Я почти видел, как восстанавливается разумное Действо по имени Тисэ. Домысливал картинку на основании того, что подглядывал своими методами, но всё же.

Паутина и Узор динамически меняющихся Связей с внешним именем Куро Патан находилась в ничуть не лучшем состоянии. Впрочем, и хуже оно не было. Кроме факта истощения, нельзя сравнивать силу звука мелодии и интенсивность света ламповой гирлянды.

Полнейшая Путаница Понятий.

Не. Смеш. Но.

Что касается Илиясвиль фон Айнцберн, то она сейчас представляла собой довольно любопытный, с точки зрения теории тауматургии, ритуалистики и чародейства, объект, субъект и просто создание.

Да, меня немного несёт. Я устал, двадцать восемь часов личного времени и семь с половиной внешнего корректируя работу трёхмерной ритуальной фигуры и её воздействия на реальность в виде динамики Процесса и изменении Узора, как нейрохирург после операции на сердце.

Довольно корректное сравнение, хотя все аналогии и имеют облигатную Связь с доменом Лжи.

Итак, тело альбиноски, гомункула и прочее, присутствовало, условно говоря, на Той и Этой сторонах реальности. На одной из Этих, разумеется, их значительно больше одной. В любом случае, если в Здесь Илиясвиль фон Айнцберн была представлена спящей девочкой младшего школьного возраста, то в Там речь шла о дрожащей и циклически перетекающей из одного положения в другое, фигуре из соединённой вместе плоти тридцати шести человек. Позиций, к слову, было семьдесят две, если кому-то интересно. Запитано всё это богатство было в том числе и от давешнего мага. Просто удивительно, что можно сделать с непогашенной Связью с фактом призыва покойной Кастер, при наличии умений, навыков и мотивации.

Я чувствую лёгкую тошноту от воспоминаний о проделанной работе. Дело не брезгливости. Фантомная усталость вызывает рефлекторное отторжение.

Дрожащая, как будто проблемы с нервной проводимостью и мозжечком одновременно, рука Тисэ залезла в нагрудный карман моей куртки.

Я собираю лодочкой ладони, чтобы они меньше дрожали, когда напарница, дрожащими и негнущимися пальцами, вылущивает леденцы. Мятные.

Три ей, два мне. Меньше не получилось.

— Что будем делать? — спрашивает Тисэ, хрустя попадающими на зубы конфетами. Дело не в умысле, просто челюсти тоже дрожат.

Кажется, будто я думаю над ответом минут восемь.

— Отдохнём. Аккуратно осмотримся. Уйдём.

Тисэ делает глубокий, сначала рваный, но постепенно приобретающий на глазах плавность, вдох. Заваливается, обнимая меня.

Фантомный холод и головокружение. Реакция на предельные нервное напряжение и энергетические траты.

Ритуал внутри остаточного Действа, закукленного внутри барьерного Процесса, замыкает нас в глубокую, скрытую от остального мира, Тайну.

— Рассказывай, Куро. Что ты творишь и зачем?

Вздохнув, отчасти напоказ, я смирился. В конце-то концов, осведомлённый соратник — это или враг, или подпорка в задуманном деле. Да и кому ещё доверять?

Но прежде, чем начать рассказ, я развернул Узор, усиливающий Сокрытие, Тайну и Неразглашение.

Развелось пророков, будто всех козлят только и варят, что в молоке собственной матери.

Когда мы отоспались, отъелись, удостоверились, что Илиясвиль фон Айнцберн по-прежнему спит, то начали неторопливую разведку. Для этой цели, Тисэ слегка поменял настройки того, что с определённой точки зрения было сплошным вихрем токов пространства и Смыслов, скрывающее нас, аномалию, и творящиеся в ней дела.

И я вышел на контакт со своими сетями, в изобилии наличествующими в Фуюки. Подключился — в кои-то веки через прокси, благо тут их в колбах было достаточно — к системе ритуалов (Тисэ пренебрежительно и одновременно заинтересованно не то фыркнула, не то повела носом) обеспечения Войны (хм) Святого (WTF?) Грааля ( его ли?).

Словом, случилась вторая редакция того, как десять лет назад, я отсиживался под скрывающими Узорами на складе неподалёку от порта этого города, предпочитая не лезть на рожон.

Тут-то Илиясвиль фон Айнцберн и скрючило повторно.

Выглядело это предельно занимательно. Сокращение разгибателей рук и ног, закатившиеся глаза, белки, залитые люминесцентным белым гноем, стекающим по лицу. Волосы, одновременно летящие мокрыми прядями и трепещущие на несуществующем ветру... тут же вызванному через инвертированную насильно Связь ассоциативно-смыслового рода.

В условном пространстве продолжающегося Ритуала Разделения Груза, бодро, размываясь для незащищённого и невооружённого глаза, шевелились кишки, конечности и окутавшиеся сосудистыми стенками, потоки крови. Вся эта биомашинерия меняла положения с чудовищной скоростью, обуздывая потоки энергии, угрожающие обрушить конструкцию к Подземным Духам Кошачьим. И в этой хлюпающей мешанине циклической работе на подпороговой скорости, вокруг условного круга, вставали из небытия туманные силуэты, числом в шесть дюжин, отсылающие напрямую к демонам Гоэтии, точнее, к мифологически образам, ставшим фундаментами для оных.

Если проводить аналогию — Илиясвиль фон Айнцберн восстановила сетевые подключения, и в неё тут же попытались впихнуть Убийцу и Всадника, или, если угодно, Ассасина и Райдер. Невзирая на перегрев проводов, оптоволокна, жёстких дисков и процессоров.

По крайней мере, подскочившая Тисэ, расположившая голову Илиясвиль фон Айнцберн на коленях, между ладоней и прижавшись к ней лбом, обеспечивала принудительное охлаждение до физиологических температур. В числе прочего, общий пакет оказываемой помощи навскидку включал более двух десятков наименований. Одна стабилизация концептуальной структуры, разума, тела и Цепей отдельно и в комплексе, чего стоила.

Я одновременно ассистировал, готовясь при необходимости бросить всё и отправиться помогать, и наблюдал за происходящим, а также за городом.

Чаша, находящаяся на Той Стороне Илиясвиль фон Айнцберн (одновременно Этой для пространства длящегося ритуала) была наполнена до краёв, в условной зеркале своём рисуя... всякое.

Словом, это было классическое воплощение легенды о зеркале-в-которое-нельзя-смотреть, её оскольчатые отображения даже до развлекательной литературы вроде Гарри Поттера давно добрались. Краешек основанных на реальных событиях историй об исполнителях желаний прилагался.

В отблесках сущностей зеркал на кромках роговиц ворон.

В играх света на границе раздела оконных стёкол и ветров.

В тихом блеске крошечных кристаллов стен домов и городских дорог.

В мягком звоне капель влаги на листве, отражающих солнце.

Мастер поверженных Слуг, с вырванным из тела, вытащенным наружу, с целыми сосудами, сердцем, лежала на алтаре, свесив выпрямленные руки и согнутые в коленях ноги, скованные затвердевшей жижей, коей истекала их хозяйка.

Изо всех отверстий, включая физиологические, уж простите мой нефранцузский.

Медленно, напоказ, заставляя мою сущность части Истории, трепетать, вместе с багрово-чернеющей Луной, в небе загоралось новое солнце. И одновременно, открывался срез трубы, на четверть заполненной...

Легенда писалась прямо в нашем Здесь и Сейчас, чтобы быть закреплённой Вовек и Везде.

В небе, медленно затягивающимся протаивающими сквозь чистый ранее небосвод тучами, прогрохотал первый гром.

И в нём ли, или в словах сбросившего маски существа с золотыми доспехами и волосами, алыми метками и глазами, и мраморно-нефритовой из-за Связи с Благородством, кожей, звучало ожидающее:

— Сваран.

Глава о близости к финалу, битве и чём-то важном

Дежавю в отношении происходящего было ожидаемым ощущением.

Снова лес, горный склон. Снова прыгать по мимолётно-проявившейся Связи двух частиц. Состав участников в чём-то сходный.

Наверное, именно поэтому мы пошли пешком, не торопясь, вслушиваясь в ревербирующе-грохочущий с теряющего ясность неба, гром. Мы — это я и Тисэ. Илия ехала на закорках у меня, благо весила меньше, чем крепко набитый рюкзак из тех, что пафосно называют "тактическими" (ах, как "опопсело" это слово!).

Погода, в целом, шептала что-то угрожающее, нагнетая драмы.

Воздух нагнетался духотой, сушащей горло и губы.

Может показаться странным, что мы потащили Илиясвиль фон Айнцберн с собой, однако без нас, в рефлекторном режиме контролирующих происходящие в ограниченном пространстве действия и тянущих за нити, стабилизируя реальность, это было бы довольно идиотским способом убийства. Более того, тратой дражайшего результата наших усилий, по уму требующему, к тому же, изучения, для понимания, как и что мы сотворили. Для последующего низведения "почти Чуда" до добротной ремесленной поделки, если не мелкосерийного производства, как водиться.

Впрочем, петля нашего пути длилась всего пятнадцать минут — до дома, заселённого, строго говоря, нежитью. Парой стариков на внешнем управлении. Корсаковский синдром, болезнь Альцгеймера — штуки мерзкие, но полезные. Не приходиться рисковать надломом рассудка из-за сделок с собственными моральными нормами. Внезапная ремиссия и скорая свадьба двух людей на государственном попечении, в духе демографических тенденций развитой страны оставшихся без родственников — разве это не чудесно? Право слово, обыватель — это существо, которое можно заменить андроидом с пакетом инструкций объемом меньше пяти гигабайт. Шанс провала, и так невеликий, с успехом прикрывался справками.

Лоли-волшебница (честное слово, кто-кто, а Илиясвиль фон Айнцберн вполне удовлетворяет критериям отбора для съёмок в фильме по мотивам какой-нибудь хентай-додзинси) была оставлена спящей в центре очередной фигуры из пересекающихся линий, одновременно запускающей циклический Процесс и цепляющий необходимые Связи.

Воистину, если тауматурги дёргают Мир за ниточки, то ритуалисты выстраивают цепочки из рушащихся костяшек домино.

Словом, мы шли, шли, и в итоге пришли. Даже успели по дороге зайти в кафе, попить немного чая ( Тисэ — кофе) с пирожными. Быстрые углеводы.

Кафе — можно найти в этом факте некую иронию — было то самое, в котором почти десять лет назад, мы впервые говорили с Кирицугу Эмия, одним из выживших после купания в ментальных фекалиях всея Человечества. Теперь один из них отправлен на консультацию с руководством, другой в бегах, а третий ждёт.

Четвёртая точка пересечения лей-линий, точнее, образованного их взаиморасположения, повышенной концентрации природной энергии планеты. Гора, впитавшая эту энергию, будто аккумулятор. Храм на горе, опять же. Намоленное, не побоюсь этого слова, место.

Пора.

Что странно, именно сейчас, когда я поднимаюсь по ступеням каменной лестницы, уходящей к вершине сопки и синтоистскому храму без малейших следов божественного влияния, на меня снисходит что-то вроде умиротворения.

Серые тучи и приглушённый, нарастающий и приближающийся, грохот тому виной? Или просто внутренние игры разума, что чует близкое... пожалуй, термин "Событие" тут был бы наиболее подходящим необходимой комбинации значений.

Я вспоминаю серый город серого камня, где серые люди жили под серым небом. Я помню его в нескончаемой мороси, длящейся месяцами и сером свете солнце, рассеянного облаками до светящегося пятна. Город, в котором жил не я — но то, чем был когда-то. Город, в котором родился "Оссиан", которым я щедро осыпал поле этого сражения, точно сеющий чеснок полководец.

Я вспоминаю жизнь, пронесённую сквозь это десятилетие. Побег из больницы, прятки в Фуюки. Спокойная наработка опыта и характеристик тела, медленная, кропотливая. Тисэ, оставленная в одиночестве, спящая в старом доме Наная. Коварный учитель оставил девочку спать под многослойным защитным контуром и ушёл воевать. Обряд у могилы предков тела. Девочка, спящая через две стены от мастерской, ходящая в школу одна, заученно отвечая, что брат её болеет, смотрящая, как сгорают без следа стра(н/ш)ные сущности, привлечённые её силой. Дух мщения, по тонким эфемерным Связям, нашедший и наведённый на цель, спущенный на неё в обход ограничивающих его кровожадную свободу барьеров. Дух Зла, на миг отпущенный на свет, взглянуть на мир в узкий глазок, открытый на мгновение времени. Эксперименты, использованные жизни, животных и людей. Робкая улыбка самого близкого человека. Первый поцелуй.

Что это? Своеобразная Голгофа? Имитация раскаяния? Отмщение и отмывание "грехов"?

Какая глупость, право слова, эта отчаянная исповедь идущего на смертный бой. Вон она, моя верная соратница, идёт следом, соблюдая дистанцию, как было оговорено.

Жизни — брошены на кон.

Души — сожжены в прах.

Молитва — для всех и на каждого.

Умершим от голода, погибшим в боях.

Сгоревшим от мора, сломавшимся в хлам.

Лишь бы не зря, лишь бы не зря.

Вот так. Бодрее настрой, без ложных надежд, пустой мягкости или злости. Прочь пустые сомнения, размышления и искушения. Например, нет смысла смотреть, как именно моя преграда, мой противник, поверг Сакуру Мато, её Слугу, или того, кто их подчинил.

Больше нет времени.

Больше нет ресурсов.

Больше нет желаний.

И встав на последнюю ступень этой лестницы, я салютую проявившимся с Той Стороны простым мечом серой стали и синей изоленты. Солнцу, миру, призрачным теням Сил, что наблюдают.

— Ave antiqua. Heros adit destinatum.

Связи замыкаются в Цепи. Оковы сплетают Барьер. Условия становятся Законом.

Поле Подлинной Правды Принимающей Победителя/Правежа Признанной Победы ограничивают пространство (Место) и даже, отчасти, время.

Событие — ткёт Историю.

Высшая магия — Закон Мироздания.

Право Победителя — Высший Закон.

Простые истины сплетаются вместе, Связи, Судьбы, Действия — всё сведено к этому.

И я делаю свой шаг, занимая место на сцене, бросая последний взгляд на противника, ещё остающегося "будущим".

Гильгамеш, тень Легенды о великом Владыке древнего Урука, встречает при всём параде. Золотые доспехи. Серьги в ушах, даже на вид тяжёлые, как не оттягивают неясно. Вот уж поистине, нечеловеческое, полубожественное тело. Со снижающимся содержанием этого "полу".

Связи дрожат и играют. Тени танцуют игривую Песнь. Руны нарисованы ветром.

Портал в небе отсвечивает синим и проливается вниз знакомой субстанцией. И правда, будто разрезали канализационную трубу в Горнем Мире.

— Шавка. Чернь — произносит Арчер слова, но не подкрепляет их ни Волей, ни смыслом. Лишь переливами воздуха и пространства порталов над плечами.

Два орудия вылетают со скоростью пули, насилуя физику газовых сред. Одно промахивается и улетает вдаль. Другое я отбиваю мечом в сторону. Вспышка Скверны не влияет на артефакт в виде копья.

Ещё серия снарядов. Четыре. Шесть. Не надо напрягаться. В сущности, все защиты — это уклонение или барьер, образованный парированием, щитом, бронёй или собственными рёбрами.

Не битва, так, разминка. Великий Король изволит кидать камешки из сокровищницы своей. И только.