Глаз бури

  Смешно, что и Адам, и Билл мыслили схоже, но были невысокого мнения о сопернике и недолюбливали друг друга. Адам высказывался о поступке Билла: "Проще было убить судью, не тратя на него ценное снаряжение и патроны; но это же Билл, он не может обойтись без представления". Затронул он эту тему в обстоятельствах, о которых Илия не любила вспоминать лишний раз — ей пришлось тогда уступить ему и сохранить его секрет. Он вместе с Эриком и Сэмом выслеживал людей-расистов, опасных радикалов, угрожающих фавнам.

  Никто посторонний не знал об этом, разве что строили догадки, близкие к истине — как Билл. Или она сама. Илия не выслеживала своего командира, не пыталась поймать его на "месте преступления" — и рисковала, когда вывалила перед ним свою теорию без каких-либо доказательств и потребовала объяснений.

  Адам не стал отпираться или делать вид, что не понимает её. У него были заготовлены прекрасные аргументы на такой случай:

  "Если полиция не прилагает достаточно усилий при поимке преступников-расистов, ими займёмся мы. Никто из них не уйдёт от ответственности, — говорил он. — Страх — оружие, Илия, более эффективное оружие, чем слова. Если к нам не хотят прислушаться, пусть боятся нас и знают, что у всего есть своя цена. Пусть каждый чиновник, которому протягивают взятку и увещевают решить вопрос в пользу людей, прежде крепко задумается о том, к каким последствиям могут привести его решения. Пусть каждый отбитый фанатик сперва представит перед собой фигуру неумолимого мстителя, прежде чем отважится похитить беззащитного фавна-старика или фавна-ребёнка для своих гнусных дел. Пусть каждый человек, возомнивший о том, что он выше, лучше, исключительнее, и это даёт ему право распоряжаться фавном как вещью или послушным рабом, пожалеет о своей гордыне. Пусть боятся нас и сидят тихо по своим норам, пока мы не придём за каждым из них".

  Они втроём с Эриком и Сэмом возомнили себя вигилантами — карателями, стоящими за чертой закона, но требующими от других этот закон соблюдать. Они объединяли роль судьи, присяжных и исполнителей в одном флаконе, так как их не устраивали действия властей.

  Правительство Мистраля, естественно, их действия тоже не устраивали. За ними охотились чуть ли не с большим рвением, чем за "настоящими преступниками". Их спасало только везение — как будто они позаимствовали у Теви часть её сил.

  Им также повезло, что из всей ячейки только у Илии хватило наблюдательности, чтобы сделать правильные выводы, и опрометчивости, чтобы озвучить их им в лицо и нарваться на поучительную лекцию. Если бы та же Блейк узнала, что творили эти трое с молчаливого согласия верховного лидера, то отреагировала бы крайне негативно. И лучше бы ей никогда не подобрать пароль к учётной записи Адама — или где он там хранит все данные по своим тайным расследованиям...

  Почему она не поделилась ни с кем своим открытием и постаралась забыть о нём? Потому что ей стоило перестраховаться и рассказать о нём кому-нибудь раньше, чем идти к Адаму за объяснениями. Илия не могла в одиночку противостоять трём упрямцам вне своей весовой категории. Неизвестно, каким способом они решили бы проблему с ней, вздумай она вставлять палки им в колёса. Она трусливо отступила, самоустранилась, поддалась на успокаивающие речи своего командира.

  А теперь всё повторяется: Билл так же, как и Адам, считает её наивной дурочкой, которой нужно объяснять очевидное, утешать её и избавлять от ненужных сомнений, как будто лишить жизни другое живое существо, мыслящее и чувствующее подобно тебе самому — плёвое и ничего не стоящее дело! Они сами не понимали, что занимаются чем-то не тем. Расисты никуда не исчезнут, если убивать их и надеяться, что это устрашит оставшихся. Наоборот, каждая смерть лишь подбрасывает дрова в костёр взаимной ненависти.

  Останавливать зло и предотвращать новые преступления — благое дело, конечно, но методы Адам с Биллом выбирали радикальные и сомнительные. У всего есть своя цена, рано или поздно каждый платит по счетам? Это утверждение касалось и их тоже.

  — Вы понимаете мелочность ваших карательных операций? — спросила она у Билла. — Понимаете, что не можете остаться справедливыми и благородными, пачкаясь в чужой крови? Ох, только не надо повторять Адама и говорить, что это допустимая жертва. Потом вы дойдёте до мысли, что какой-нибудь несчастный человек, оказавшийся не в том месте и не в то время — тоже допустимая жертва, если жизнь фавнов в приоритете.

  — Тебя мучает вопрос: "стану ли я чудовищем, если буду убивать чудовищ"? Эти сомнения — слабость, которую мы не можем позволить себе в условиях борьбы, Илия. Понятия добра и зла, оценка поступков как плохих и хороших, регулируются обществом. Их меняют, если требуется подстроиться под новые условия и обеспечить выживание. Всего лишь полвека назад жизнь фавна была не ценнее жизни домашнего животного, и люди не особенно мучились угрызениями совести по этому поводу. Она проснулась у них, когда во время Войны за Права мы показали им зубы, собрались вместе и стали отвечать на побои. Никто никогда не мучается угрызениями совести из-за уничтожения гриммов, они приняты за абсолютное зло — хотя мы почти ничего не знаем об их природе. Подделки имени Теви вчера продемонстрировали нам новую глубину этого невежества. Но если бы мы не разобрались с ними, они с песнями и плясками в честь морских богов пустили бы наш траулер ко дну — вот что должно волновать тебя в первую очередь. Тебе всё ещё жмут моральные нормы? Раздвинь их и подумай о том, что прежде всего поможет выжить тебе и твоему народу. А не абстрактному "несчастному человеку", который в обратной ситуации и не подумал бы помочь страдающему фавну.

  — Не нужно поучать меня, Билл! Я пытаюсь донести до тебя, что постоянное "раздвигание моральных границ" может очень плохо закончиться. Обесцениванием всего... Я бы сказала, что сначала — идей, за которые мы боремся, но они ведь тоже всё время меняются. Вчера мы боролись за равные права, сегодня — за свержение неугодной власти в королевствах, завтра... Кто знает, может, и за тотальное истребление всех, кто с нами не согласен и "представляет угрозу для революции".

  — Ты преувеличиваешь масштабы трагедии...

  — А ты преуменьшаешь! — перебила Илия, пока он не продолжил свою лекцию, но не особо преуспела.

  — И это помогает мне не заработать невроз. Посмотри, как ты себя накрутила, и меня тоже пытаешься. Что, по-твоему, надо было вчера делать? Оставить этих тварей в живых и понаблюдать, как долго гриммовая составляющая будет калечить и жрать человеческую? Какой этичный выбор, да! Или что делать со всеми этими агрессивными расистами и маньяками, пользующимися тем, что фавны находятся в худшем положении, чем люди? Выдать каждому по шоколадной медали и личному необитаемому острову, где так называемое "правосудие" их никогда в жизни не найдёт?

  — Ну зачем ты в крайности впадаешь!

  — Я впадаю? Кто тут про "тотальное истребление" заикался, тоже я, что ли?

  — Тю-у-у, прям дискуссия века, — раздался позади них третий голос. Это оказалась Теви, незаметно устроившаяся на укрытой брезентом спасательной шлюпке. — Подводим итоги: во всём нужно искать золотую середину.

  Выдав эту мудрую мысль, она смачно хрумкнула свежей морковкой, стащенной из камбуза.

  — Тебя вообще никто не спрашивал, причина моей ранней седины! — махнул на неё рукой Билл. — Не лезь в чужой разговор.

  — Милые мои дети. Крича на весь корабль, вы автоматически втягиваете в спор окружающих. Остановитесь и посмотрите на себя: исчерпавшие скудный запас аргументов и бессильные переубедить друг друга, вы уже готовы решить, что вас рассудит только хорошая драка. Хотите знать свою настоящую слабость? Вот такие вот разногласия, приводящие к вражде. Вы сильны только тогда, когда противоречивые мнения не раздирают вас на куски. А Белый Клык сейчас, к сожалению, балансирует на грани очередного раскола.

  — И по чьей вине, интересно... — Билл, скрестив руки на груди, одарил Теви презрительным взглядом.

  — Серьёзно, опять она виновата? — не сумела промолчать Илия. — Легко назначить кого-то одного жертвой и источником проблем!

  — Она подталкивает ход событий в нужную ей сторону. Если бы мы не встретились с ней, повода для споров не возникло бы вообще, и ты не защищала бы её так рьяно. Нет, Теви, не смей! — снова обернулся он к старшей девушке, как раз умявшей всю морковку и подтянувшейся для возражения. — Мне неинтересно слушать альтернативы, которые ты и без проявления сочиняешь на раз-два.

  Теви пожала плечами и спрыгнула с лодки, собираясь уходить.

  — Я думаю, вы оба понимаете, что ваши взаимоотношения и выбранные стороны в споре не зависят от меня. Почему-то, Билли, ты убедил себя, что мы с тобой ведём битву за лояльность Илии. Это не так, и я не хочу навязывать своё мнение никому из вас. Только предупредить: философские дискуссии не ведутся на эмоциях. Вы прекрасно ладили до тех пор, пока слушали своего оппонента, не торопились с выводами и рассматривали ситуацию с разных точек зрения, не концентрируясь фанатично на какой-то одной. Мыслите шире!

  Они молча проводили её взглядами.

  — Вынужден признать: в чём-то она права. Мы увлеклись и соскочили с первоначальной темы. Я хотел поддержать тебя и успокоить, а не отталкивать и злить.

  — О, да, я заметила, как ты старался! С меня хватит. Больше никаких споров, проповедей и увещеваний, теперь я просто сразу буду давать вам кулаком по роже. Может, хоть это вправит вам мозги, имморалисты14 доморощенные.

  — Стало быть, ты всё равно выбираешь агрессию? Несмотря на все предупреждения Теви о поспешных решениях?

  — Она подала мне замечательную идею о золотой середине и сотрудничестве. Теперь следи за всем, что говоришь и делаешь, Билл. Я заменю собой совесть, которую ты вышвырнул вон, и буду останавливать тебя, если мне покажется, что ты потерял берега, — с этими словами она отсалютовала ему и ушла вслед за Теви, оставив его недоумевать в одиночестве.

* * *

  Столетний юбилей бабушки капитана Санберри оказался очень важным событием в жизни общины фавнов в Менаджери. Главная площадь Куо Куаны была украшена гирляндами из разноцветных воздушных шариков и бумажных цветов, а в одном из углов площади рабочие возводили сцену из металлического каркаса.

  Проводив сюда своих пассажиров, капитан Санберри чисто символически пригласил их на вечернее торжество. Теви неожиданно приняла это приглашение (опять за всех троих) и протянула ему небольшой бумажный пакет.

  — В благодарность за то, что вы терпели нас под боком больше недели, — пояснила она.

  Капитан посмотрел внутрь, сильно удивился и попытался вернуть ей пакет обратно.

  — Что же вы делаете, милочка! Я не могу их принять. Вы были полноправными членами экипажа, как мы и договаривались, и ничего мне не должны.

  — Позвольте мне побыть "щедрым меценатом". Вам очень пригодится эта сумма при ремонте кранов.

  На это капитану нечего было возразить, и он принял подарок Теви с благодарностью.

  — Меньшее, что я могу для них сделать — оплатить ремонт, — пояснила Теви уже своим спутникам, когда они простились с капитаном и побрели вдоль нарядной площади. — Даже в неактивном состоянии реликвия привлекает гриммов. Иначе "Сантьяго" не пострадал бы от нападения кракена, раздразнённого аномалией. Подделки, очевидно, тоже чувствуют что-то необычное, но не могут расшифровать чуждые им ощущения.

  — И что ты там говорила про "излишнее внимание", если нет разницы... — проворчал Билл себе под нос, но его услышали.

  — Реликвия "фонит" всегда. Но в неактивном состоянии эти всплески гораздо слабее и теряются в эмоциональном фоне окружающих живых существ. Если бы подделки поняли, что наткнулись на корабль с реликвией на борту, мы до пункта назначения вообще не доплыли бы, уж поверьте. А так это нападение было не более чем проверкой, которую мы прошли, ликвидировав всех "таможенников" раньше, чем они нашли интересующий их аномальный груз.

  — Таможенники? Ну и сравнения у тебя...

  Значит, по мнению Теви, меч-реликвия в сочетании с её проявлением не были таким уж универсальным и абсолютным оружием. Либо она принижала свои способности, либо у Безымянных были приготовлены ещё какие-то козыри, и команде траулера повезло, что их решили не применять.

  Недосказанность пугала и отдавала душным ароматом паранойи.

  — Зачем нам идти на праздник? — спросила Илия, остановившись. — Там что-то произойдёт?

  — Всегда что-то происходит. Я хочу посмотреть, кто из братьев Элбейнов появится засвидетельствовать своё почтение старейшему ветерану на острове — это многое для меня прояснит. Если хотите, присоединяйтесь ко мне, но я ни на чём не настаиваю. Билли, советую тебе повременить с проникновением в крепость Элбейнов. Чем позже они узнают о нашем приезде, тем лучше. Сегодня неудачный день для шпионажа.

  — И почему же? — Билл отошёл чуть в сторону от девушек и развернулся лицом к ним. Выглядел он таким кислым, словно сожрал десять лимонов подряд вместе с кожурой и косточками.

  — Они готовы к появлению разведчиков и визитёров. А мы пока не готовы к их контрмерам, мне нужно больше информации.

  — Какое удивительное совпадение, — саркастично заметил Билл, — мне тоже нужна информация. И прежде всего от тебя, Большая Тэ, наш самопровозглашённый лидер! Сегодня, так уж и быть, я подожду. Но завтра тебе лучше подготовиться к продолжению нашей давней беседы.

  — Замётано, — легко согласилась Теви, ничуть не смущённая пробудившимися в нём злостью и настойчивостью. — Кстати, в гостинице вам нельзя селиться. Один из администраторов состоит в ячейке Элбейнов и сообщает им обо всех новоприбывших.

  — Я с радостью побомжевал бы на пляже, но время года не располагает к ночёвкам на открытом воздухе.

  Илия его поддержала — с неохотой, так как всё ещё сердилась на него. Зимы в Менаджери были теплее, чем на материке, и сейчас по ночам температура держалась около нуля градусов, а днём повышалась до четырёх-пяти. Но у них не было с собой палаток и необходимого снаряжения, чтобы устроить себе где-нибудь стоянку.