— Да, это следовало бы, не так ли? — пробормотал Клинтан.
— Почти наверняка, ваша светлость. И есть еще одно доказательство, которое, я думаю, делает связь с террористами кристально ясной. — Клинтан снова немного откинулся на спинку стула, вопросительно подняв брови, и Рейно холодно улыбнулся. — Я сожалею, что у меня нет информации о поимке двух точно идентифицированных террористов, чтобы сообщить вам, — сказал он, — но очевидно, что это была хорошо скрытая ячейка их организации. Владелица магазина модисток, в котором работали обе заключенные, к сожалению, отравилась, пока отец Мейридит и его стражники взламывали дверь в ее квартиру над магазином.
— Превосходно, Уиллим, — пробормотал Клинтан. — Превосходно! Я бы тоже был гораздо счастливее взять их двоих, но это довольно определенно подтверждает, кем они были, не так ли? Полагаю, помещение было тщательно обыскано в поисках каких-либо дополнительных компрометирующих улик?
— Этот поиск ведется в этот самый момент, ваша светлость. — Рейно наклонил голову. — Учитывая, насколько неуловимыми были эти люди и так долго, я не так оптимистичен, как хотелось бы, в отношении вероятности того, что мы обнаружим какие-либо подобные доказательства, но у них явно не было времени что-либо уничтожить. Если у них были шифры, коды или какие-либо письменные записи, мы их найдем. И, тем временем, я дал указание епископу Зэкрии — магазин находится в Сондхеймсборо, ваша светлость — убедиться, что его агенты-инквизиторы на месте как можно более заметны, пока они проводят обыск.
— Это разумно? — Клинтан нахмурился. — Разве сообщение террористам о том, что мы взяли по крайней мере одного из них живым, не лишит нас преимущества внезапности?
— Кажется маловероятным, чтобы они очень скоро не узнали бы об этом, — ответил Рейно. — Стало до боли очевидно, что их организация очень сплочена. Они наверняка поймут, что с этой ячейкой что-то случилось, и, учитывая абсолютную важность получения полной информации от захваченного нами террориста, нашим следователям придется проявить чрезвычайную сдержанность. Честно говоря, судя по предварительным отчетам, думаю, что вряд ли она быстро сломается. Какими бы проклятыми и глупыми они ни были, эти террористы явно фанатичны в своей преданности своему ложному делу, и эта женщина, похоже, полна решимости защищать своих сообщников как можно дольше. В таком случае, я очень боюсь, что у них будет достаточно предупреждения — и времени — чтобы принять все возможные меры предосторожности против информации, которую мы можем получить от нее. Поэтому я счел полезным сделать аресты как можно более публичными в качестве примера для любых других мятежников, у которых может возникнуть соблазн подражать "кулаку Бога", и в качестве шага, который, возможно, может вызвать у них панику и заставить предпринять какие-то ответные действия, способные нанести им дополнительный ущерб.
— Понимаю. — Клинтан медленно кивнул, его глаза задумчиво прищурились. — Не уверен, что полностью согласен с вами, — продолжил он через мгновение, — но твой анализ кажется в основном здравым.
— Спасибо, ваша светлость. И я также, — Рейно сверкнул еще одной своей холодной, как бритва, улыбкой, — официально объявил, что владелица магазина тоже была арестована. Я не видел причин сообщать террористам, что в то время она была мертва. — Улыбка стала еще тоньше и холоднее. — Если они подумают, что у нас есть два источника информации, давление на них будет еще большим. И по той же причине я проинструктировал следователей позволить заключенной убедиться, что ее подруга также находится у нас под стражей.
— Очень здравая мысль, — одобрил Клинтан.
Инквизиция давно научилась использовать заботу заключенного о другом против него или нее, и предположение, что кто-то другой уже предоставляет информацию, которую искала инквизиция, часто было даже более полезным. Даже самый закоренелый враг Бога мог бы сломаться и дать ответы, чтобы положить конец боли, если бы он считал, что просто подтверждает то, что инквизиция уже знала. Зачем мучиться Вопросом, защищая информацию, которую уже разгласил кто-то другой?
— Куда ты ее отправил? — спросил он через мгновение.
— В Сент-Тирмин, ваша светлость, — ответил Рейно, и Клинтан кивнул в знак нового одобрения.
Тюрьма Сент-Тирмин не была ближайшим к самому Храму учреждением, но она принадлежала исключительно инквизиции. Никто за пределами инквизиции не знал, кто исчез в ее камерах... или что случилось с ними после этого. Это было также место, где инквизиция обучала своих самых опытных следователей, а постоянный персонал тюрьмы приписывался к Сент-Тирмину только после того, как доказал свою надежность и усердие в выполнении других обязанностей. Епископ-инквизитор Балтазир Векко, старший прелат Сент-Тирмина, был инквизитором более полувека, и тюремные инквизиторы под его командованием имели выдающийся послужной список в убеждении даже самых непокорных раскаяться, исповедаться и просить отпущения грехов.
— Очень хорошо, — сказал теперь Клинтан, — но ты абсолютно прав в том, что мы должны получить от этой убийцы как можно больше информации. — Выражение его лица посуровело. — Тщательность в данном случае гораздо важнее скорости, и я хочу знать все, что она знает, — все это, Уиллим! Просеять ее до костей, ты меня понимаешь?
— Конечно, ваша светлость. — Рейно поклонился еще более низко.
— И скажи епископу Балтазиру, пусть проследит, чтобы тот, кого он назначит для ее допроса, понимал, что нам важно получить эту информацию, включая публичное признание — ее собственными словами в открытом суде, заметь, Уиллим, а не просто письменно! — что она и ее проклятые террористы общаются с демонами. И это очень важно — очень важно — чтобы она подверглась полному, публичному Наказанию на самой площади Мучеников. Это нужно сделать примером! И даже если бы это было неправдой, ее преступления и преступления ее... сообщников заслуживают полного, сурового Наказания.
Его глаза были уродливы, и Рейно снова кивнул.
— Подчеркни это для Балтазира, Уиллим. Сделай это предельно ясно! Если эта заключенная умрет во время Вопроса, последствия для того, кто отвечал за ее допрос, будут серьезными.
* * *
— Они великолепные малыши, Айрис, — сказала Шарлиэн Армак по комму из своей спальни в Теллесберге. — И гораздо охотнее спали всю ночь, чем Эйлана в их возрасте!
— Они прекрасны, не так ли? — с нежностью сказала Айрис, глядя в лучах раннего утреннего солнца на младенцев-близнецов, спящих в колыбели рядом с ее кроватью во дворце Мэнчир. — И им лучше быть такими, — добавила она с улыбкой, — учитывая, как усердно мне приходилось работать на них!
— Согласен, что это несправедливое распределение труда, — вставил Кэйлеб, осторожно покручивая стакан с янтарным виски в своем кабинете в посольстве Чариса. — Тем не менее, давай не будем полностью упускать из виду мужской вклад в твою работу, Айрис.
— О, конечно, нет, отец, — скромно ответила Айрис, ее карие глаза лукаво блеснули, и Кэйлеб фыркнул. Но он также улыбнулся.
— Знаю, что ты имела в виду это как шутку, — сказал он ей, — и было время, когда я бы категорически отрицал, что это возможно, но я не могу выразить тебе, как счастлив, что в эти дни ты действительно технически моя невестка.
Выражение лица Айрис смягчилось.
— Поверьте мне, Кэйлеб, вы, возможно, не нашли бы эту идею более диковинной — или чудовищной, на самом деле, — чем я. И не могу притворяться, что охотно заплатила бы такую цену, чтобы добраться до этого момента. Но теперь, когда я здесь, я бы ни на что это не променяла.
— Это потому, что ты необычайно мудрая молодая женщина, — мягко сказал ей Филип Азгуд. Граф Корис был один в своем кабинете, упорно работая над бумагами, которые текли по его столу даже в столь поздний час. — На самом деле, ты с каждым днем все больше напоминаешь мне свою мать, а она была одной из самых мудрых женщин, которых я когда-либо знал. Я, конечно, не знаю, как бы к этому отнесся твой отец — не уверен. Знаю, что он хотел бы, чтобы ты была счастлива, и думаю, что он мог бы быть более ... гибок в этом, чем любой из нас мог бы поверить, учитывая то, что с ним случилось. — Губы графа сжались. — После того, как Клинтан и другие свиньи в Зионе предали и убили его и молодого Гектора, я сильно подозреваю, что, где бы он ни был, он подбадривает Чарис на каждом шагу! Конечно, все равно было бы немного чересчур ожидать, что он будет в восторге от вашего брака. — Сжатые губы расслабились в легкой, задумчивой улыбке воспоминаний. — Он был упрямым человеком. Но я знаю, что княгиня Рейчинда абсолютно одобрила бы молодого Гектора. И, — его сжатые губы растянулись в улыбке, — особенно свою тезку и ее брата!
— Я тоже не знаю об этом — об отце, я имею в виду, — сказала Айрис. — Знаю, ты прав, что он хотел бы, чтобы я была счастлива, что бы ни случилось, но называть его "упрямым" — это все равно, что называть зиму в Чисхолме "прохладным сезоном".
Настала ее очередь улыбнуться со смешанным чувством воспоминания и сожаления.
— Но ты прав насчет мамы, — продолжила она более оживленно через мгновение. — Думаю, она бы обожала Гектора, и не только из-за его имени! Я только хотела бы, чтобы она действительно могла увидеть детей!
— Полагаю, она знает о них все, — вставил Мейкел Стейнейр. — Конечно, — признал архиепископ Чариса со своей собственной озорной улыбкой, — полагаю, мое призвание скорее требует от меня оптимизма в этом вопросе.
— Это один из способов выразить это, — сухо признала Эйва Парсан. Она сидела на маленьком диванчике в кабинете Кэйлеба, плечом к плечу с Мерлином Этроузом, каждый из них держал по бокалу "Сейджин Коди Премиум Бленд". — Но позволь мне проголосовать за самого красивого ребенка года, Айрис. Хотя я полностью согласна с тем, что Рейчинда — абсолютно очаровательная маленькая девочка, у меня всегда была слабость к красивым мужчинам, поэтому я должна отдать свой голос юному Гектору.
— Ты смелая женщина, раз заняла такую бескомпромиссную позицию, — со смехом сказал ей Кэйлеб. — Как правящий монарх, который признает необходимость решения важных дипломатических вопросов с изысканным тактом и деликатностью, я слишком мудр, чтобы быть таким импульсивным! Вот почему я официально заявляю, что они оба настолько красивы, что невозможно выбрать между ними, и награда должна быть разделена поровну.
— Но только потому, что Эйлана больше не претендует на звание самого красивого ребенка года, конечно, — довольно многозначительно сказала Шарлиэн.
— Я что, выгляжу так, будто только что свалился с повозки с репой? — потребовал ее муж. — Конечно, это единственная причина, по которой это не трехсторонняя ничья!
По каналу связи пробежал смех. Затем Кэйлеб выпрямился в своем кресле.
— Поскольку пройдет по крайней мере еще тридцать или сорок минут, прежде чем ты сможешь уединиться в своей каюте, Гектор, — сказал он своему приемному сыну, стоящему на юте "Флит уинг" под ярким, хотя и несколько прохладным послеполуденным солнцем залива Долар, — я предлагаю, чтобы мы оставили остальную часть этого заслуженного праздника любви и всеобщего детского слюнотечения до тех пор, пока ты не сможешь присоединиться к нам.
Гектор фыркнул, затем пренебрежительно махнул рукой, когда рулевой посмотрел на него, приподняв бровь.
— Ничего страшного, Хенрей, — сказал он моряку. — Просто думаю о том, что однажды сказал его величество, когда считал, что поступает умно. Знаешь, его чувство юмора почти — почти — наполовину так хорошо, как он думает.
— Есть, сэр. Как скажете, — сказал рулевой, усмехнувшись сухому тону своего капитана, и снова обратил свое внимание на паруса шхуны.
— О, хорошо справился, Гектор! — усмехнулся Кэйлеб. Но затем выражение его лица стало серьезным, и он поставил свой стакан с виски на стол перед собой. — Тем временем, однако, я действительно хочу обсудить, где мы находимся с графиней Чешир. Я доволен тем, насколько хорошо работает план по скрытию ее дополнительных оруженосцев "под радаром". Кстати, Мерлин, я решил, что это очень полезный термин. Мы просто должны быть осторожны, чтобы не использовать его ни с кем другим! Но я все еще не в восторге от того, насколько Рок-Коуст сосредоточен на том, чтобы подсунуть кого-нибудь в ее домашний персонал. Рано или поздно либо он добьется успеха, либо поймет, что кто-то предупреждает ее каждый раз, когда он пытается внедрить агента в крепость Ридимак. Когда это произойдет, думаю, что кто-то вроде него, скорее всего, попробует... более прямые меры.
— Не без того, чтобы сильно разозлить своих сообщников, — отметил Мерлин. — Они еще даже отдаленно не готовы выйти на открытое место, и убийство леди Карил несло бы как раз такой риск. Особенно, если кто-то предупреждает ее, поскольку это означало бы, что у кого-то — возможно, у большего числа этих гнусных, коварных сейджинов — уже есть по крайней мере некоторые подозрения относительно того, что они замышляют.
— Это правда, — согласилась Шарлиэн. — С другой стороны, Жэйсин Сифарер настолько упрям, высокомерен и прямолинеен, насколько только может быть человек. Если он думает, что не сможет получить то, что хочет, он как раз из тех, кто прибегает к разрушению всего, что, по его мнению, стоит у него на пути, и черт бы побрал последствия.
— Согласен, — начал Мерлин, — но...
— Извините, — сказал новый голос по связи. — Мне неприятно прерывать, но произошло кое-что срочное.
— Срочно? — резко спросил Кэйлеб, распознав необычную вибрирующую резкость в тоне Нармана Бейца. — Какого рода "срочно"?
— Сова следил за нашим пультом в магазине Арло Макбита, — мрачно сказал Нарман. — То, что он улавливает, не очень хорошо.
.XIII.
Тюрьма Сент-Тирмин, город Зион, земли Храма,
посольство Чариса, Сиддар-Сити, республика Сиддармарк, и
офис Жэспара Клинтана, Храм, земли Храма
Камера была маленькой, темной и холодной. Света не было, только тусклая струйка бледного света пробивалась сквозь маленькое зарешеченное оконце в массивной деревянной двери. Там не было ни кровати, ни какой-либо мебели, только тонкий слой влажной соломы в одном углу. Не было даже ведра или ночного горшка, в которые заключенная могла бы справить нужду.
Она забилась в угол, голая, скорчившись на соломе, подтянув колени к подбородку и обхватив их левой рукой — единственной, которая еще работала, — пока она сворачивалась калачиком. Было очень тихо, но не совсем так, и далекие звуки, которые доносились до нее — их слабость каким-то образом улучшалась и переносилась тишиной — были ужасны. Звуки криков, по большей части, вырывались из глоток по ту сторону тяжелых дверей или так далеко в холодных каменных коридорах этого ужасного места, что они были слабыми из-за расстояния. А потом послышались более близкие звуки. Звук надтреснутого, безумного голоса, бормочущего непрерывную чушь. Другой голос, беспомощно — безнадежно — умоляющий кого-нибудь выслушать, понять, что его владелец не делал того, в чем его обвиняли. Голос, который знал, что никто не слушает, знал, что никому нет дела, но все равно не мог перестать умолять.
