Напряжение растет

— Я еще нужен? — Меланхолично уточнил Тихомир.

— Очень! — Пришлось буквально силой разворачивать чем-то до глубины души возмущенных ребят, прикипевших взглядом к месту крепления кармана, и отводить к ноутбукам, где уже скучали Федор и Паша.

— Итак, — хмыкнул мэтр, разворачивая на экране схематичное изображение зала. — Помещение представляет собой амфитеатр с механизированной сценой.

После щелчка мышью, монитор отобразил детальные фотографии полукруглого зала, расчерченного концентрическими рядами красных кресел.

— Зрительские места разделены на три секции, — указал он на ближний к сцене. — Для двух команд участников, ожидающих своего времени, предусмотрены места в диаметрально противоположных концах. Остальные кресла первой секции заняты представителями нашего клана.

— Вы можете обратиться к любому из них за помощью, — добавил Игорь.

— Вторая секция, гостевая зона, — на экране, показывающем зал сверху, выделился солидный полукруг мест. — И третья секция наверху — для журналистов и техников.

— А вот это что? — Указал ладонью Пашка на странную конструкцию непосредственно над зрительскими местами, где обычно полагалось быть балконам.

Выглядела она этажом модной высотки, созданной из зеркального стекла и бетона.

— Судейская трибуна. — Пояснил Тихомир, приближая на экране интересующее нас изображение. — Представляет собой одиннадцать комнат, по одной для каждого из приглашенных арбитров.

Если присмотреться, то действительно — массивных рам, отделяющих блоки непрозрачных стекол, насчитывалось ровным счетом десять.

— Нечетное число исключает паритет мнений в спорных ситуациях, — деловым тоном вклинился Долгорукий.

— Оценка выступления выполняется открыто. — Продолжил мэтр. — Если арбитру нравится выступление, свет в его комнате зажигается. Максимальная оценка — одиннадцать баллов.

Ноутбук прокрутил короткий ролик — зеркальный монолит окна протаял в сиянии внутреннего света, показывая размытую обстановку гигантского помещения: силуэты столика и кресел, дивана, и даже зимнего сада на фоне.

— Даже один балл — это очень хорошо! — Категорично произнес Игорь. — Наши судьи весьма требовательны!

— Оценка выступления производится в течение пятнадцати секунд после финишного аккорда. Не следует уходить со сцены сразу, но и после отведенного времени новых баллов не будет.

— Ясно, — сосредоточенно кивнул Паша.

— Теперь сама арена, — Тихомир вновь крутнул зал на экране, приблизив сцену. — Площадка выступления механизирована, представляет собой составную трехуровневую конструкцию. Слоеный торт знаете?

— Я по нему эксперт.

— Это максимально доступная конфигурация над полом зала. В иных случаях три уровня можно сложить в один. Базовый диаметр сцены — десять метров. Расширения еще два раза по пять. Высота уровня варьируется, максимальный подъем до двух с половиной метров.

Три уровня на экране сомкнулись в ровную круглую площадку.

— Понятно, — сосредоточенно кивнул наш капитан.

— Стандартно третий и второй уровень используется для доставки на сцену реквизита из помещений под сценой. У вас что-то габаритное есть?

— Фортепиано.

— Тогда помещаем на третий уровень фортепиано, — защелкал мэтр мышкой, пока на экране не показалась картинка поднимающегося из под земли музыкального инструмента. — Выступление вы можете начинать на любом уровне.

— А как мы туда попадем? — Заинтересовалась Света, неведомо как оказавшаяся за нашими спинами.

— Пауза между выступлениями две-три минуты. Вас отведут под сцену.

— Не беспокойтесь, там дорога буквально на одну минуту! — Подсказал Игорь.

— Арена защищена от Силовых техник по максимально возможной планке. — Указал мэтр на декорированные плиты, почти сливающиеся с полом, замыкавшие периметр вокруг внешнего уровня сцены на расстоянии пяти метров. — Купол безопасности идет вверх до уровня сорока метров и замыкается полусферой над головами. Попадание техникой в пространство барьера вызовет визуальный эффект радужного всполоха.

— Негласно, подобные эффекты считаются признаками недостатка контроля и показывают участника с плохой стороны, — последовал комментарий от организатора.

Ребята сосредоточенно кивнули и посмотрели на меня. Пришлось успокаивать ответным кивком — сама арена почти двадцать метров, да еще пять метров до барьера, вполне достаточно. Для всего.

— Сейчас нам остается согласовать реквизит, который вам нужен на сцене. Пожелания по освещению. — Тихомир задумчиво наклонил голову. — И музыку, разумеется. У вас она на диске?

— Эм, — слегка замялся Пашка.

— Можно просто название песни, мы организуем.

— Нам не требуется музыка, мы сами, — указал Артем на футляр со скрипкой.

— Значит, стойки для микрофонов? Беспроводные?

— Тоже — не надо. — Поджал он губы. — Встроенные усилители.

— Хорошо, — покладисто качнул Тихомир головой.

— Ребята, а если вас не будет слышно в зале? — Забеспокоился Игорь.

— Будет. Все услышат. — Уверил его я.

— А шум толпы? Щелчки затворов фототехники? Учтите, выступление только одно! — Попытался он нас застращать. — Можем на всякий случай организовать фонограмму.

— Серьезно, нет необходимости.

— Живой оркестр?

— А тогда какой в наших репетициях смысл?

— Хорошо, — сдался Игорь, чуть подумал и добавил. — Я могу довести до судей, что вы выступаете с живой музыкой. Думаю, это прибавит шансов.

— Вы нас этим очень обяжете. — Незаметно переложил я пачку денег из своего кармана в его руку.

Игорь вновь смущенно покраснел и опасливо огляделся по сторонам.

— Сделаю все в лучшем виде.

— С кем могу обговорить освещение? — Покосившись на часы, уточнил Тихомир.

Вызвался Паша, довольно толково обрисовав, что нам может потребоваться. Затем не менее толково вмешался Артем, добавил веское слово Федор, парой жестов поправила композицию Светлана и все это одобрил я.

— Пойду вносить в техническое задание, — удовлетворенно потянулся мэтр, захлопнул ноутбуки и утащил за собой.

Охнул, глянув на часы, Игорь, и заторопился следом.

— Буду через половину часа! — Крикнул он на прощание, распахивая дверь и впуская внутрь гул далекой музыки. — Конкурс уже во всю идет!

— Так, — лязгнул голос за спиной.

Оставшиеся с удивлением обернулись на Федора, проследили направление его взгляда и выдохнули с не меньшим возмущением.

— Она даже не переодевалась! — Повернулся к нам брат, указав на Свету, невозмутимо рассматривающую стену.

Девушка красовалась в прежнем наряде, бесспорно отлично ей идущем, но...

— И как это называть? — Скопировал Федор интонации папы, уперев руки в бока.

— Это принцип Шредингера, — сочувственно хлопнул его по плечу Артем. — Вне зоны видимости, девушка может быть с одинаковой долей вероятности переодета и не переодета. Поэтому всегда учитывай оба варианта, планируя совместное время.

— И они все такие? — Обречённо уставился брат на нашу танцовщицу, спокойно прошествовавшую обратно в гримерку.

— Хочешь понимать девочек — учи квантовую физику, — наставительно поднял палец ввысь наш скрипач.

— А с чего лучше начать? — Заинтересовался Паша.

— С переодевания. — Разогнал я их, указав на сундуки с одеждой. — У нас уже свое время поджимает, а там за стенкой может вообще не освободиться.

Народ поинтересовался временем на часах Артема, охнул и в бодром темпе рванул к личным вещам.

Ребятам — черные фраки с серебристым узором школьного герба у сердца; белыми рубашками и красной бабочкой; лакированные до зеркального блеска туфли, золотые запонки и горсть перстней, щедро насыпанных Федором. Мне — серебристый костюм, белоснежные ботинки, серебристые запонки и набор личных колец, разбавлять которые брат подсчитал ненужным. Герб вышит красным, рубашка расстегнута на одну пуговицу.

— И долго вы? — Недовольно пропел Светин голос.

Реплика справедливого возмущения застрял в горле, стоило к ней повернуться. Рядом тяжело сглотнул Пашка.

Белое с серебром платье, украшенное алым кантом, невольно приковывало взгляд. И это — с учетом того, что мы видели его не единожды, а значит дело наверняка заключалось не только в нем — но в таланте его носить. Будто не многослойный отрез ткани на плечах, а сама зима завернула девушку в наряд из вьюги, на которых алое смотрелось нетронутыми зимними ягодами на снегу — признаком лютой зимы. Ледяная тиара из серебра с алмазами и холод в глазах, от которого сердце давит чувством несуществующей вины. Белый грим на лице, черные брови и яркая подводка губ, нанесенные специально, чтобы компенсировать расстояние до зрителей, но одновременно — преображающие облик в нечто нечеловечески бесстрастное. Шлейф платья, украшенный квадратиками фольгированной ткани и обернутый десяток раз от пояса и ниже, смотрелся утренней изморозью. В танце этот край должен был разматываться и подпадать под острое лезвие, взлетая от резкого движения вверх, чтобы доказать опасность замысла и украсить номер. Сейчас кольца нет, потому и резать нечем. Хм, интересно, а если звездочками...?

— Боже мой, надеть и снять брюки — это ведь сорок секунд! — Закатила она глаза и с неудовольствием прошествовала обратно в свою гримерку.

Простым словом 'шагать' эту походку уже назвать было нельзя.

— Не, это надо, а? — Как-то не всерьез возмутился Артем.

— Ага, — пересохшим голосом поддакнул Паша.

— Не, такую Снегурочку лучше не звать. — Высказал свое веское мнение Федор.

— Это почему? — повернулся к нему капитан.

— У такой дедушка вообще никакие стихи слушать не будет. И чужие подарки заберет.

— Она приходит со словом 'вечность' в качестве подарка, — меланхолично произнес Артем.

— Тоже верно. — Невольно согласился Пашка, с опаской глядя в ту сторону.

— Ерунду говорите, — рубанул я обсуждение. — Отличное платье и образ отличный. А Света — добрая. Все, собрались. Прокатываем номер еще один раз и выходим.

— Не успеем. — Деловито тряхнул скрипач рукой с часам. — В любой момент Игорь придет и все испортит. А это стресс и неуверенность в себе. Почти диверсия, я считаю.

— Лентяй, — заклеймил я его отговорки, но в итоге махнул рукой.

Не хочет — так ведь не заставить. Да и готовы мы, и раз даже мне уже не надо контролировать движения тела, то и ребятам с их многолетними навыками — тем более.

Игорь появился через десяток минут, оглядел нас с довольным видом, удостоверившись в готовности. Затем попытался заново знакомиться со Светой, с неким недоверием и нежеланием приняв тот факт, что это та же девушка, что нас сопровождала.

— Идемте за мной, — последовали знакомые переходы лестниц, как-то внезапно сменившиеся широченным коридором с алой дорожкой и потолками в десяток метров, украшенные монструозными конструкциями хрустальных люстр.

В глазах рябило от отполированной позолоты, шея только и успевала крутиться, помогая рассмотреть ростовые портреты в официальных мундирах, развешенные по стенам.

— Не вертите головами, — прошипел Артем сквозь зубы.

— А почему?

— Выглядите деревенщиной, а тут могут быть камеры. Ведите себя так, будто через такое место по сто раз на дню ходите и вам скучно. Вон, у Светы берите пример.

— Но интересно ведь? — Искренне не понимал я.

— Не принято, — обреченно выдохнул он. — Мне, может, тоже интересно.

Пришлось соответствовать, развивая периферическое зрение. А потом и действительно надоело — слишком много одинаковой роскоши, будто бы собранной напоказ отовсюду.

— Наш подвал напоминает, — как-то уловил мои мысли Федор после того, как мы прошли через комнату, заставленную огромными и затейливо украшенными вазами.

— Это коллекционная керамика! — Тихонько возмутился Артем.

— Потому и выбросить жалко, — вздохнул брат.

Игорь все это время привычно протаранивал нам путь, двигаясь на несколько шагов впереди.

О верности пути намекал возрастающий шум музыки, басами отдававшей в дрожи стен. Да и людей прибавилось — в основном в одинаковых черных костюмах, по двое стоящих на поворотах и возле массивных дверей между переходами. Я уже принялся было считать повороты в размышлениях, не водят ли нас кругами, как Игорь замер возле двухстворчатой двери из темного дерева и развернулся к нам, с видом загадочным и торжественным.

— Всего один шаг до победы! — Лозунгом пропел он, но тут же поправился. — Но участие — тоже немалая победа! То есть, я хотел сказать, принять участие тоже важно... Вернее, победа — главнее, но быть в числе...

— Короче.

— В общем, сейчас выступают Шуваловы, затем Еремеевы и потом вы.

— Извините, Еремеевы или Еремеева? — Посчитал я важным уточнить.

Игорь сверился с блокнотиком, достав из внутреннего кармана пиджака.

— Еремеевы, — уверенно подтвердил он.

— Интересно...

Наверное, потому ее и не было ни в автобусе лицеистов, ни на их платформе.

— Располагайтесь на крайних местах первого ряда и отдыхайте. Не стоит беспокоиться, вас проводят под сцену, когда придет время. Удачи! — Распахнул Игорь одну из створок и первым нырнул в полумрак, пропитанный энергией музыки и напряжения зрителей.

— Идем? — Робко полу-спросил, полу-предложил Паша.

— Вперед, — хлопнул я его по плечу. — Веди нас к победе.

Друг ободрено улыбнулся и вступил в зал. Следом прошел Артем, затем Светлана и Федор, а мне последнему пришлось буквально проталкиваться внутрь, потому что команда отчего-то застряла прямо на входе и не желала идти дальше. Дождавшись вместо пояснений только слова 'тише!', пробрался вперед.

На фоне гигантского полотна, изображавшего морскую гладь, в декорациях разбитого корабля, под музыку, созданную из чистого восхищения, танцевала босоногая девушка в простом наряде из домотканного полотна. Танцевала с дельфином, плывущим в рукотворной морской волне, закрученной вокруг лишь него.

Девушка не была просто 'рядом' с дельфином, не давала ему команд. Она просто существовала в одном с ним танце, продолжая движение рядом с волной, с удовольствием ловя брызги и со счастливой улыбкой протягивая руки ввысь, когда дельфин перелетал над сценой из одного участка воды в новый, создаваемый будто бы из ниоткуда, и вновь кружась с ним в единении двух несовместимых стихий.

Хотя нам, с нашего места — выхода у самой сцены — было видно, что на втором уровне сцены, встав по сторонам света, поддерживают волну четверо ребят, по пояс стоящие в импровизированном бассейне, одетые полностью в черное, оттого наверняка невидимые из зала в засветке прожекторов, прикованных к необычному танцу. По их жесту вода опускалась за уровень действа и появлялась вновь, подхватывая партнера девушки в объятия морской волны, создавая на сцене настоящее чудо, невозможное и неповторимое.

— Подумаешь, дельфин, — заворчал я на себя, подхватив ребят за плечи и буквально силой отводя в сторону пустующего ряда кресел.

— Это невероятно, — шептал Артем, давая себя отводить, но не отрывая взгляда от сцены.

— Мы проиграли, — поник Паша.

— Мы еще даже не выступили, — стегнул я его словом и силком усадил в кресло. — А ты уже рыбе сдался.