Небо шамана. 2 часть

— А вам с Цыгановым вторые звёзды дадут?

— Ага, догонят и ещё раз дадут! Нам уже объяснили, что мы с ним вторые звёзды можем получить, только если выполним двойную норму по боевым вылетам, а как её считать, я тебе уже рассказал. А немцев насбиваем хоть ещё десять раз по столько, больше всё равно не дадут, потому, что мы — штурмовики и наша работа штурмовать и бомбить, а не самолёты сбивать, это дело истребителей. У нашего Бурдужи счёт давно уже на Героя выполнен, но он документы на себя подавать, точно, не станет. А вот тебя это наверно касаться не должно, ты как раз и существуешь, чтобы сбивать, так, что если набьёшь двойную норму, то станешь дважды Героем. Так, что дерзай! Серёга... А вообще, самое последнее дело в бою про награды и счёт думать. Дело нашей прикрывающей группу пары, как и у вас — стрелков, не сбивать немцев, а не дать им сбить наших. То есть главное — не сбить, а отогнать и уж точно не гоняться даже за подранком. А если повезло, так везение — это вещь неуловимая...

Так за разговорами подошло время ужина, а потом и баньки. Летать в меховых комбинезонах не смотря на похолодание было ещё жарко, поэтому помыть и попарить потные тела было очень приятно. Было смешно, когда впервые Тошка со мной заскочила в баню. Я разделся и её в предбаннике оставил, так она — дурочка решила, что она умнее и сиганула в открывшуюся дверь парилки-мыльной. А там видать в пару ориентировку потеряла и по привычке наверх дунула, я даже за ней не кинулся, потому, что поймать в тесной бане мечущуюся мелочь нельзя, главное, надеялся, что ничего уж совсем страшного с ней не случится. Через минуту выскочила с громким писком вся мокрая и взъерошенная, уселась на мою сложенную одежду и пару дней на меня обижалась, как будто это я её в парилку затолкал. Зато теперь она смирно сидит и ждёт, пока мы намоемся и выйдем, мою одежду и оружие охраняет...

Назавтра полётов не было, снова встал туман и пошёл снег с позёмкой и метелью. А вот двадцать третьего потребовали послать две машины на разведку в сторону Калача и Камышей, а вторую пару в сторону Большой Россошки-Бабуркина. Сначала в сторону Калача вылетел Морозов, а нас отправили в сторону Большой Россошки. Вот только приказ мы получили какой-то невнятный. Если Морозову сказали, что под ним должны быть наши передовые части и ему желательно посмотреть где идущие им навстречу части Сталинградского фронта. Ещё и лететь велели, обходя Дон справа, и пересекать его, оставляя Логовский слева. То нам поручили просто посмотреть и доложить вскрытую обстановку по маршруту. А если к Россошке и Бабукину не пробиться, то не выделываться, а возвращаться с имеющимися разведданными. Погода не особенно располагает к полётам, туман клочьями, но ветер его вроде раздул, а вот облачность на двух сотнях плотная как мокрая тряпка и из неё временами начинает снег сыпать. Пошли по железке, наши вроде бы атакуют немцев от Самофаловки, а от неё строго на юг должна Большая Россошка быть. Правее Западновка, а ещё дальше на юго-запад Бабуркин. К Гумраку по колее лучше не ходить, там можно на аэродромную ПВО сдуру налететь, и мало не покажется. Вот такой примерно план полёта...

Чуть за окраиной Самофаловки правда бой. Проходя, обстреляли немецкие позиции, и пошли дальше. В пяти километрах от фронта скучилась колонна техники или это расположение какой-то части, не знаю, но стоят удобно и компактно, только и мне заходить неудобно, чуть и уже в непроглядных облаках. Может мы бы даже мимо пролетели, всё-таки мы не на штурмовке, а в разведке, но кто же их заставлял в нас из зениток стрелять? К тому же не двадцатимиллиметровые эрликоны, а скорее всего осколочные зенитные тридцать семь миллиметров. Облачка взрывов по курсу вспухли, и осколки по машине стегнули. Уже на рефлексе развернулся на зенитную точку, выпустил пару эРэСов и дальше добавил из пушек и пулемётов. А там и повторил заход, на два эрликона, что с другой стороны стояли. Словом, ну, слишком уж они хорошо скучились, вот и прошёлся из пушек, и пару соток с замедлением сбросил. Только для этого пришлось к самым облакам подскочить, велик риск, что своими же осколками заденет, если замедление не сработает. Не задело и ещё два раза проштурмовал. Итоговую полировочку цели сделал, как Васильевич однажды назвал. Не знаю, что уж у них там было, но заполыхало знатно, а столб чёрного коптящего дыма ветер сдувать не успевает. Мы же потихоньку пошли дальше, не в смысле "мало звуков", звуков то мы наделали не мало, вон сзади ещё бухает и какие-то ошмётки из огня вылетают, а в смысле "не быстро" и глядя по сторонам, воздушная разведка называется...

По обоим берегам речки Россошки от Большой Россошки в сторону Бабуркина немецкая пехота долбит мёрзлую землю под окопы, и готовит земляные укрепления. Установленная на пригорке зенитка зачем-то решила в нас пострелять. Зря она так решила. А когда развернулся, удивился ещё больше, в капонире врыт прицеп, на котором стоит точно такая же двуствольная зенитка, как у нас на аэродроме. Они вроде бы называются зенитные автоматические пушки семьдесят два — "К", калибром двадцать пять миллиметров. Словом, наша трофейная зенитная установка немцами используется, то есть использовалась...

У нас наверно сегодня день такой трофейный выпал. Заметили какую-то возню на востоке и обнаружили три наши гаубицы сто пятьдесят два миллиметра "БээР-два" образца тридцать пятого года, на гусеничном шасси и сбоку даже наш тягач "Коминтерн" с кузовом. У нас такой же здоровенный на аэродроме под Торжком был. Вокруг куча немцев суетится, и не просто мечутся, а вполне осмысленно и упорядоченно действуют, к стрельбе пушки готовят. Рядом ещё один трактор поменьше, машина с выстрелами и зарядами. Ещё ящики уже сгрузили, явно разворачивают стрелять на север, где сейчас километрах в восьми линия фронта проходит. То, что сбоку зенитный пулемёт вспышками отметился, меня не занимало сейчас сильнее, чем вопрос, а останемся ли мы в живых, если я сумею удачно пару бомб положить, и вся эта куча снарядов рванёт?! А самое противное, что даже просто бросать свои сотки опасно, мне их во внутренние бомбоотсеки дали, чтобы в разведвылете ничего не было на наружной подвеске. Их положено сбрасывать с высоты больше трёхсот метров, чтобы самих осколками и взрывной волной не достало, ведь у меня только две на замедление были выставлены. Только где же тут такую высоту набрать?! Если только лезть в облака и бомбить вслепую. Но вы же понимаете, что если и так зряче попасть не просто, а из облаков — это будет выбрасывание боеприпасов. Но оставлять немцам НАШИ пушки, чтобы они стреляли по НАШИМ позициям — совершенно не правильно. И что тут сделать?! При очередном вираже смахнул зенитный пулемёт, а то пара пуль по обшивке стукнула, краску ведь гад поцарапает. Вот же ситуация — чемодан без ручки, не поднять и не бросить. С двухсот метров, если заряды сдетонируют, нас с неба смахнёт, как муху полотенцем.

Были бы пушки у меня пристреляны, можно было бы издали попробовать попасть, если удачно в ящик с зарядами угодить, то детонация должна получиться. Но я тут снайпер или погулять просто так вышел?! Поднялся под самые облака, немцы место выбрали в низинке между двумя холмами, заходить только с двух сторон можно, но мне это не особенно важно. Носом повёл, вперёд клюнул и дал несколько очередей. Ну, дикость ведь, когда снаряды непонятно куда летят! При штурмовке и их мощности это не так заметно, у пулемётов даже такое позитивное свойство отмечают, как рассеивание выстрелов одной очереди, что повышает шанс уничтожения цели. А вот пытаться попасть с расстояния больше полукилометра из не пристрелянных стволов — это фокус дурацкий. Пулемёты ещё в прошлых вылетах немного освоил и приноровился, а вот до пушек руки не дошли. Начал выводить машину в километре, но каждая секунда — около ста метров, десять секунд — километр, так что на бОльшее просто времени не осталось. Взрывы попятнали склоны холмов и на батарею пара пришлась, но не фатально. Но мне то нужно боеприпасы взорвать... Второй заход. Вроде бы уловил, куда пуляет правая пушка, прицеливаюсь по ней, жму на гашетку, пошла очередь...

Ох блин, так хотел попасть и попал... ПОПАЛ!!! Успел или только хотел рявкнуть "Серёга! Держись!" как машина влетела в рванувший навстречу взрыв...

В себя я пришёл через пару мгновений, и успел услышать, как захлебнувшись чихнул мотор, но не встал, а продолжил работать, такая умница. В ушах стоит звон, попытался докричаться до Сергея, но он не отзывается. Это надо же было быть таким дураком. Сейчас я уже понял, что, увлёкшись, снизился и приблизился к месту взрыва метров до трёхсот, а может и меньше, и сдетонировавшая масса зарядов и снарядов крупнокалиберных пушек взорвалась подо мной и чуть впереди. И если я всё-таки был в закрытой кабине, и то меня достала взрывная волна, то у стрелка кабина почти открытая и ему досталось значительно сильнее. В принципе, я задание полёта выполнил ещё до атаки на батарею. А в нынешнем состоянии нужно скорее домой. Дураков не сеют и не пашут, они сами родятся! Ведь сам всё прекрасно понимал, что чревато взрывом и не маленьким взрывом и под него же угодил! А ещё пыжился, прикидывал, просто упивался своим недюжинным умом и превосходством. Ну, как это можно назвать?! Богиня! Голова то как кружится и в глазах как туман подвесили... Но зато эти пушки не станут по нашим стрелять, я видел, десяти метровые воронки, которые от попаданий таких снарядов остаются, никакой блиндаж в пять накатов не спасёт. И вокруг метров на тридцать никого в живых не останется. Надо же было думать, как должны рвануть сложенные снаряды такой мощности, если один снаряд такие разрушения наносит... По пути домой несколько раз начинала кружиться голова, и желудок подпрыгивал к горлу, но с трудом удалось удержать рвоту. К моменту посадки звон в ушах навалился с новой силой, и потемнело перед глазами, но я сумел выполнить все предпосадочные процедуры и выйти к началу ВПП. А вот вылезти из машины самому мне сил уже не хватило, свет тихо померк, даже не знаю, довёл ли машину до стоянок... Едва понял, что сумел машину нормально посадить, внутри словно стержень вынули...

* — Я в курсе, что Фоке-Вульф -190 появились на нашем фронте только через год к началу Курской битвы. А до этого они использовались на Западном фронте против англичан. Но, что мешало попробовать прислать эти самолёты под Сталинград?

В себя пришёл резко рывком. Кому-то рядом было очень плохо и мне это было очень важно. Вскочил, в одних подштаниках, огляделся, сообразил, что я в нашем лазарете, наверно только здесь были такие белые занавески вышитые крестиком, хотя толку от занавесок в землянке никакого. Краем сознания отметил, что на соседней кровати спит Подгорный. И пошёл на зов, который ощущал, как тоненькую линию Силы, хотя она ею в прямом смысле не была. В соседнем помещении — предбаннике палаты, где делали уколы и другие процедуры, над высоким столиком склонилась Анна, а перед ней лежит неподвижное тельце Тотошки. Ничего не говоря, отодвинул Анну и взял свою малышку на руки. Если там ещё теплилась жизнь, то на самом краешке. Но тельце тёплое и ощущается как живое. Из подложенного под её спинку пальца я послал небольшой импульс Силы волной из пальца и почувствовал... Даже не знаю, что я почувствовал. Наверно просто тельце вздрогнуло, а следом в пальцы прошёл толчок от сократившегося сердечка. Потом другой. Но между ними слишком большие паузы, такой ритм может быть у человека, а не у такой крохи, у неё сердечко тарахтит как маленький моторчик. Я наклонился к мордочке и дунул в ноздри, одновременно подав из пальца ещё один небольшой импульс Силы, и она словно в ответ фыркнула и чихнула, резко заворочавшись, а затем повернулась, устраиваясь поспать в моих руках. Я прислушался, чуть ещё подал Силы в головку и в основание шеи, остальное всё показалось нормальным. И я заметил, что только после этого выдохнул и вдохнул. Оказывается, с пробуждения не дышал. Маленькое родное сердечко билось, она дышала и сейчас просто спала, свернувшись на моих руках...

Тут сообразил, что я босиком, в одних застиранных армейских подштаниках с завязками и голый по пояс, а перед этим довольно резко оттолкнул Анну, которая на меня смотрит каким-то непонятным взглядом и молчит:

— Э-э... Я... В смысле... Э... Тошка... Она это... Извините!... — И быстро выскочил из процедурной. И если даже после этого Анна начнёт от меня шарахаться, Тошка мне всё равно важнее. Вот же, вскочил и побежал, хотя, что сделать, времени одеваться ведь не было...

Зашёл в палату, положил свою малышку на свою подушку и поглядел на спящего Серёгу. Пригляделся к нему, ничего особенно криминального, только в голове, похоже кровоизлияние и барабанные перепонки порвал. Присел на край кровати и тихонечко стал своим щупом Силы подпитывать и выправлять проблему в его голове. Перепонки и запёкшаяся кровь из лопнувших в носу сосудов — это ерунда, пройдёт и не вспомнит никогда, а вот эту гематому надо убрать и поскорее. Организм молодой, стоило начать, и он подхватился сам. Минут через пять подпитывать силой уже не требовалось. Лёг в кровать, уложил Тошку себе на грудь, прислушался к себе, вроде бы всё хорошо, но поспать не помешает, закрыл глаза и удовлетворённо уснул...

Только утром узнал, что, оказывается, вчера произошла куча событий, и я всё это пропустил. Утром после осмотра Веселова, который старательно делал строгое лицо и заставлял меня смотреть то на его пальцы, то на блестящий молоточек в его руке. Заставил меня высовывать язык, обстучал мне руки и ноги и ещё кучу своих медицинских ритуалов. И знаете, не смешно совсем. С медиками тут вообще шутить опасно, недаром все лётчики смотрят на Веселова как на взведённую гранату. Вот возьмёт упрётся, какую-нибудь свою медицинскую гадость найдёт и небо только с пригорка увидишь. Так что стараюсь, выполняю все его капризы. Раз пять переспросил не болит ли голова, не звенит ли в ушах, не тошнит ли, как хорошо вижу и слышу. Наконец, почти с сожалением откинулся на спинку стула и с нотками сожаления, как мне показалось, вынес вердикт, что делать мне у него в медсанчасти нечего. На мой вопрос про Подгорного, узнал, что Серёгу ещё минимум неделю продержат, это если всё будет хорошо. Кто-то притащил мой реглан из нашей землянки, да, мы здесь обжились уже, и у нас не осталось палаток. Из саманных блоков сложили кухню, столовую и большой рембокс. Саманные стены обмазали глиной и со всех сторон побелили извёсткой, получилось чисто и аккуратно, заодно и маскировка. Два штабных домика сделали из досок, между которыми засыпали перемолотую в труху солому. А все остальные строения заменили сухие землянки в склонах старого оврага, где под масксетями разместились с самого начала. Вот из нашей землянки кто-то и притащил мне форму и куртку, а мой тёплый лётный комплект унесли, чтобы он здесь санитарию и чистоту медсанчати не нарушал. То, чего я опасался, что моя грубость и явление без штанов могут создать проблемы, не произошло, или Анна сделала вид, что ничего не случилось. Второй день она на меня как-то странно смотрит, но ничего не говорит, и я опасаюсь что-нибудь спрашивать. Ну, не знаю я, что с девушками делать и как себя вести...