-И что? Не люб ты мне и все тут!
-Да чем же я не удался, что не люб?
Вот настырный, сейчас точно сменюсь, вылезу и пойду разборки чинить!
-Да всем! И волосы то у тебя не цвету шоколада, а самого обыденного — соломенного, и глаза то не фиалковые аки цветочки в лесу, всего лишь голубые! Все! Проваливай! — неожиданно оборвала пояснения Гдыся и захлопнула окно (от такого грохота проснуться и те, кто еще спал после криков Кашелы. Ан нет, спят, посапывают...).
Волосы цвета шоколада? Глаза фиалковые? Подозрительное сочетание!.. На улице послышался непонятный грохот. Я поспешила выглянуть в окно: оказалось, это Кашела слезал со скамейки под окном дамы сердца. Нужно срочно его остановить и выяснить, откуда у Гдыси такой идеал мужчины.
-Эй, парень! Как там тебя?.. Стой... подожди, Кашела! — сдавленным голосом позвала я горе-любовника (а как еще можно было кричать шепотом?).
-А? Это вы мене? — удивился парень.
Да, фигура колоритная — из тех, что бочкообразными именуются, а вот разума...
-Тебе, тебе, кас... — чуть было не ляпнула "касатик". — Что совсем не любит? — я решила проявить сочувствие.
-Угу... — хлюпнул носом парень.
-А с чего это она? — кивнула в сторону закрытого окна.
-Да был тут с неделю назад один.... — зло сплюнул Кашела.
-Правда? — я изо всех сил удерживала маску сочувствия на лице.
-Ну! Прям рыцарь... Весь из себя.... На черном коне.... С мечом...
-Долго гостил? — сочувствующе выдохнула я.
-Да не... дня три пробыл, да в Рыбки намылился, Мифонька, мельника сын, слыхал, у него там встреча была назначена, дескать, к сроку надо успеть! — фыркнул Кашела.
-Да... неприятно... Но ты не теряйся: рыцарь был, да уехал и вряд ли еще приедет, — а в душе маленькая-маленькая надежда, что он вернется.
-Эт точно: он у ведуна и старосты спрашивал дорогу на Кормовцы, а там и до Еженского тракта недалече! — со знанием дела, будто бы он чуть ли не каждый день по этой дороге ездил, кивнул Кашела.
-Мда... Ну бывай, — все что могла, я узнала, можно попробовать уснуть.
-А...
Вот что Кашела подразумевал под своим "А", мне было совершенно неинтересно, поэтому я закрыла окно и плюхнулась на кровать: веки отяжелели, тело стало вялым — похоже сон пришел и ко мне...
Лично для меня утро выдалось вполне терпимым: могло быть и лучшим, только опять сон странный приснился. Это все от предсказаний Шейны, да страхов девичьих. Глупости это, вот! Хорошо, что рано вставать не пришлось. Трышенским женщинам повезло меньше: коров и коз никто не отменял, да хлеб свежий, и завтрак тоже. Как же они умудрились встать? Не знаю, но видимо у них получилось, потому как по комнатам разносился аромат горячего хлеба. Эх, почти как дома... Может бросить все и домой вернуться?
-Где же ты, принц мой, супруг долгожданный?.. — пролепетала во сне Сирин.
Мда, не получится вернуться сейчас: сама ведь решила с супругом своим разобраться. Ну уеду домой, а кто перед волхвом тогда стоять будет? Кто его вообще отменить церемонию заставит? Правильно, больше некому. Значит, пора собираться в путь.
Прощание с трышенскими женщинами вышло трогательным, даже немного слезливым: на окраине деревни они махали нам вслед платками да косынками. Сирин тоже хлюпала носом, клятвенно обещая как-нибудь, когда-нибудь еще раз посетить Трышенку. Как знать, быть может и сдержит слово. Со мной такого прощания не было: боялись, что именно попрощаются, а не махнут рукой до встречи — знать не забыли вчерашнее гадание. Обидно немного, но не знаю почему. Ладно, что уж теперь жалеть. Главное не это — я ведь нашла подтверждение тому, что Фларимон был здесь, что едет он в Шуюк. Чего ж еще?
Дорога шелковой лентой ложится под копыта лошадей, всадники дремлют в седле, а я опять размышляю. Над чем? Эх, знала бы, сказала. Так — обо всем и ни о чем. По большей части вспоминаются обрывки баллад да стихов старинных. И все как один печальные.
"Что можно рассказать о смерти?
Что никому ее не избежать?
Что в нашей жизни круговерти
Любой из нас себе судья и сам палач?
Что каждый день стремится к краю,
Все ближе к пропасти летит?
Что запредельного не знаю?
Что сердце бедное там не болит?
Что тишина ночей и гомон дней
Когда-то будет недоступен?
Что не узреть тогда людей?
Что веко глаз опустит,
Чтоб не открыться никогда?
Да, рассказать возможно лишь такое,
Такая уж у нас судьба,
Такое сложное и всё простое..."
Тоскливо почему-то на душе, будто... обидел кто, а чем и как не знаю. Будто чувствую беду, но не знаю с какой ее стороны ждать. Сирин что ли разбудить? Пусть хоть трещоткой трещит, все лучше этой тишины. Одинокой тишины. Тишины предчувствия.
В Латрир въехали мы ближе к вечеру — сказывался девичник вчерашний. Сильно подозреваю, братья Феве отнюдь не отдыхали в наше отсутствие. Ну не зря же по утру у старосты нос синий был! Да и Феве слегка помятыми выглядели. Однако доказать не могу, да и не хочется, по правде говоря. Главной моей заботой было найти Фларимона. А еще купить новый плащ. Увы, но в прежнем не так тепло по утру и холодными ночами. Именно поэтому, едва устроившись в небольшой гостинице — Сирин опять укуталась в плащ с ног до головы, изображая сплошную загадку — на окраине городка, я поспешила в лавку портного. Откуда дорогу знаю? Пришлось спросить. А кто кроме золота даст верный ответ? Верно, никто. Пришлось опять к золотому дару обращаться — давно я соли на языке не чувствовала.
Лавка нашлась сразу: большая вывеска в виде ножниц, на кольцах которых выбит вензель гильдии местных портных. Мэтр Проль — владелец лавки — оказался седым, как лунь, старичком, но с цепким, словно у молодца, взглядом. Он не стал поспешно предлагать свой товар, терпеливо ожидая моих слов. Выслушав же, тоже не торопился. Степенно снял мерки, покопался в груде готовых плащей и, поцокав недовольно языком, заявил:
-Нужного, увы, нет. Но вот к утру я закончу подшивать два плаща, один из которых вам будет впору.
-До утра я никуда и не тороплюсь, — я позволила себе улыбку: ночью не собираюсь муженька искать, время есть.
-И замечательно, — кивнул мэтр Проль, берясь за иголку. — Через час после рассвета приходите, будет готово. Только запомните, на вашем поверху узор из фиалок пущен.
Опять фиалки? Не многовато ли?
Попрощавшись с мэтром, я направилась сразу в гостиницу: гуляний хватило еще вчера, на приключения не тянуло, узнавать что-либо не стала — не хотелось терять надежду.
Вечер уж давно спустился на улицы, прохожих почти не было — это и пугало, и успокаивало. Пугало, потому как раз нет, значит, чего-то опасаются. Успокаивало — меньше с золотом общаться придется.
-Тетенька, тетенька, дай монетку! — грязная ладошка ухватилась за край плаща, вырывая из клубка домыслов и рассуждений.
Мне кажется, или такое уже было?
-На, держи, — бросаю в протянутую ладонь целый серебряник.
Ишь, расщедрилась. Но я так хочу.
-Ох, тетенька! Спасибочки вам огромное! Мне только единожды, как раз давеча такую деньгу большую дали! — восторженно охнул чумазый мальчишка (все-таки факелы с магической подпиткой на улицах города — великое дело).
-Купец, наверное, таровитый, — не могу удержаться от улыбки, глядя на восторг мальчика.
-Не-э, рыцарь. Всамделишный! У него конь огромный, черный, будто сама ночь. И меч, прям как в сказках про Янко-королевича!
-Так уж и рыцарь? Настоящий? Седоусый, небось...
-А вот и нет! — радостно воскликнул мальчишка. — Молодой еще. Но рыцарь точно: сам городской голова ему кланялся. А дочка евойная влюбилась сразу же в него.
-Красивый значит?
-Наверное, — пожал плечами малыш, крепко сжимая в кулаке монету. — Волосы длинные, каштановые — у многих похожие. Но глаза у него не такие, ни у кого раньше не видал — фиалковые!
Фиалковые? Это же... А монетку мальчишке дали давеча... вчера... Неужели?..
-Спасибо, тетенька! — поклонился в пояс мальчик и со всех ног рванул куда-то вниз по улице.
Очень надеюсь, что домой.
О чем это я? Всевышний, он же рядом... Быть может даже в Латрире! Нет... Это было бы слишком хорошо, похоже на чудо. Куда бежать искать его? Как? Когда? Снова вопросы без ответов... И страх — липкий, горький. Чего я страшусь? Все того же... Да что же это?..
Слезы рекой хлынули по щекам. Глупо? Не спорю. Мне сейчас вообще все глупым кажется. Подсказал бы кто, совет дал... Не факт, что последую, но иногда надо услышать собственные мысли с чужих уст. Но у кого спросить?
Естественно, у золота. Да не совета, а узнать: в городе ли Фларимон или покинул Латрир. И не хочется, но... Это ведь только мне и надо.
Осторожно опускаюсь на колени — неизвестно еще чем все закончится, сколько сил уйдет. Прислушиваюсь к еле слышным бормотаниям монет. Неразговорчивые какие-то они к ночи стали. Ну что же ты, злотник потертый? Почему молчишь? Даже на жизнь не жалуешься... А вы, золотарии новенькие, чего притихли? Хоть кто-нибудь ответьте мне!
"Зачем шумишь?"
Что это?.. Ох... Да ведь то мне перстень городского головы отвечает. Мда, сам — невеличка, а гонору...
"Спрашивала чего?"
Спрашивала, родимый, спрашивала...
"А нам отвечать не хочется!" — ехидный голос-то какой!
Не хочется отвечать? Ну ничего, сейчас захотите!..
Вы слышали, как зимой ветер ломает тополя? Страшный треск, дикий крик, миг... и годами стоявшее дерево медленно клонится к земле в последнем поклоне. И никакие мольбы, слезы и стоны не в силах помочь — сильнее ветер, жестче... А видели, как река по весне лед крушит? Ослепительная белизна радуется солнцу, играя солнечными зайчиками. Но вот стремительные воды взламывают корку, крошевом разметая льды. И не помогут слезы-капельки оттепели...
Я и не думала, что могу быть такой. Не знала. Не хотела. Возможно, все это просто слова и оправдания. Но не стоило мне перечить, не стоило.
"Пощади, госпожа... Помилуй!" — снова перстень, только ехидства совсем не осталось, лишь страх и раболепие.
-Где и когда? — больше слов и не надо: они поймут, о ком вопрошаю.
"Он друга ждал... Вчера на вечерней заре должен был выехать из города. Большего не знаем, клянусь Всевышним!"
Уехал... Опять опоздала.
"Прости, госпожа, не гневайся..."
-Всевышний простит. Будьте покойны, — губы еле слышно шепчут странные слова, но для золота Латрира они — отпущение грехов.
Если бы все так просто было для меня. Что же теперь делать? Бежать за ним? Надеясь увидеть и страшась встретить? Всевышний, молю тебя, вразуми меня глупую, несчастную...
-Не спеши... — прошептал ветер, будто отвечая на мою мольбу.
-Потерпи... — подмигнули звезды в вышине.
-Утра жди... — улыбнулась луна.
Утра? Как там говорят? Утро вечера мудрей. Вот-вот, доживу до утра, а там...
Беспокойная ночь сменилась беспокойным утром. Мне бы бежать за ним во след, да боязно, страшно. А еще ведь и Сирин рядом. Сама я забыла уж за плащ, но она-то помнила. Пришлось в лавку ехать.
Видно судьба у меня такая: все время догонять. Кого еще? Знала бы. Бедняга Проль уснул под утро, а его подмастерье перепутал все и отдал мой плащ какому-то рыцарю. Быть может я и не стала бы гнаться за ним, махнув рукой на плащ и деньги, уплаченные за него, но вот Сирин... Командирский рык на Феве, грозный взгляд на Зорьку, и мы уже мчимся к городским воротам: по словам подмастерья рыцарь не мог далеко уехать, быть может, только до окраины города. Угум, знать бы еще как выглядит этот человек, а то всего описания: высокий, кучерявый, на старом плаще танцующий бес вышит (ой-ей, это что ж за чудо такое? Никогда не видела раньше бесов, причем танцующих!). Вот и разглядываем теперь всех встречных и поперечных на предмет столь оригинального плаща.
-Ну не мог же он так быстро из города выехать?! — воскликнула уж в который раз Благочестивая.
Почему бы и нет? Если конь хороший, всадник налегке, да еще и утром прохожих не так много, то вполне возможно.
-А вот там не он случайно? — махнул рукой куда-то влево один из близнецов.
-Где? — мы с Сирин даже в стременах приподнялись.
-За ворота как раз выехал, — пояснил Феве.
-Вперед!
Ох, Сирин точно в королевские войска надобно с такими талантами!
Как нас стражники не задержали, посчитав за преступников, не знаю. Чудо, наверное. А все благодаря Сирин. Вот только толку с этого... За воротами нигде не было видно того рыцаря. Но и тут Благочестивая руки не опустила (видимо она, как о своем плаще, заботилась о моей покупке): послав Феве по двум тропкам в обход Латрира, своего коня направила на Еженский тракт. Мне же достался Вивронский тракт.
Да только и там никого нет. Хотя я могу ошибаться: дорога виляла не хуже испуганного зайца, то и дело прячась за деревьями. Сзади послышался стук копыт — видимо у Сирин с Феве тоже ничего. Ох, а впереди-то кто? Двое, на холеных конях... А у одного всадника что-то мелькает на плаще. Никак бес танцующий?
-Зорька, ну давай же скорей. Иначе меня Сирин со свету сживет! И чего ей этот плащ дался?
Лошадка хоть и прибавила ходу, да все равно не догнать мне всадников.
-Э-эй! Подождите! Э-ге-эй!!! — изо всех сил кричу им вдогонку.
Хвала Всевышнему, услышали, вон ведь придержали коней. А Зорька, воодушевившись вдруг, выказала удивительную прыть. Еще чуть-чуть и...
-Постойте, пожалуйста... — уже не кричу, а только хриплю. — Вы... э... плащ...
-Что там с плащом? — недовольно фыркает всадник на черном коне, поворачиваясь ко мне.
Ох... Волосы каштановые, а глаза... Вот я и догнала рыцаря с фиалковыми глазами...
Часть 3 "Кабы замужем не пропасть..."
Глава 1
Оправдывая свое имя, дождень зарядил дождями да моросью. Хорошо, хоть не ливнями. Но ночлег в дороге от этого лучше не становится: вечная сырость, холод, пронизывающий до костей, слякоть, чавкающая под копытами лошадей — мрачная картина. Будто в насмешку к полудню из-за туч показывается солнце на какой-то час: мелькнет лучами, подразнит теплом и вновь спрячется. Согреться и не успеваешь.
Правда, сегодня еще в обед мрячило, но вечером тучи растаяли сизой дымкой. К ночи совсем разъяснилось, да только стоит ли этому радоваться, ведь так и мороз ударить может. А что хуже для путника на открытой местности — мороз или дождь — судить сложно: оба хороши.
-Эредет, что приуныла? Пойдем к костру, похлебка уже почти готова, — словно из-под земли передо мной вырос Эфиан.
-Иду, — мрачно киваю, с недовольным кряхтением поднимаясь — ноги затекли от долго сидения на земле.
Эфиан молча подает руку, зная, что сейчас от помощи не откажусь.
Кто такой Эфиан? Ох... Была у меня неприятность одна в Латрире, точнее за стенами города: рыцарю какому-то отдали мой плащ, Сирин решила догнать его, а уж когда догнали... Идеал старостиной дочки Гдыси и благодетель латрирского мальчишки с весьма приметными глазами был совсем не Фларимон, а Жармю — молодой человек лет двадцати (по мне так парень еще!). Да, волосы у него цвета шоколада, но скорее молочного листигского, еще и волнистые в придачу: под тяжестью волос локоны ложатся крупные, но у висков короткие прядки завиваются мелкими кольцами. Да, глаза фиалковые, но светлей, чем у супруга моего, почти темно-сиреневые. В общем, ошибочка вышла. Тем паче, при знакомстве Жармю вел себя весьма надменно, даже грубо, совсем не так, как Фларимон. Впрочем, новый знакомый и сейчас не лучше. По поводу плаща тогда очень удивился, возмущался долго, еле-еле уговорили отдать. Кстати, вышивка на его плаще совсем не танцующий бес, а летящий феникс — это я успела рассмотреть, пока друг уговаривал Жармю успокоиться и отдать мне мою покупку. Собственно, Эфиан и есть друг Жармю. Эльф, и этим многое сказано. Высокий, красивый — стандартное описание для эльфа, — все же чем-то отличался от своих сородичей. Волосы бледно серебристо-желтые — иных слов и не найду — в косу затейливую заплетенные, точно колос пшеничный, всегда уравновешенный, в то же время готовый улыбнуться смешному и сожалеть грустному, он казался старше всех, кого я знала. Но самое удивительное в нем — это глаза: сине-карие. Да-да, именно так: по ободку черно-коричневые, потом светлее, а к середине становятся полночно-синими. Не так уж много эльфов я и видела — только в Давро, в порту, но таких глаз не замечала. А еще у эльфов совсем не длинные уши, какие принято рисовать в книгах и на гравюрах. Скорее слегка с вытянутыми кончиками, как у кошек. Если подумать, то и сам Эфиан напоминал кота: в меру ласковый, в меру вежливый, но всегда блюдет собственные интересы. Знать бы еще какой интерес сподвиг его на путешествие с нами: нет, они не собираются сопровождать нас постоянно, но до Хледвига едем вместе — так было решено вскоре после знакомства.
