот и промыла и перевязала ему раны, оторвав несколько лоскутов от одной из принесенных Магдаленой холстин. Потом еще нагрела воды и, как могла, прополоскала наши вещи, морщась от едкого мыла, попадающего на лопнувшие мозоли на руках. В конце вымылась сама и завернулась во вторую холстину. Осторожно сдвинула мужа к стене и улеглась рядом, накрываясь нас обоих одним плащом.

— Они все ошибаются, я не позволю тебе умереть. Нам умереть, — поправилась я и зашептала, горячо обнимая его. — Пожалуйста, Вирт, держись. Прошу тебя. Ты же такой сильный. Ты же вытащил меня из-за Грани. Что тебе стоит еще раз сделать это? Если ты заблудился и не знаешь куда идти, иди на мой голос. Я всю ночь буду говорить с тобой, только не уходи. Не оставляй меня одну. Я знаю, ты очень хороший, а я была такая дура и обижала тебя, говорила, что хочу, чтобы ты разорвал нашу связь. Ты же не поверил мне, ведь правда? Только не разрывай связь, прошу тебя. Если ты так далеко ушел, что не можешь уже вернуться, разреши мне уйти с тобой. Я не испугаюсь. Я пойду даже туда, только бы быть вместе с тобой. У меня никого нет ближе и роднее тебя. И никто мне не нужен кроме тебя. Не оставляй меня тут одну. Пожалуйста.

Свечка догорела и погасла, а я все говорила и говорила. Рассказывала о чём угодно, о своем детстве, о мастере Туре, о змее Куног, о том, как боялась его, как перестала бояться. Рассказывала даже о самом сокровенном, о том, что чувствовала в нашу единственную ночь, и как хочу испытать это снова.

Я наверное за всю жизнь столько не говорила, как в эту ночь.

Время перевалило за полночь, а я не замолкала, только прислушивалась к тому, как он дышит, и проверяла, не увеличилась ли чернота на ноге. Поначалу дыхание его было действительно очень тяжелым, и нога в месте укуса и на ладонь вокруг была просто ледяная. Но где-то после полуночи мне показалось, что дыхание его стало не такое хриплое, а нога немного потеплела. Встала с лавки и зажгла лучину. Чернота вокруг раны пусть на миллиметр, но уменьшилась.

Какое же это было счастье. Я сползла на пол и заревела, как белуга, уткнувшись головой ему в живот.

Такого холода Вирт не испытывал, даже когда тонул зимой в ледяном водопаде в Хрустальных горах. Обжигающий лед, заставляющий скручиваться все внутри и орать до рвоты, до боли в горле.

Ледяная вода была повсюду, забилась в ноздри, в рот, в уши, сковала руки и ноги и несла его куда-то с сумасшедшей скоростью, не позволяя хотя бы на секунду вынырнуть и перевести дух. Перед глазами мелькали странные картины, пугающие и одновременно притягивающие. Чаще других мелькало лицо какой-то девушки — единственное светлое пятно в этом кошмаре, но хватало и других картин, среди которых особенно страшной была перекошенная морда какого-то жуткого симбионта зверя и человека, высасывающего из него кровь, а вместе с ней и Магию. А еще прийти в себя не позволяла чудовищно-адская боль в ноге. Боль была такая, что если бы он мог, я бы отгрыз себе ногу к чёрту.

А потом ко льду добавилось пламя, и это был уже Ад.

Он висел над жерлом вулкана, медленно поджариваясь, и думал только об одном. Почему он не падает в него? А потом начал осознавать, что не падает только по одной причине — его держит какая-то светящаяся паутина, сплетенная из тонких, но удивительно крепких нитей. Что он буквально опутан ими. Он попробовал порвать одну, но стоило сделать это, как все другие начали печально звенеть и плакать. И этот плач рвал ему сердце хуже того Адового огня, что горел сейчас внизу.

Что-то важное было связано с этими нитями. Что-то настолько важное, что он согласился бы вечно висеть так, только бы они не плакали больше и это пламя их не каснулось. Когда огонь подобрался совсем близко, он испугался, что они обгорят, и снова попытался выпутаться из них, но они не давали ему сделать это, и как живые снова и снова льнули к нему.

— Дурашки, я же ради вас это делаю, — попытался объяснить Вирт, но вдруг почувствовал, как нити напряглись и очень медленно, но с диким упрямством потянули его за собой. Тянули неуверенно, какими-то рывками, но упорно оттаскивая его от жуткого места. Последний рывок и он с головокружительной скоростью полетел вниз и очнулся.

— Минари! — Вирт открыл глаза и посмотрел на лежащую рядом жену. Она лежала, уткнувшись ему в подмышку, беспокойно вздрагивая и сжимая шершавой ладошкой его руку. Он зажег небольшой магический ночничок, и поднес ее руку к свету. Нежная кожа на ладошке лопнула, обнажая кровавые мозоли. Перевернул вторую руку, и увидел ту же картину. Осторожно размотал на ней полотенце и осмотрел всю с ног до головы. Коленки и локти содраны, щиколотка на правой ноге распухла и посинела.

Он смотрел на нее и с ужасом осознавал, что ей пришлось пережить. Они лежали в чьей-то бане, а это значило, что ей удалось дотащить его до деревни. Но даже это не заслоняло главное — то, что не зная ничего, и не умея ничего, она все же сумела вернуть его к жизни и вывела из-за Грани.

Так же осторожно замотав ее в полотенце и притянув к себе, он лег рядом с ней. Всё подождёт до завтра, решил он, сжимая ее израненную ладошку. Им обоим сейчас требовался отдых, и не стоило ее будить даже ради лечения.

На следующее утро проснулась и испуганно вскочила, оборачиваясь к мужу.

Как я могла заснуть, — проклинала себя. Я испуганно дотронулась до него, ожидая всего чего угодно, кроме его сонного.

— Минари, ты уже проснулась?

Судорожно вздохнула и, рыдая, упала ему на грудь. Вирт резко распахнул глаза и не на шутку испугавшись, принялся успокаивать меня, прижимая к себе и гладя по вздрагивающим от рыданий плечам и спине.

— Тихо, моя девочка, тихо. Ну что ты? Все в порядке, я жив, ничего страшного не произошло.

Всхлипнув, я прижалась к его губам и начала лихорадочно целовать, сама не ожидая от себя такой бешеной страсти. Каким-то образом оказалась под ним и судорожно обхватила его ногами.

Вирт немного поморщился и я, опомнившись, отпрянула и откинула плащ, чтобы осмотреть его бердо.

Чернота ушла, но красный, совсем недавно затянувшийся шрам остался.

— Прости меня, — прижалась к нему губами, и Вирт потянул меня на себя, тоже целуя в ответ, везде, где только мог дотянуться.

Не знаю, куда бы мы так зашли, во всяком случае, его руки уже сжимали мою грудь, а губы скользили по животу, когда внезапные шаги во дворе и громкий стук в дверь нарушили нашу такую тесную радость от встречи.

— Слышь, девка, отзовись! Жива ты, или нет? Магдалена, факел давай.

— Жива, — крикнула я испуганно, вспомнив вчерашнее его: 'Не отзовешься, подпалю'.

— Живы! — крикнул Вирт и Дрон радостно отозвался.

— Господин магистр, счастье-то, какое! Сейчас, сейчас отворю, — он начал отпирать запор, а я растерянно посмотрела на себя и Вирта, лежащих, в чем мать родила.

— Погоди, не открывай, Дрон, — крикнул Вирт придавливая меня и закрывая от возможных посетителей, — мы сами выйдем.

Дрон на мгновение замолчал, а потом радостно хохотнул.

— Понял, понял, как не понять. Сами, так сами, а щеколдочку я открыл.

Мы вскочили, и Вирт потянулся к развешенной мной на шнурке одежде. Еще мокрая и местами не до конца отстиранная, она мгновенно просохла и стала, как новенькая.

-Заюшка моя, — он по очереди поцеловал мои ладошки, — и ты такими ручками стирала?

Слезы сами собой навернулись на глаза, и я тихонько всхлипнула и потянулась, чтобы обнять его.

— Откуда они? — спросил он, нежно проводя по мозолям и посылая в них целительные импульсы.

— От носилок, ты очень тяжелый, я не могла иначе тебя тянуть.

У Вирта сделались просто страшные глаза, и он с силой притянул меня к себе.

— Я всё уберу, шрамов не будет, — прошептал он, и действительно рукам как-то сразу стало легче.

Вирт сам натянул на меня рубашку и платье, и застегнул пуговицы, а потом неумело заплел косу и накинул плащ. У него плаща, к сожалению, не оказалось, он остался лежать, привязанный к носилкам, где-то на просеке.

Мы вышли из бани и Вирт спросил бородача.

— А чего это ты нас в развалюхе этой положил? Помнится в прошлый раз ты мне комнату получше ответ?

— Простите, господин магистр, это все Магда, дура бестолковая. Я ей сразу говорил, что оклемаетесь, а она загрызень, загрызень.

Дрон, выразительно посмотрел на жену.

— А что мне думать оставалось? Загрызни всю ночь выли, полночи в лесу гремело и полыхало, а тут вы. Я сразу поняла, что Вас загрызень цапнул. Вы уж меня простите, господин Вирт, но ежели б не она, — ткнула она в меня пальцем, — мы б Вас уже сожгли, и дожидаться не стали, оклемаетесь или нет.

Почувствовала, как его пальцы переплелись с моими, и он сжал мне руку. Шагнула к нему и поморщилась, наступив на больную ногу.

— Магда, веди в дом, — приказал Вирт и, подхватив меня на руки.

Мы вошли в сени, прошли общую комнату, и Магда толкнула дверь в небольшую спальню с чисто убранной кроватью в углу.

— Может еще чего надо? — спросила она, кивая на меня.

— Бинты принеси, или кусок холстины чистой, — попросил Вирт, осторожно опуская меня на кровать.

Магдалена вернулась через секунду с куском ткани.

— Где ты так сильно ушиблась? — спросил он, снимая с меня обувь. Вирт присел на кровать и переложил мои ноги себе на колени.

— Просто споткнулась и упала в лесу.

Он кивнул, стянул с меня чулки и положил на больное место руку.

— Минари, как ты справилась с Изериусом? — спросил он, когда боли уже не было, а припухлость почти прошла.

Я долго молчала, решая, что могу ему рассказать, а Вирт пока я собиралась с мыслями, оторвал от холста полоску ткани и наложил тугую повязку.

— Я очень испугалась, когда поняла, что Изериус сейчас убьет тебя. Вытащила нож из загрызня и ударила его. — Вирт слегка вздрогнул и в его взгляде промелькнуло какое-то мучительно-виноватое выражение. — Я не жалею, и не считаю, что в чём-то виновата. Он убил бы нас обоих, и кто знает, сколько еще людей, — я перелезла к нему на колени и обняла его.