А вообще, это я изящно в Академию поступаю, чуть в голос не заржал я на бегу, впрочем, ладно. Мне надо остров покинуть, причём так, чтоб погоню опередить, а в идеале чтобы её и не было. Малое судно, это разумно. Вот только надо и его кражу прикрыть, прикинул я.
Тем временем бег я прекратил, выйдя на набережную. Впереди располагался порт, да и Погибель, вот только туда мне не стоит, хотя бес знает… нет, не стоит, Леший даже в шутку мне такой вояж не устроит. Не те расклады, а значит на Погибель стремиться не нужно. То ли из-за данов, то ли ещё что, мне неизвестное, обыск судна, например, что вроде бы и не дадут, а на практике шут знает, морское право Полисов я толком не знал. Или тут работает дипломатическое? Ну, в общем, к бесу.
Соответственно, с набережной пристально вглядывался я во встречающиеся время от времени сходы к лодочным пристаням. Наконец, узрел явно “под одарённого” катер — ни труб, ни прочего подобного. Так, положим, “на чём” я нашёл. Вопрос далее “как”, задумался я, взирая через окно сторожки на, как ни удивительно, сторожа. Престарелый страж наливался алкоголем, что было и неплохо, так что собравшись и напрягшись в эфире, я еле заметно надавил на шею пьяницы. Последний пару раз по шее себя похлопал, недоумённо на чистые руки посмотрел, но за минуту благополучно уснул. Это я молодец, отметил я свои замечательные таланты, просачиваясь в сторожку. Вообще, была у меня надежда, что хранит одарённый управляющее кольцо у сторожа. Потому как если носит, придётся на дизельном катере двигать, а с ними я знаком слабо, так что могу и без горючего посреди Ла-Манша встрять.
Впрочем, мне повезло: распахнутый шкафчик явил не кольцо, а браслет среди ключей. Так, тут вообще замечательно, а вот дальше вопрос. Положим, катер из Тамесиса я выведу, да и до материка доведу. Тут реально компаса хватит, да и расстояния смешные. Но вот прикрывать ли кражу? Вроде и не особо надо, а вроде и не помешает. Но старик этот пьяный, с некоторым сомнением уставился я на сторожа, храпящего уже совсем невыносимо. Чтоб сносно кражу прикрыть, нужно пожар учинить, сгорит же, пьянь. Как-то не хочется, хоть и разумно…
К бесам, решил я, приподнимая эфирной хваткой сторожа, а рукой хватая бутылку. Закинул его в ближайшее принайтованное корыто, протёр бутыль, направив ему в компанию. Так, уйдёт в плаванье по пьяни, решил я, возвращаясь в сторожку. Нашёл небольшую канистрочку масла машинного и ветошь, подготовил канат “сторожевоза”. Тем временем на набережной несколько раз мелькали чьи-то башки. Впрочем, воплей “лови гадкого Ормонда!” они не издавали, да и не факт, что вообще на лодочный причал смотрели, хотя я и сторожился.
Закончив огнепроводную конструкцию, я на облюбованный мной катер взобрался, нацепил на лапу браслет, да и подал эфир. Лёгкая вибрация по палубе пошла, как и гул. Значит, турбины, значит, всё в порядке. Остальное мелочи. Аккуратно, эфиром, выбил замочек рубки катера, вздохнул, да и поджёг кусок ветоши.
За пару минут следов от неё не останется, а через пять сторожка будет пылать, как и пристань. Ну а лодки и катера поплывут по Тамесису, моё хищение прикрывая, довольно заключил я, подавая эфир в браслет и руля своим судном.
Выходило, прямо скажем, не ахти, но и того, что выходило — хватало. Карту я относительно неплохо помнил, правда, в этих реках фарватеры какие-то бесовские, думал я, выводя катер примерно на середину реки. Огни не зажигал, но вглядывался напряжённо. Впрочем, традиции ночного плаванья не наблюдалось, так что плыл я сносно, ориентируясь на правый берег.
Чуть не вляпался в какой-то залив, вовремя себя остановив: по времени выходило, что рановато, и всё таки доплыл до “поворота” берега.
И выходило, что как ни крути, а надо мне в Полисы данские. К франкам-то я попаду, вот только там меня обыщут, документы изымут. А у данов, особенно учитывая их некоторую “смешанность”, могу и проскочить. Но и Антверпен не вариант, как говорил Леший. Так что поплыву я, наверное, на юго-восток, примерно прикинул я. Да и поплыл, с компасом время от времени сверяясь.
А вообще, не служба, а бардак, начал в относительной безопасности раздражаться я. Ну вот за что мне все эти погони, перестрелки, да и вообще непотребье? Я в Академию хочу. Наукой заниматься. Да даже если бы бритты скушали или на алтаре поганом жертвопринесли бы — понял. Но вот какого лешего вот так, какая-то гадкая “романтика плаща и кинжала”?
Хотя, по здравому размышлению, понял я, какого. Добродума Аполлоновича который. Да и моё нытьё скорее “отходняк”, потому как в Лондиниум-то я плыл, да и перед этим чётко осознавая, что плыву, чтоб “хоть что-то” сделать. А сейчас и делаю.
Хотя бардака это не отменяет, но, в некоторой степени, оправдывает. Таким макаром, рассуждая о жизни и её несправедливости, часа через четыре, я чуть героически в берег не влетел. Темно было, хоть глаз лешему выколи, хорошо хоть, распахнув окно, я прибой услышал. А “почувствовал” вообще чудом: эфир над водой несколько иначе “тёк”. Это мне чертовски повезло, что в скалы какие не вляпался. Да и что в Полис какой не уткнулся, тоже, как ни парадоксально, хорошо.
Потому как мне в Полис-то надо, вот только не нахрапом, да и точно не на краденом катере, разумно заключил я, стараясь дрейфовать вблизи берега до рассвета.
12. Всяческие вещества
Рассвет, вопреки моим ожиданиям (вызванных общим гадством и гадостностью окружающей реальности, данной в ощущениях), наступил. Катер бултыхало в полусотне саженей (где-то сотне метров) от берега. Сам берег был песчан, безлюден, так что решил я провести ревизию результатов моего викинга.
Результаты не обогатили меня ни богатствами несметными, ни ордами девиц, законсервированных и готовых к употреблению. А вот с одеждой вышло относительно удачно: штаны с помочами и нагрудным карманом и куртка, всё из плотной парусины, заляпанной местами краской, местами машинным маслом. При всех прочих равных, отыгрывать надуманную роль в дорогущих брюках и шёлковой сорочке выходило несколько неправдоподобно. И так будут тонкие места, а тут уж и слепоглухонемой капитан дальнего плаванья на ощупь несоответствие ощутит.
А вообще, не будь я одарённым… Впрочем, я им был, так что переодевшись, отплывя от берега, потихоньку я вдоль него двинулся. Параллельно переоделся, перевесил перун и кортик, да и пакет с бумагами и документами схоронил в нагрудный карман, придавив деньгами и ценностями. Обыска, конечно, не выдержат, но охлопывание сквозь грубую ткань ничего не обнаружит.
В принципе, было у меня два варианта: совершить “гимнастическую пробежку” до Вильно. Всё бы ничего, но, во-первых, заблужусь к бесам. А во-вторых, до территории Гардарики (пусть и условной, но всё же) даже даны будут меня трясти с пристрастием, а избежать патрулей, не знаючи территорию, нереально.
В Гардарике мне и пропуска Управного хватит. Особенно ежели в сами Полисы не лезть, а просто “домой идти”. Тут милитанты и помочь могут, подбросить, коли по пути.
Но вот с условно-данскими Полисами западнее Антверпена сложности. И сам Антверпен, как я отмечал, уже не вполне данский. А западнее начинается эклектика запредельная. Вроде и даны, а, по-факту, дикая мешанина из данов, готов, франков, славян и даже бриттов. Причем не только и не столько по крови, сколько по культурным особенностям. Одно слово — “портовые Полисы”. Соответственно, осуществлял я вариант за нумером два.
И через минут сорок плаванья на горизонте обозначились строения. Причём, судя по стоящим чуть ли не в море судам, притом пребывающих явно на стоянке, был это Брюгге. Полис-порт, изрытый глубокими каналами, на берегах оных, по сути, и стоящий. Ну и ушлые мулаты данов и готов, сей Полис основавшие, не просто выкопали лютые, вполне под тяжёлые морские суда прокопанные каналы, но и выкопанное накидали в море, создав этакий, чуть ли не на версту уходящий от берега пирс.
Мне подобный Полис более чем подходил, как относительной “дружественностью”, относительно подобранной личины, так и очевидной перегруженностью пограничных милитантов. С имеющимся судовым трафиком и мореплавателями с половины ойкумены не до “доскональных проверок” им будет. В теории, по крайней мере, так.
Ну а “поймают”, делать нечего, буду в пакет цепляться и пищать о “секретных миссиях” и Аскульдре из Антверпена. Шут знает, прокатит или нет, но хоть какой-то план на случай провала, а то ведь и прибить могут, сволочи импортные.
Так что проверил и перепроверил себя, посетовал на гадкую погоду, отогнал катер, да и включил в нем балластные насосы, пробив переборки. И поплыл в холоднейшей воде. Вот реально, не был бы одарённым, помер бы от переохлаждения, плыть версту, а водичка градусов с дюжину. Но было как было, так что я не помер, а продрогший выбрался на пирс. Мне даже руку протянули, вытянув на него, так как несколько явных матросов и пара полицейских милитантов меня уже встречали.
— Кто таков? — сходу выдал милитант помладше на местном суржике, смеси данского и готского.
— И откуда такой красивый? — полюбопытствовал милитант постарше.
— Вольг Хедвигсон, — дрожа и не попадая зубом на зуб выдал я на чистом данском. — Согреться дайте, идльквели* такие, — продрожал я, на что младший вскинулся, но старший его одёрнул.
И повели меня в сторожку в полуверсте от пирса. Оглядывали, отметили кобуру с эфирострелом и кортик, в общем, вроде и агрессии не проявляли, но и приглядывали зорко. В самой сторожке был очаг, к которому я рванул, держа куртку на вытянутых руках, пока мои сопровождающие докладывали явному старшему, что и как. Обезоруживать меня не собирались, хотя шестёрка полицаев смотрели на меня как с интересом, так и настороженностью. Кстати, эклектика среди них в плане народных типов была под стать Полису. Явный франк, даны, готы и смески всяческие.
— Отогрелся? — наконец, спросил главный.
— Баню с девами бы, но хоть помирать не собираюсь, — ответствовал я.
— Кто таков, откуда, что стряслось? — жестоковыйно проигнорировал он мою невинную просьбу.
— Вольг Хедвигсон, китобойная шхуна Фенгсиль, бывшая, — поморщился я. — Помощник капитана, готовился к принятию дела семейного.
— Штормов седмицу не было, — нейтрально выдал полицай.
— А бритты, ублюдки тролля и трески, были! — “взорвался” я. — Шли в Антверпен, после промысла, — развернул ответ я. — Что за судьбокрут у вас творится — не ведаю, шесть судов милитантских видели. А на рассвете остановил нас корабль тяжелый, бриттский. Осмотр учинить, ублюдки, чтоб их йотуны драли!
— Да, бритты последние дни лютуют, — задумчиво выдал собеседник. — И что, вот прям с ходу потопили? — со скепсисом уставился он на меня.
— По трюму лазили. Потом их главный велел нас убивать. Я ждать не стал, в море сиганул. Хорошо, брус от фальшборта отломал, да как берег углядел, судорогой свело, упустил, чуть не потонул. Одаренный я, — пробормотал я.
— И бритты тебя так и отпустили? — вопросил тонконогий стрекулист, явно франкской наружности.
— Так не дева я, просто так прыгать, — рыкнул в ответ. — Да и борт не собой ломал. Главного их прихватил, не хотелось на ледяные поля, — признал я. — А там даром укрылся. Бритт толстый от борта нашего поплыл головой, да так на дно и ушёл, — оскалился я.
— А ты вообще, уверен, что судно не из-за тебя потопили, берсерк? — изволил пошутить главный полицай.
— “Throw pirates!”** — с жутким акцентом выдал я, злобно зыркнув на полицая. — Это их главный говорил, перед тем как я его прихватил.
— Не повезло вам, сочувствие прими, — ответствовал он. — Что делать мыслишь?
— Ежели до менялы доберусь, то фунты поганые с утопца на добрые деньги поменяю, — побренчал я нагрудным карманом. — Одежду и обувку справлю, в работной негоже, а без обувки совсем беда. Да в порт воздушный направлюсь, до дома. Как-то в море нет тяги пока, — передёрнулся я.
— Тут тебя и не осудишь, — задумался полицай. — В Полисе Брюгге, выходит, дел, задержек и встреч иметь не намереваешься? — цепко уставился он на меня.
— Окромя сказанного — нет. Тётке еще про супруга поведать придётся, — лицедейски нахмурился я.
— Ладно, проводит тебя Клод для безопасности, — ответствовал полицай, не уточняя, “чьей”, что было и так понятно.
— Благодарю, — поклонился я, выуживая из нагрудного кармана перстенёк на ощупь, явно женский. — В поясе бритта было, выпейте за упокой команды нашей, — пояснил я.
— Не должно, — надулся полицай.
— Ежели я бы сходу всучил, да к нарушениям склонял, — рассудительно начал я. — Тогда и не должно. А так — дар пристойный, на дело благое, — заключил я, на что полицай, подумав, кивнул.
— Добро, помянем. Клод, проводи господина Хедвигсона до Ганса-менялы, после до одёжной лавки и до порта воздушного, — бросил он стрекулисту. — И присмотри, чтоб всё как должно было, — дополнил он. — Рюг, дай обмотки гостю, хоть не босой дойдёт, — раздавал он указания. — К медику обратится не желаете?
— Вроде не потребно, — после показного размышления выдал я. — Дар оберёг.
— Да, “перун” схороните, — напоследок выдал он. — Эфирострелы или пистоли лишь гражданам в Брюгге дозволены для ношения, — уточнил полицай. — Опечатать надо бы. Но коли не задержитесь… — на что я кивнул. — Тогда и смысла нет, но с глаз уберите.
Отцепил я кобуру, в карман куртки убрав, обмотками ноги перемотал, да и направился вслед за тонконогим провожатым своим. Последний восторга от миссии своей не являл, но и саботажничать, вроде бы, не собирался. Довел за десять минут до лавки в порту, со стилизованной монетой на вывеске. Ганс-меняла был стар, тощ, бородат, горбонос. Но речью был гот как гот, да и молчалив — на вываленную кучку бриттского золота и серебра спросил только одно:
— На что менять будем?
— Кроны или гривны, без разницы, — кинул я.
В общем-то, разницы и вправду не было, что гривна славская, что крона данская, что драхма грецкая были в “одной нише”, различаясь более картинками. Впрочем, и Полисы разные картины свои печатали, так что можно было монетную дифференциацию Мира Полисов вести к трём основным, точнее двум и вражеской зонам: гривновая и ауресная. Ну и бритты со своими фунтами. А функция менял была не столько в замене монет (кроме фунтов — с ними реально были проблемы), сколько в обороте ассигнаций Полисов. Которые вне Полиса-печатника хождение имели, но подделывались и прочее, так что менялы, подкованные в особенностях и тонкостях, были востребованы.
