Призрачный бал

— Ну... — Толстяк оживился. — Если все равно больше делать нечего, так почему бы и не прочитать... Вдруг и вправду ваш метод с костями и прочей лабудой поможет....

Макс выхватил письмо, как клинок, осторожно достал ветхие листки, уселся рядом с нотариусом и принялся читать.

"Граф обезумел. Одно дело убить предателя и неверную невесту, и совсем другое — положить столько народу. Я смотрел на своего хозяина, а видел дикого зверя, с оскалом, что у волка.

В тот же вечер, после убийства неверной, он вернулся к гостям, а до этого вызвал меня и попросил подмешать в бочонок вина какой-то порошок. Да с ухмылкой сказал:

— Не бойся, Санька, это веселье для всех будет! Что-то заскучали гости без хозяюшки бала...

Решив, что будет худо спорить с безумцем, я выполнил его просьбу, а после наполнил бокалы. Я не ведал тогда, что это отрава. Посчитал, что, может быть, опий или морфий, какой граф принимал еще с тех пор, как ведьма продажная лицо кочергой ему сожгла.

Граф вышел к гостям со своим бокалом и после тоста "за мою любимую" лихо опрокинул вино. Гости последовали его примеру и через пару минут уже корчились на полу, а граф что-то вопил о предателях и лизоблюдах.

Чтобы не видеть этого, я выбежал во двор и кричал, кричал, как безумный!

Никогда не брал на душу столько грехов! Да еще ведьма стояла перед глазами, повторяя и повторяя свои последние слова! Не хотел я убивать ее полюбовника! Жалко стало! Даже после памятки, оставшейся из-за него на спине в виде рубцов от плети, когда первый раз попытался открыть графу глаза на их шашни.

Да и как не открыть! Я ведь в поместье вырос, а граф меня будто не замечал! Не то что этого Захара приблудного! Пришел с улицы и сразу в любимчики попал. Еще ведьму свою приволок!

Она, небось, старую графиню и сжила со свету, с нее станется... Эх... как бы и впрямь проклятье ее не сбылось! Хотя... как ни думал я, а ничего плохого она мне и не нажелала! Чтобы жить подольше мне и деткам моим, да хозяина найти хорошего....

Но все же на другой день я в деревенскую церкву сходил. Поставил свечки за упокой...

Как после всех злодейств графу все с рук сошло — не представляю! Только до сих пор никто не пискнул, а ведь с того дня целый год прошел, как и не было. Жандармы приходили, пытали графа и прислугу вопросами, но ушли ни с чем. А граф после вообще всю челядь выгнал, даже повариху сослал к черту на кулички. А может, и вовсе закопал где. Об этом мне даже думать не хотелось. И нанял приходящую прислугу из деревни.

Каждую ночь просыпался я теперь от любого шороха, и мерещилось, что граф по мою душу заявился.

Через месяц после трагедии в поместье появился вертлявый черноволосый паренек, который разом вскружил головы деревенским девчонкам, приходившим к графу на работу. Он улыбался всем подряд и бормотал что-то на непонятном языке. Целыми днями он просиживал в кабинете с графом, что-то обсуждая, а вечером выходил из усадьбы и шел прямиком на кладбище, прихватив с собой большую кожаную папку. Прислуга шепталась, мол, чернокнижника граф в дом позвал, чтобы тот с привидениями разобрался, которые хозяину житья не дают.

— Я сама видала, — собрав вокруг себя товарок, вещала горничная, — как граф танцует в пустом зале и с кем-то речи светские ведет. Только нет там никого, один он. Вот вам крест!

Мне приходилось разгонять болтушек и под страхом увольнения запрещать даже думать о подобной ереси. Только шила в мешке не утаишь. Я и сам замечал за Воронцовым странности, которые до поры до времени списывал на душевное расстройство. Да только доктор, что пришел однажды к графу, сказал, что надо ему попить успокоительных настоек, а лучше и вовсе уехать к югу, а не то шизофрения случится. Я не знал, чего это за слово такое, но графа стал бояться еще больше.

Как-то решил проследить за приезжим и пошел за ним на кладбище. Поначалу даже почти поверил в болтовню глупых баб. Гость стоял возле могилы ведьмы и что-то бормотал себе под нос, а потом черкал углем в кожаной папке. Обходил могилу со всех сторон, подходил к воротам кладбища, шел обратно, и так каждый вечер.

Правда открылась лишь когда во двор привезли здоровенный, в два человеческих роста, кусок белого, мерцающего на солнце мрамора. Вертлявый снова что-то бормотал, бегая вокруг белой глыбы, а граф слушал и изредка вставлял слова на том же языке.

Оказалось, что граф Воронцов выписал из самой Европы скульптора, который собирался изваять надгробие для могилы Варвары. И как же я удивился, когда узнал, что тот будет мастерить статую коленопреклоненного ангела.

Чернявого звали Паоло, и был он каким-то жутко известным мастером. Девки, приходящие в поместье, прозвали его Павлушей и принимались дружно вздыхать, проходя мимо. Пробовали подкупать его пирожками и соленьями, но тот, точно слепой и глухой, все стучал по каменюке, не обращая внимания на их старания.

Почти год Паоло вытачивал ангела в своей мастерской, словно высвобождая его из камня, настолько тот выходил живым. Казалось, подует ветерок и из крыл его полетят белоснежные перья. Вот только странен был наклон его головы. Словно он хотел оглянуться назад, но не решился, да так и замер, прислонившись щекой к правому плечу, скорбно глядя вниз.

Граф торопил мастера. Ему хотелось успеть поставить ангела ко дню рождения Варвары. До назначенного срока он даже ни разу не взглянул на шедевр, а когда работа была закончена и Паоло пригласил графа оценить ее, Воронцов вдруг закатил тому скандал. Оказывается, ангел должен был смотреть прямо перед собой, а мастер посвоевольничал. Скульптора за это спешно выпроводили восвояси под аккомпанемент девичьих рыданий, и поместье зажило прежней жизнью.

По приказу графа статую установили у могилы ведьмы, совсем близехонько от кладбища. На святой земле, говорят, хоронить таких не положено.

Почти месяц после этого граф безвыходно просидел в своем кабинете. Но однажды позвал меня и, отодвинув картину, показал схрон в стене, из которого достал шкатулку резную.

— Если что со мной случится, возьмешь это и отнесешь Варваре на могилу. Внизу в ангеле неприметный тайник есть. Туда шкатулку спрячешь. Тебе одному доверие теперь имею. А если прикарманишь, с того света тебя достану! Варваре это принадлежать должно!

Услышав имя ведьмы, я едва сдержался, чтобы не перекреститься. Проклята она, и все, что с ней связано! И граф теперь проклят, и я...

Не хотел я перечить, да само вырвалось.

— А зачем ей теперь подарки-то? — Я даже тронуть шкатулку боялся, точно она обжечь могла.

— Ты языком-то поменьше чеши, — устало ответил граф. — Приказано сделать, значит сделаешь.

— А чего же сам не отнесешь ей свой подарок, Дмитрий Алексеич?

— Потому и не отношу, что жду, когда она сама за ним явится. На помолвку подарить хотел, да вот не сбылось.

Я все же перекрестился и попятился к двери. Вот ведь чертовщина!

— Стой, — окликнул меня хозяин, — поклянись, что волю мою исполнишь и себе не приберешь то, что в шкатулке припрятано.

— Сказал ж-же не н-надо мне чужого, — я начал заикаться от взгляда его звериного и взмолился. — Боюсь я ее, Дмитрий Алексеич! Помилуй, не заставляй делать этого.

— Да не трясись ты, — махнул рукой он и снова спрятал шкатулку в тайник. — Как отнесешь подарок на могилу, свободу получишь и денег возьмешь себе. Тут же в схроне их оставлю. Покойнику слуги не нужны....

— Да неужто ты помирать обрался, Дмитрий Алексеич? — Я вдруг испытал странное чувство, словно мне было страшно и одновременно радостно. Помрет граф, и уйду я отсюда со спокойной душой.

— Это уж не твоя забота, — буркнул он и вдруг рявкнул так, что я вздрогнул. — Поклянись, что исполнишь мой приказ!

Я помялся. Вот проклятая ведьма! И после смерти не хочет угомониться!

Граф достал что-то из ящика стола, подошел ко мне и протянул перстень с крупным камнем. Блики от свечей играли и переливались в его багровых гранях. Если такой продать, то, пожалуй, и дом справить можно, да еще на пышную свадьбу останется.

Граф понятливо улыбнулся.

— И его положу в схрон. Выполнишь приказ, забирай все обещанное мной.

— Выполню. Клянусь, Дмирий Алексеич, — и не хотел говорить, да купил меня с потрохами черт старый! Ох как бы потом не пожалеть!

— Вот и молодец. А теперь пошел вон. — Он отвернулся от меня и прошел к столу, а я и рад стараться убраться подальше. И уже на пороге я услышал его тихий безумный смех и бормотание.

— Права ты, любимая. Ангел от меня отвернулся. Не хочет смотреть, простить не хочет. А за что прощать? Я ведь не виноват! Ни перед кем не виноват! — и снова смех и тут же стон. — Виноват я перед тобой, любимая! И тебя потерял, и ребенка нашего! Похитили его! Прости, ежели сможешь, а не сможешь, так хоть с собой забери! Буду псом твоим сторожевым! Никому я на этой грешной земле не нужен...

Как-то ночью я проснулся от звуков музыки. Она лилась словно отовсюду, и определить источник никак не получалось. Я чувствовал, как непреодолимая сила влечет меня за собой, да так, что если не пойду — разорвет на части!

Ноги сами понесли вверх по лестнице. Музыка то приближалась, лаская слух, то вдруг пропадала, точно дразнила. Перед залом, где граф любил давать приемы, я остановился, не веря своим ушам. Ведь после убийства Варвары он приказал заколотить дверь. Но я слышал музыку и голоса!

Дверь оказалась незапертой, и я не удержался, заглянул, а после и вошел. Ноги вдруг стали непослушными и, подчиняясь чужой воле, начали переступать в такт музыке.

Раз... Два... Три...

Сроду не умел танцевать, а уж такой изящный танец и подавно, но в тот момент мною словно кто-то управлял, подсказывая каждое движение. Воздух вдруг стал плотнее, и сердце забилось так, словно хотело вырваться из клетки ребер: передо мной появилась Варвара. Посмотрела большими зелеными глазами и рассмеялась. Потом тряхнула огненной шевелюрой и растворилась, как утренний туман, а я упал, точно из меня все силы выжали.

На следующую ночь все повторилось. Музыка снова заманила меня к залу. Дверь была закрыта, но едва я подошел к ней, как распахнулась, точно от сквозняка, и я увидел торжественно украшенный зал, освещенный только серебристым лунным светом.

В центре зала танцевала пара, седовласый мужчина нежно обнимал за тонкую талию девушку с рыжими волосами. Вот только она была невесомой, как облако, и парила над паркетом, не касаясь пола босыми ногами.

Я смотрел, не в силах даже пошевелиться, все тело сковал страх. А зал тем временем начал наполняться новыми парами. Их было немного, и я с ужасом узнал каждого из гостей, что приехали в поместье ровно год назад, не зная, что останутся здесь навсегда.

Музыка звучала все громче, пары кружили в безумном вальсе все быстрее, не отражаясь в зеркалах, поднимаясь к высоким окнам по лунным дорожкам.

Внезапно раздавшийся вскрик оборвал музыку, и я увидел, как покачнулся и упал граф к ногам ведьмы. Я тогда, как бешеный, затряс головой и зажмурил глаза, стараясь прогнать наваждение, а когда открыл их, то увидел то, что вообще могло тогда лишить меня рассудка! Один граф снова стоял на ногах, второй так и продолжал лежать на пыльном полу.

И тут до меня дошло: он — умер! Я вижу его призрак!

Варвара подплыла к нему и, словно лаская, коснулась щеки со шрамом.

— Ты ведь хотел этого...

— Ты простила меня? — граф упал перед ней на колени.

— Нет, — раздался в ответ голос ведьмы. — Это твой персональный ад... Пока не получу то, что должно было быть моим.... А ты, — она исчезла и появилась уже возле меня, — будешь его верным псом, пока не найдешь моего ребенка! Тебе будет дарована долгая жизнь, но не в подарок — в наказание.

Сказала и истаяла в первых лучах рождающегося рассвета.

После той ночи я стал абсолютно седым. Утром призраки сгинули, а я, памятуя о данном графе обещании сунулся в схрон и, забрав шкатулку, отнес ее к ангелу. Перед тем как спрятать ее в тайнике статуи, я не удержался и открыл ее. И я ослеп! Кольцо, что приятно грело карман, не стоило и десятой части этого богатства. Драгоценные камни сияли и переливались всеми лучами восходящего солнца.

Нет! Не надо мне этих проклятых каменьев! Не вор я, да и не умалишенный, чтобы у ведьмы красть!

Закрыв тайник, я хотел уйти, считая себя свободным. А если не свободен, так хоть сбежать! Но ведьма крепко связала меня своим заклятием!

Куда бы я не уходил, пытаясь вырваться из этого кошмара, на утро уже стоял перед воротами усадьбы. И однажды я смирился. Остался хранителем усадьбы графа Воронцова.

Это место проклято. Проходило время, менялись люди, власть. Дом пережил революции и две войны. Если бы я не находился в нем все это время и не видел этих стен, то решил бы, что давно умер и истлел вместе с усадьбой. Но нет! Я слышал взрывы, шум ревущих самолетов и мечтал, чтобы хотя бы одна бомба упала с неба. Даже молился об этом, но все тщетно! Время шло, а усадьба Лисий Яр стояла крепостью. Все беды обошли ее стороной. Даже когда усадьбу коллективизировали, я оставался ее бессменным хранителем.

Как предсказала ведьма, я стал вечным слугой для графа Воронцова".

— Ничего нет! Ничегошечки! — Макс с сожалением повертел листки в руках и со злостью смял их.

— Наоборот... — Нотариус поднялся. — В этих письмах очень много того, что объясняет мне напрасность нашей затеи... Если Лизавета не вернется, после полуночи нас всех не станет....

________________________

Книга уже в продаже!!!

В России этот кустарник часто называют жасмином, что не верно.

1