Это был тот самый случай, когда человеческий взгляд был бы полезнее хитромудрой техники. Но на счастье Мрака человека поблизости не оказалось, и ему снова удалось ускользнуть...
Вот и нужный жилой блок. Осталось только проникнуть внутрь. Правда, у входа дежурил часовой...
Очередная помеха на пути Охотника.
Незначительная помеха.
Чтобы избавиться от нее, Мраку даже не понадобилось приближаться вплотную. Хватило сконцентрированного взгляда, направленного в район темени. Часовой покачнулся и начал заваливаться. Остальное было делом техники. Мрак подхватил обмякшее тело прежде, чем оно рухнуло на землю, сразу же приложил ладонь часового к панели сканера на двери, и та с шипением открылась. Охотник затащил тело внутрь и закрыл дверь.
Мгновением позже по тому месту, где он только что стоял, проскользил луч прожектора.
Успел.
По окончании шлюзования вторая дверь открылась сама, и Мрак вышел в коридор, волоча за собой часового. Там он аккуратно уложил тело на пол и бесшумно прошел вглубь жилого блока, рассчитанного на отделение солдат. Но жил здесь один единственный человек. Именно по его душу пришел на Заставу Мрак.
Из дальнего помещения доносилась приглушенная музыка. Хозяин дома любил кантри и даже сам тихо мурлыкал под нос песенку о том, как девушка уезжает и говорит о том, что больше не вернется, потому как ей надоело то, что он делает, и она пойдет своей дорогой. Пел по-английски, чисто, без акцента. Охотник последовал на звук. Осторожно заглянув в приоткрытую дверь, он увидел мужчину, сидевшего за столом и с любовью чистившего свой Desert Eagle. Это был не простой ствол, коллекционный, из первой произведенной тысячи, и Филипп Мур им искренне гордился. Выглядел он по-домашнему: в спортивных трико, майке цвета хаки, тапочках на босую ногу. Оружие он чистил задумчиво, глядя не на пистолет, а над ним. Орудовал больше левой рукой, потому что правая, перебинтованная после ранения, была на перевязи.
И пел.
Когда Мрак протиснулся в щель, Филипп заканчивал сборку. Охотник бесшумно подходил сзади, а Мур продолжал пялиться в одну точку, как будто всеми своими мыслями в данный момент пребывал не в жилом блоке в Зоне Отчуждения, а на своем ранчо в Техасе. И все же его движения заметно ускорились. Шелк. Щелк. Щелк. Сборка была закончена, резкий разворот корпуса, и взведенный пистолет уставился в лоб неожиданному визитеру.
Но и Мрак оказался не лыком шит. Одно неуловимое движение, и вот уже он держит в руке пистолет противника и метит ему в голову.
— Что за привычка подкрадываться сзади?— недовольно проворчал Филипп, убрав звук на проигрывателе.
— Привычка,— эхом повторил Мрак.
— Надеюсь, на этот раз никто не пострадал? Всякий раз, когда ты встаешь на моем пути, рядом появляются трупы.
— Я мог бы под ноль вырезать всю Заставу, и ты бы об этом узнал только утром. Или вообще не узнал бы никогда,— зловеще добавил Охотник.— Но я не делаю этого, потому что мы друзья. Ведь так?
— Друзья...— хмыкнул Мур.— Конечно друзья... Что тебе надо на этот раз... друг?
— Масхарт ищет людей. Пацанов лет двадцати, по сути, еще детей. Сколько их — не известно: может, двое, может, шестеро. Они недавно в Зоне, из одной компании, но судьба разбросала их кого куда. Где они сейчас — неизвестно. Их нужно найти и передать нам. Масхарт обещает за каждого достойную награду.
Мрак говорил туманно, но Филипп, кажется, знал, о ком идет речь. Он и сам уже давно искал этих самых пацанов. Особенно одного из них. Макса. И он бы отдал за его голову самое дорогое, что у него было. И уж конечно он не собирался делиться своей добычей ни с кем, даже с Масхартом. Но вслух он об этом не стал говорить. Сотрудничество с Храмовниками было ему выгодно. Пока.
— Рад бы помочь, но... Зона большая, люди, которых вы ищите, могут быть, где угодно.
— Нам известно, что они, по крайней мере, некоторые из них, пытаются уйти на Большую Землю. Единственный безопасный выход из Зоны — через Заставу. Если они здесь появятся, задержи их и дай нам знать.
— Ты предлагаешь мне ловить всех малолеток?
Филипп и сам был в курсе того, что Макс пришел в Зону не один. Но об остальных он ничего не знал. Так что лишняя информация не помешает.
— Вот,— Мрак протянул Филиппу листок.— Здесь их имена, приметы, повадки. Сообщи нам, если кто-то из них появится на Заставе. Не пожалеешь.
А вот за это большое спасибо. Только сообщать он никому ничего не станет. У него к этим пацанам был свой интерес... Может быть, потом, после того как собственные "яйцеголовые" вытянут из них все полезное.
Но Мраку лучше об это не знать.
— Хорошо, договорились...
* * *
Расположение подразделения Номад
Однажды, не так давно, но все же, генерал Петренко видел фильм, в котором один влиятельный человек имел привычку обедать под классическую музыку. Эта фишка ему запала, и с тех пор, если позволяла обстановка, он делал то же самое. Вот и сегодня, отгородившись от мира запертой на ключ дверью — он терпеть не мог, когда ему мешали обедать,— Петренко набросал на стол нехитрый ланч, после чего включил старый проигрыватель, поставил чудом сохранившуюся в одном из заброшенных домов и найденную его подчиненными пластинку, осторожно опустил на нее звукосниматель и приятно зажмурился, когда из динамика раздалось шуршание, а потом полилась мелодия шопеновского ноктюрна номер 13. Не сказать, что с момента появления страсти к классической музыке Петренко стал настоящим профи, но отличить Рахманинова от Римского-Корсакова или Пуччини от Россини он мог. А Шопена с некоторых пор так просто обожал.
Усевшись за стол и мурлыча под нос заигранную мелодию, он неторопливо нарезал сало тонкими, почти прозрачными ломтиками, расчетверил на ровные продольные дольки пару малосольных огурцов, добавил к ним грубо порезанную луковицу, а каравай просто разломал на куски. Напоследок он налил в стакан сто пятьдесят первача, настоянного на чернобыльских корешках, вдохнул его пряный полынный аромат и зажмурился, отчего глазки скрылись за щеками.
Кайф...
Но выпить он не успел. Сначала кольнуло в голове, будто раскаленной иголкой в мозг ткнули. Потом перед глазами все поплыло, рука со стаканом задрожала, самогон выплеснулся на стол, а в уголке рта появилась пенящаяся слюна.
Петренко громко заревел. Сначала от страха, а уж потом от боли, наполнившей все его тело. Сжав голову ладонями, он вскочил из-за стола, да так неудачно, что перевернул расставленную на нем жрачку на пол. Пофиг. Заметался по комнате, пока ноги не заплелись, и он не рухнул на колени...
— Пан генерал?— донесся из приемной тревожный голос ординарца, всегда находившегося под рукой. Послышался сначала робкий, а потом все более настойчивый стук в дверь.— Пан генерал!
На самом деле, до генерала Петренко не дослужился, уволившись на гражданку подполковником. Однако получив приглашение в Номад, сам повысил себя в звании. Возражений не последовало.
Но не об этом речь.
В ушах противно запищало, на пол из носа закапала кровь, но и боль начала отступать.
— Пан генерал!!!
— Сейчас я!— слабым голосом рявкнул Петренко, с трудом поднялся с пола. В последнее время все сложнее было управляться со ста двадцатью килограммами веса, а тут еще и ноги не слушались.
В дверь продолжали стучать, но Петренко сначала добрался до рукомойника, глянул в висевшее над ним зеркало, увидел испачканную кровью физиономию, поморщился и зло произнес:
— Сука...
Потом умылся и, утираясь полотенцем, направился к двери.
— Зовсим з глузду з'хав?!— налетел он на ординарца.— Чего стучишь, мать твою налево?!
— Так кричали...— растерялся тот.
— Я тебя звал? Нет? Так какого ляда?!
— Дык...
— Сон нехороший приснился,— буркнул Петренко и захлопнул дверь перед носом ординарца, разглядывавшего разбросанную по полу снедь.
Сам же генерал подошел к окну, открыл прочные стальные жалюзи, запустив в комнату дневной свет, распахнул форточку, вдохнув свежего воздуха. Цыкнул раздраженно. Это лишь в самом начале он испугался — мало ли что: может, первач оказался паленый настолько, что одного запаха хватило, а может, Зона пришла, чтобы забрать должок.
Уже потом сообразил, что к чему. Зона... Не совсем, конечно, но второе предположение было ближе к истине.
— Нужно иди...— пробормотал он, понимая, что второго приглашения не будет.
Будет смерть...
Когда он выходил с территории располаги, часовые провожали его настороженными взглядами, но ни останавливать, ни задавать вопросов никто не стал. Сам Петренко буркнул, обходя шлагбаум:
— Пойду прогуляюсь. Если что, я на связи.
Место встречи было прежним и располагалось в Закутовке — заброшенной деревушке через дорогу. Так как местность просматривалась со стороны располаги, пришлось Петренко пройти по дороге на запад и, лишь скрывшись за холмом, он начал спускаться в низину, в которой стояла деревушка. Склон был почти отвесный, тучный генерал едва себе шею не свернул, когда земля под ногами начала осыпаться. Похожий на неуклюжий тяжелый мячик, он заскакал вниз и только чудом умудрился не упасть. Оглянулся назад и поморщился, поняв, что возвращаться будет еще труднее.
Потом, ругаясь, на чем свет стоит, он продрался сквозь заросли кустарника, вышел на дорожку и направился к водонапорной башне. В деревне было тихо, но Петренко взял наизготовку мощный "ремингтон" — мало ли что? Реагировал на малейший шорох, крутился влево-вправо, уперев приклад дробовика в плечо. Пока добрался до башни, взмок неимоверно.
Поблизости никого не было, поэтому он решил, что пришел первым. Присел на лавочку под башней, рядом поставил дробовик. Достал из кармашка карамельку и неторопливо начал разворачивать фантик. И такая его тоска взяла — непонятная и гнетущая. Вспомнилось все дерьмо, которое он натворил в этой жизни. Его хватило бы, чтобы заполнить до краев арену стадиона на сотню тысяч человек. И ради чего это все? Ради денег? Ради благ? Пустое это все. А душа... Да и есть ли она у него?
Отложив карамельку на лавочку, Петренко протянул руку к дробовику, взял его, поставил между ног прикладом в землю, а ствол попытался упереть в подбородок, но сделать это при его комплекции оказалось не так-то просто. Вспомнил те годы, когда он был моложавым, подтянутым, стройным. Бабы пачками вешались. А сейчас....
— Жирная свинья!
Самому противно.
И это лишь добавило уверенности. Немного помучавшись, он примостил ствол так, что теперь уж наверняка, и потянулся рукой вниз, нащупывая спусковой крючок.
Вот он.
Осталось только нажать.
И в этот момент его отпустило. Как будто совесть окончательно покинула его бренное жирное тело. А вместе с этим пришло осознание происходящего. Он что, на самом деле решил застрелиться? С какого?! Теперь все аргументы "за", еще недавно убойные и неопровержимые, казались смехотворными. Вот только Петренко было не до смеха. Потому как осознание происходящего пришло, но тело, по крайней мере, часть его, отказывалось подчиняться — палец уверенно лежал на спусковом крючке и издевательски поигрывал, то напрягаясь, то расслабляясь.
— Не надо...— взмолился генерал, поняв, что к чему.
— Ты опоздал на семь минут. Я не люблю ждать,— послышался голос и напротив генерала появился Храмовник, облаченный в диковинный навороченный костюм.
Охотник.
— Я больше не буду,— проблеял Петренко и сам удивился собственной ничтожности. Оставалось только обоссаться от страха.
И что интересно, генералу было на самом деле страшно. До усрачки.
Умел его собеседник давить на психику, умел, гад.
Наигравшись со спусковым крючком, палец оставил его в покое, Петренко нервно оттолкнул от себя дробовик, и лишь после этого облегченно вздохнул.
Охотник присел рядом с ним, взял с лавочки конфетку и протянул ее генералу:
— Ешь. Сладкое полезно для мозгов.
Петренко послушно развернул фантик и отправил в рот карамельку.
— Соси и слушай внимательно. В Зоне появились люди, молодежь. Они нам нужны. Лучше всего живыми. В последний раз их видели на Нейтралке. Смекаешь? Вот их данные.
Он протянул Петренко листок бумаги.
— Ты хочешь...— причмокнув, спросил генерал, но тут же осекся.— Это будет означать войну.
— Мне все равно, как ты это сделаешь. Хочешь, договаривайся с Полковником и Барменом, хочешь — бери Нейтралку штурмом.
— С Полковником не договоришься,— раздался хруст раскушенной карамельки.— Он упертый и правильный до отвращения. Да и Бармен себе на уме. Если ему в этом есть какая-то выгода, ни за что не отступится.
— Ну вот, ты сам принял решение.
Петренко вздохнул:
— Если честно, давно пора навести там порядок. Мне самому эта Нейтралка, как кость в горле. Но...
Охотник повернул голову, однако ничего не сказал, уставившись на Петренко сквозь непроницаемое забрало.
— Я не могу принимать подобные решения. У меня тоже есть начальство. И вряд ли ему понравится мое своевольство.
Охотник отвернулся и вроде как задумался. Потом он поднял палец в небо и то ли нарисовал спираль, то ли воронку.
Почти мгновенно после этого тучи над маленькой деревушкой разошлись в стороны, и клочок Зоны осветило яркое солнце.
Петренко от удивления раскрыл рот. Солнце в Зоне Отчуждения он видел от силы пару раз, а тут вот так запросто, как по заказу.
И уже в который раз он взглянул на Охотника с уважением, граничащим с преклонением.
Но это было еще не все: прошло несколько секунд, и резко зазвонил телефон. Нет, не рация, а именно телефон. Спутниковый. Звонил он редко, но если такое случалось, Петренко обязан был мгновенно отвечать. Поэтому он и таскал этот увесистый аппарат постоянно с собой.
Генерал дернулся от неожиданности, взял трубку, встал с лавки и дрогнувшим голосом произнес.
— Генерал Петренко слушает.
И он слушал. Долго, внимательно, вникая. И кивал чуть ли не каждому услышанному слову. И лишь в конце монолога он ответил:
— Есть! Будет сделано!
Отбой.
Убрав трубку, он снова посмотрел на Охотника. Нет, перед ним, определенно, был не человек.
Дьявол...
Глава 12
Пулеметчика звали Егором, или дядей Егором, как называл его всю дорогу "татарин", и, в отличие от неумолкавшего на нервах Сапожкова, был он не особо разговорчив. То ли силы берег, то ли скорбел о погибших товарищах. А Кузя все время лез к нему с вопросами, так что Серега, видя состояние Егора, начал его одергивать. Только "татарин" не понимал прямых намеков, и тогда уже самому Егору пришлось сказать прямо, без обиняков. Он обернулся, сграбастал говоруна широкой ладонью за грудки и прошипел:
— Пасть закрой! Хотя бы на время.— И уже отпустив опешившего Сапожкова, добавил: — Голова уже болит от тебя.
Егор пошел дальше, а Кузя удивленно смотрел ему вслед. Потом повернул голову и посмотрел на Серегу:
— Чего это он?
— Если честно, то ты достал уже нас обоих — трещишь без умолку.
— Я просто хочу понять, куда это мы так резво шагаем?
