| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Последние канарские завоевания
Завоевания Гран-Канарии, Ла-Пальмы и Тенерифе, а также подчинение последних местных повстанцев Гомеры, которые стали непосредственным фоном для создания кастильской империи в Новом Свете, принадлежат к традициям иберийской экспансии на полуострове, в Средиземноморье и в Африке — задуманные или, по крайней мере, представленные таким же образом, как "крестовые походы" или продолжение "Реконкисты", оправданные в значительной степени теми же терминами, "описанные" хронистами на том же рыцарском языке. Но прежде чем можно будет объяснить эти элементы преемственности, необходимо подытожить ход завоеваний.
Два наблюдения, сделанные одним из самых проницательных современных хронистов, помогают понять суть завоеваний. Хотя туземцы были "дикарями" эпохи неолита, буквально вооруженными палками и камнями, их хитрости и подходящая для обороны местность приносили им частые победы над технически превосходящими противниками. А завоевание потребовало "постоянных" затрат тех скудных ресурсов, которые твердо преданная своему делу монархия Фердинанда и Изабеллы могла выделить для этой задачи. Замечание хрониста, королевского секретаря Эрнана де Пульгара о Гран-Канарии можно было бы распространить и на туземцев других островов: они могли бы оказаться неодолимыми, если бы не внутреннее соперничество, которое использовали конкистадоры 7. Как и в Неаполе, Гранаде, Мексике и Перу, кастильские завоеватели получали выгоду от местных гражданских войн.
Испытывая недостаток в людях и проблемы с регулярным снабжением продовольствием, в течение первых трех лет завоевания Гран-Канарии кастильцы довольствовались совершением "энтрадас", или набегов по суше на туземные деревни. Служа за жалование и, следовательно, не имея особого стимула к приобретению территорий, новобранцы из городских ополчений не трогали горные крепости, в которые канарцы обычно отступали для защиты. Скорее, они сосредоточились на местах на равнинах и холмах, где можно было найти еду, а не сражаться — на равнинах, где туземцы выращивали зерновые, на склонах холмов, вверх и вниз по которым они перегоняли своих коз. Это была стратегия простого выживания, а не победы. В перерывах между набегами захватчики оставались в своем укреплении в Лас-Пальмасе, где бездействие приводило к вспышкам бунтов. Прибытие Педро де Вера на пост военного губернатора в 1480 году положило начало более целенаправленной стратегии: он планировал десантные операции на труднодоступном западном побережье и возведение еще одного укрепления — "второго фронта" — в Гаэте. Но его первая крупная победа стала результатом просчета защитников, которые спустились на равнину Тамарасеит недалеко от Лас-Пальмаса, чтобы дать "обычное" сражение с катастрофическими результатами: если верить летописцу Диего де Валера, де Вера убил самого грозного вождя туземцев подозрительно рыцарским или гомеровским способом, собственноручно 8. К концу 1480 или началу 1481 года начавшееся у туземцев время сева принесло затишье в военных действиях, вероятно, оформленное массовым крещением, которому туземцы подчинились достаточно охотно, не понимая во многом его значения. Несомненно, группа вождей или знатных людей, которых испанцы захватили и в некотором смысле обратили в свою веру, прибыла ко двору Фердинанда и Изабеллы в мае 1481 года. Католические монархи хотели произвести впечатление на этих новых подданных своим милосердием, а также своей властью и, по настоянию церковных советников, желали ускорить обращение других канарцев своевременным проявлением христианского милосердия. Они издали привилегированную грамоту, заявив, что взяли жителей Гран-Канарии "под нашу защиту и королевское покровительство, как христиан, которыми они являются", и гарантировали им право передвигаться и торговать между кастильскими владениями наравне с подданными кастильского происхождения, а также обещали свободу от порабощения 9. До поры до времени эти положения оставались в силе, и получатели этой хартии, должно быть, были вполне удовлетворены своими собственными достижениями, а также ослеплены достижениями монархов. С этого времени движение "лоялизма" среди туземцев росло, так что в предстоящих кампаниях Педро де Вера смог стравить между собой соперничающие группировки, чтобы добиться окончательной победы. В частности, пленение и обращение в христианство одного из самых влиятельных вождей, известного в традиции как Тенесор Семидан, но более известного по его крестильному имени дон Фернандо Гуанартеме, в феврале 1482 года неизмеримо укрепило позиции де Веры, поскольку дон Фернандо смог убедить многих своих соотечественников, особенно вокруг его базы власти на севере острова, подчиниться.
Тем не менее, победа все еще оставалась недостижимой, и, разочарованный недоступностью повстанцев юга, которые держались в центральных горах, за опасными козьими тропами и крутыми ущельями, Педро де Вера обратился к политике террора и выжженной земли. Ни в чем неповинных туземцев сжигали заживо в отместку за гибель испанских солдат. Припасы и домашний скот конфисковывали, чтобы лишить их врага. Постепенно, под давлением такой тактики или под влиянием красноречия дона Фернандо, туземцы сдались. Некоторые оставили надежду и закончили свою борьбу самоубийством, бросившись со страшных высот, леденяще описанных испанскими хрониками. Остатки продолжали сопротивление с оправданной уверенностью, поскольку даже зимой 1483 года, преследуемые в отдаленном ущелье корпусом баскских наемников, они смогли одержать замечательную победу, используя свою обычную практику — обрушить лавину на колонну противника. Де Вера безоговорочно признал, что не сможет одолеть их силой на выбранной ими территории: он отступил в Лас-Пальмас и предложил своим противникам заключить почетные условия. Если не считать повстанцев, которые продолжали бродить по горным вершинам в течение нескольких лет, не причиняя при этом никакого серьезного ущерба, к лету 1483 года считалось, что весь остров подчинился 10.
Состояние Гомеры в 1480-х годах отличало ее от других островов. Уникальный среди островов, все еще занятых туземцами, тем, что на нем постоянно проживали кастильские сеньоры, он также был уникальным среди "завоеванных" островов, потому что коренное население оставалось предоставлено самому себе (за исключением взимания дани семьей Пераса), и не был заселен европейскими колонистами. Сама его необычность была причиной его гибели. Генуэзские финансисты завоевания Канарских островов вряд ли смирились бы с тем, что потенциальные сахаропроизводящие земли на неопределенный срок останутся в руках местных пастухов и собирателей; в то время как повторяющаяся напряженность между семьей Пераса и их сопротивляющимися "вассалами" делала статус-кво нестабильным и давала короне повод для вмешательства. Традиционные связи Гомеры с португальцами, которые, как мы видели, время от времени, начиная с 1430-х годов, стремились к взаимопониманию с туземцами, также могли вызывать опасения кастильцев. Туземцы восстали в 1478 году, воспользовавшись португальско-кастильской войной, чтобы "заручиться благосклонностью Португалии", как утверждали Пераса и верили Фердинанд и Изабелла. Об очередном восстании в 1484 году можно судить по предупреждению монархов о том, что они должны подчиняться своим сеньорам и платить им дань. К 1488 году жители Гомеры снова подняли восстание. В 1488 и 1489 годах королевские войска с Гран-Канарии совершили два жестоких вторжения, в промежутке между которыми туземцы казнили Эрнана Перасу, который правил островом от имени своей семьи. В отместку повстанцы были массово казнены или обращены в рабство под сомнительным юридическим обоснованием как "мятежники против своего естественного господина", а на острове постоянно размещался гарнизон из Гран-Канарии. Обращение с туземцами затронуло чувствительную совесть Кастилии; монархи назначили комиссию юристов и теологов для расследования обстоятельств этого дела; было рекомендовано освободить порабощенных гомерцев, и многие из них в конце концов вернулись на архипелаг, чтобы помочь в колонизации других завоеваний 11. Однако их родная земля теперь созрела для преобразования европейскими поселенцами. В следующем десятилетии Гомера стала еще одним колониальным сахарным островом.
Завоевание Тенерифе и Ла-Пальмы было относительно быстрым, но отнюдь не легким. Ни в одном случае успех не был достигнут благодаря доблести (несмотря на рыцарские позы испанцев в источниках), но в одном случае благодаря хитрости, а в другом — удаче. Вторжению Алонсо де Луго на Ла-Пальму в 1492 году предшествовала миссионерская деятельность замечательной женщины: местной неофитки Франциски де Газмира. Тот факт, что епископская лицензия должна была быть вручена мирянке, местной женщине-миссионерке, предполагает выдающиеся харизматические способности, которые она, по-видимому, с успехом использовала среди своего народа 12. Возможно, именно благодаря этой подготовке Луго встретил небольшое сопротивление и получил некоторую помощь, когда высадился на западном побережье. Подкрепленный христианскими племенами запада, он двинулся вокруг побережья по часовой стрелке, побеждая разрозненные племена, которые не пытались объединиться для сопротивления. Внутренние районы были ареной более ожесточенной обороны, поскольку там сочетание вулканической активности и эрозии создало обширную природную крепость Ла Кальдера, которую занимало одно племя под предводительством вождя, которого традиция называет Танаусу. Если верить нашему единственному, но познему источнику, Танаусу мог бы сопротивляться бесконечно, если бы Луго обманом не заставил его явиться на мнимые переговоры, на которых он был побежден, а его последователи уничтожены 13. Здесь летописная традиция, похоже, отходит от героической версии событий. Сохранившийся текст датируется 1590-ми годами, когда такие смелые ревизионисты, как доминиканец Фрай Алонсо де Эспиноза, бросали вызов общепринятому образу завоевания Канарских островов, восхваляя естественные добродетели туземцев и защищая их права. Без сомнения, эта версия так же искажена, как и версия современных хроник, отражающих восприятие, насыщенное рыцарской литературой. Но жестокость и безжалостная удаль в полной мере присущи всему, что доподлинно известно об Алонсо де Луго.
Частично, возможно, из-за его ранней репутации алчного человека, дальнейшие операции Луго были затруднены нехваткой финансов и юридическими сложностями с его генуэзскими (и, в одном случае, майоркинскими) покровителями. Он чудом избежал катастрофы в обеих кампаниях, предпринятых им для завоевания Тенерифе. В первой, состоявшейся летом 1494 года, он едва избежал почти полного уничтожения своих войск, сохранив свою жизнь после того, как его заманили в ловушку в Асентеху недалеко от устья долины Оротава. Вероятно, он направлялся в землю Таоро — самого богатого из девяти территориальных и племенных владений вождей, на которые, по-видимому, был разделен остров.
Он вернулся с более крупными силами, вероятно, в конце 1495 года, разочаровавшись в своих первых легкомысленных ожиданиях, что завоевание займет десять месяцев. Однако теперь настала очередь вождя Таоро поддаться чрезмерной самоуверенности. Этот самонадеянный туземный принц заставил четыре племени заключить союз с Луго; остальные образовали враждебную конфедерацию, которая атаковала лагерь Луго возле Ла-Лагуна на равнинной местности, подходившей для кавалерии испанцев и дававшей островитянам слабую защиту от арбалетных выстрелов. Даже после неизбежной победы Луго остался на зимних квартирах. Когда он осторожно совершил вылазку, в начале 1496 года, то обнаружил, что туземцы истощены и ослаблены неизвестной эпидемией — первой из серии загадочных болезней, предположительно занесенных европейцами, вызвавших на Тенерифе демографическую катастрофу, сравнимую, в меньших масштабах островов, с теми, которые позже опустошили Новый Свет. Луго возобновил марш на Таоро. На этот раз, когда он достиг Асентехо, он был подготовлен и отомстил за прежнюю резню, одержав окончательную победу. Последний вождь Таоро оказался в безвыходном положении и совершил ритуальное самоубийство, как это сделали некоторые защитники Гран-Канарии. Удивительно, но ни один хронист не упоминает об этом событии, но место, где вождь закончил свою жизнь, стало знаменитой достопримечательностью и упоминается во многих ранних документах о предоставлении земли колонистам. После этого оставшиеся с оружием в руках племена быстро подчинились, и к июню 1496 года Алонсо де Луго смог представить их вождей перед своими монархами на глазах у венецианского посла в Альмазане 14.
Гранада, Канарские острова и Америка
Завершение завоевания Канарских островов очень близко по времени к первым завоеваниям в Новом Свете и последним на Пиренейском полуострове. Действительно, совпадение поразительно, поскольку завоевания больших Канарских островов с 1478 по 1496 годы пришлись на годы Гранадской войны и первых двух плаваний Колумба. Ключевой вопрос заключается в том, существовала ли какая-либо концептуальная преемственность, потому что, если бы люди думали обо всех трех завоеваниях одинаково, тогда могла бы существовать основа для преемственности в других отношениях — институциональном, экономическом, социальном.
Одержимость кастильских монархов и их советников юридическими вопросами, навязчивое желание оправдать в теории — возможно, даже больше, чем на практике — все их действия, и особенно все их войны, означают, что их концепции часто становились явными. Есть неопровержимые доказательства того, что завоевание Канарских островов было задумано и оправдано не только монархами и их советниками, но также на более скромных социальных и интеллектуальных уровнях, как продолжение "Реконкисты", мало чем отличающейся от покорения Гранады. Миф о Реконкисте глубоко укоренился в позднесредневековой Испании. Он подпитывался влиянием "Готского возрождения" того периода — всепроникающим интересом к истории вестготской Испании и, в частности, притязаниями монархов на то, что они являются наследниками готских королей. В первом кастильском упоминании об островах, содержащемся в письме середины XIV века, король Альфонсо XI сообщил папе римскому — ошибочно, но без явной неискренности, — что его предшественники сражались с "королями Африки" за эти земли и что "права на завоевание королевства Африка, как всем хорошо известно, принадлежит только нам, и никому другому". Те же или подобные аргументы не были забыты и в следующем столетии, как видно из заявлений одного из самых выдающихся кастильских юристов того времени, Алонсо де Картахены, который утверждал, что Канарские острова были частью владений вестготских королей или, по крайней мере, подпадали под их права завоевания: права, которые передавались вместе с их королевским достоинством по линии монархов Кастилии. Тот же ход мыслей был распространен еще во времена правления Фердинанда и Изабеллы: свидетели в ходе расследования статуса канарской сеньории в 1476-77 годах считали, что острова принадлежали дону Родриго, последнему готскому королю. Аргументы, напоминающие аргументы Алонсо де Картахены, были изложены кардиналом Карвахалем в ходе его посольской миссии в Риме в 1494 году 15.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
