Ещё в пакете оказались официальные бумаги из канцелярии короля Бельгии, в полицейский департамент Германии, извещающие о моём новом имени и статусе. То есть, мне нужно их в полицию отправить и мне даже паспорт поменяют, и буду я теперь — баронесса Аюна Саган де Флусси. Между прочим, Але тоже жаловано бельгийское дворянство, но без титула, от чего Аля немного пришибленная сидит, наверно к себе прислушивается и пытается какие-то изменения в себе найти в связи с изменением своего статуса. Только ей просто грамоту дворянскую выдали без прилюдной постановки на колено. И напоследок мы посмеялись, когда я спросил Алексу, за какие такие особенные заслуги перед королевством и лично его величеством мне жалован титул, как было объявлено? Оказалось, что заслуги заключались в шести бутылках нашей кавы, которую привезла от Дофины Алекса, и она понравилась королеве. А вторая заслуга была в том, что побывавшим на моём новогоднем концерте в Париже королю и королеве очень понравилось и на концерте в Брюсселе были уже всей семьёй, правда без помпы, поэтому я об этом не узнал ничего. А третья — это личная просьба Дофины Елены за своего вассала и друга королевского Дома Вюртемберга. Но, сама формулировка меня очень рассмешила. На, что Алекса сказала, что ничего смешного не видит, что монарх сам имеет право решать, что важно, а что нет и если он за вовремя поданный платок кому-то даст орден — это его право и никто не в праве давать оценку этого события. Так, что даже пришлось извиниться, потому, что Алекса всерьёз решила обидеться, посчитав мой смех направленным в адрес её семьи. Хотя наши Гоша и Жора явно тихо хихикали и были полностью согласны с моим смехом. Только эти гады сидели за другим столом и общались на русском, который я своим обострённым слухом слышал, а языки у обоих достаточно ядовитые...
Чтобы уже закончить с тем, что мне вручили вместе с баронской грамотой. В одной большой шкатулке оказалась моя большая баронская печать и брусок специального красно-синего сургуча, которым я могу запечатывать важные письма и какие-то серьёзные документы. Дофина пообещала прислать мне своего человека, который меня научит этим премудростям, так, что я решил пока большую печать оставить без внимания. Малая печать тоже лежала в этой шкатулке, она была в виде большого серебряного кольца на мужской палец, и герб там был старый с башнями и голубем, этой печаткой запечатывают только почту, для документов её использовать нельзя. Потом я поглядел большую печать, там тоже герб был старый с башнями, то есть, печать настоящая старая родовая. Во второй шкатулке лежала так называемая средняя печать, вырезанная из специального дерева, которую натирают красно-коричневыми чернилами и ею заверяют бумажные документы. Мне потом специальный дяденька показал, как этим всем пользоваться, это вам не обычным штампиком с переворачивающейся резиновой печаткой по листику шлёпнуть. Чернила — это довольно толстый брусок, которым натирают поверхность печати. Потом лист специальной довольно толстой веленовой бумаги (это бумага типа ватмана) кладут на мягкую поверхность вроде пары слоёв фетра и очень сильно бьют печатью рядом с подписью. Смысл в том, что в результате не только остаётся оттиск краски на рисунке, но и продавленный след на месте удара печатью. Без этого вдавленного следа никто печать настоящей никогда не признает, да и подделать такое гораздо труднее. А для важных документов лист прошивается толстой плетёной нитью (не менее четырёх и не более семи проколов), на концы которой навешивается сургучная печать с оттиском большой печати. К счастью, мне в обозримом будущем ставить эти печати вроде бы никуда не нужно. Наутро мы выехали в Дюссель. Вот так я и стал баронессой. Ага...
По приезде Фред глубоко задумался, как из этого выдавить хоть немного энежек, но так ничего придумать не смог. Официальные бумаги отправили в Дюссельдорфское управление полиции. А с Фредом как не прикидывали, но баронесса де Флусси никак не вписывается в мой уже сформированный сценический образ. Да и вообще, далеко не у всех людей нежное и трепетное отношение к аристократии, а у очень многих даже наоборот. Так, что решили, что в моём сценическом образе ничего менять не станем, как был я госпожой Саган, так ею и останусь, тем более, что присвоенный титул на мою старую фамилию никак не покушается. Как я понял из объяснений Елены и Алексы, если я выражу желание, то мои новые документы будут содержать в качестве фамилии только де Флусси, а если нет, то родовое баронское имя будет просто добавлено после старой фамилии. Вот я и остаюсь при своей фамилии при необязательности указания полного титула. Ведь титул в чём-то сродни воинскому званию, то есть полковник Иванов на службе именно полковник в первую очередь и уже во вторую Иванов, а в обычной жизни он Иванов и только если вам очень интересно, то ещё и полковник. Так, что я без всякого ущерба для репутации и без нарушения правил приличия могу оставаться просто Саган, как и раньше. А если кому очень уже интересно может прочитать в моих документах, что имеет дело с благородной баронессой Аюной Саган де Флусси, с маленьким может даже уютным домиком в бывшем баронстве Флусси в Арденских горах Бельгийской Валонии.
Вообще, всё это прошло как-то фоном, потому, что уже вышел на экраны фильм, снятый самой Саган с собой в главной роли, сразу заявленный, как фильм-притча или в одном из вариантов я его назвал фильм-размышление. В двух странах фильм приняли великолепно, в Германии многие просто с удовольствием смотрели на меня на экране и в Аргентине, где наслаждались патриотичностью и аргентинскостью всего фильма от первого до последнего кадра. Впрочем, сказать, что фильм стал достаточно успешным можно уже после первых двух недель проката в Латинской Америке и первой недели в Германии. Сейчас срочно готовятся английские, французские и итальянские субтитры, чтобы выпустить фильм в широкий прокат по Европе и Америке и по остальному миру. А песня из фильма уже звучит сама по себе, как и сама мелодия отдельно и успех у них даже больше, чем у фильма. Фред меня уже подколол, что я всё-таки гораздо больше композитор и певец, чем режиссёр, вот потому песня и обходит популярность фильма. Но я на самом деле ужасно доволен результатом. Я же не ставил своей целью перевернуть весь киномир этим фильмом. Я просто очень хотел сыграть Терезу в когда-то понравившемся мне фильме, побывать на том удивительном Аргентино-Чилийском краю географии и показать его моей Алёнке, ну, а всё остальное — по пути. Вендино звонил, он просто счастлив, такой рекламы нет больше ни у одной авиакомпании в мире. Рассказал, что когда узнали про его желание вложить средства компании в съёмки ещё одного фильма, но уже не просто спонсорским взносом, а стать главным финансистом проекта, многие уже стали прикидывать себя на его или освободившиеся в результате провала места свои седалища. А тут успех и не маленький, средства не просто вернулись, а ещё и хорошую прибыль принесли, и это только за первые недели проката, не упоминая рекламную составляющую. У Карлоса и Мигеля уже куча предложений, хотя, Карлос, когда я отправил уже смонтированный и озвученный фильм бегал по всему Буэнос-Айресу и кричал на каждом углу, что эта сумасшедшая немка загубила такой интересный материал и сделала всё неправильно, и он к будущему позору отношения иметь не хочет. Более умные люди предпочли отмолчаться, хотя даже среди его финансовых соратников нашлись прислушавшиеся паникёры. И теперь Вендино — победитель и на белом коне. Позиции Авиакомпании "LAC" укрепились так, какими не были ещё никогда и фактически уступают за океаном только трём ведущим компаниям США. А я ещё похихикал по поводу того, что сам того не подозревая снял целый фильм, где почти всё время провёл в бело-голубых гербовых родовых цветах де Флусси, о чём поведал Вендино. Ну, а кто же виноват, что форма у стюардесс "LAC" белого и голубого цвета. А на официальном рекламном постере фильма я в пилотской фуражке и белой блузке на фоне безоблачного неба. Аля снимала, так, что сняла красиво...
Да, я как-то забыл рассказать, что после появления рядом со мной профессиональных вояк Гоши и Жоры, мы с ними очень плотно обсуждали все перипетии моего общения с корейцами и мажора с компанией, как главного источника возможных неприятностей. Тем более, что почти с гарантией ясно, что Ремизов и Ким в Москве работали именно на них. Во-первых, понятно, что генерала явно купили и купили за очень приличные деньги, далеко не у всех есть такие оборотные средства, чтобы покупать генералов, а вот у корейцев они точно есть, как и мотив — личное оскорбление, как они считают. Из тех, кто меня окружает и с кем у меня были контакты, такими средствами теоретически могут оперировать в "Вивенди", но у них никакого мотива, скорее даже наоборот. А больше и нет никого. Но тут всплывает, во-вторых — кореец майор Ким. Не бурят, не украинец, а именно кореец, на которого корейцам мажора было гораздо легче выйти, чем на кого-либо другого. Корейцы в России объединены диаспорой, а внутри неё у каждого остались родственники на Родине предков. А корейцы к родственным связям относятся очень трепетно, и контакты налажены не смотря и вопреки как с северной, так и с южной частями Корейского полуострова. Могли по просьбе мажора организовать связь с указанным Кимом? Вопрос кажется риторическим. Из этих двух посылок вероятность, что мы имели результат действий мажора и его соратников можно считать более девяноста процентов. А тут, как сказал Гоша, сидя в обороне защиту не обеспечишь, что нужна информация из стана противника, дальше уже они сами связались с бароном Шлауфенбергом.
Барон приехал для разговора со мной через четыре дня после того, как ребята сказали, что всё ему передали. Я не очень понимал, для чего ему нужно со мной разговаривать, ведь всё, что мог я уже рассказал ребятам, а они не просто слушали, а записывали и даже рисовали какие-то схемы. То есть, в моём понимании, они донесут всю информацию в более понятном и адекватном ключе, и не будут расходовать силы на эмоции, как я. Но оказалось, что начальника службы безопасности Дофины интересовала не та информация, которую я уже сообщил ребятам. Он меня просто огорошил вопросом, что бы я хотел кроме чисто разведывательных сведений о тех, кто может что-то злоумышлять против меня, узнать о ком-то для себя лично? В первую секунду я даже запаниковал, что если начну называть имена, то сам же сдам себя, как Юн-Ми. Но, тут спохватился, ведь я уже целую книжку откровений о Юн-Ми написал и уже даже только благодаря этому имею полное право быть глубоко в теме. И пока я старательно писал разные имена, поинтересовался, неужели у немцев такая могучая разведка, что даже на территории Кореи работает? И что очень сложно представить себе внедрение какого-нибудь Курта из-под Гамбурга в Корейское общество в качестве нелегала. На что барон долго смеялся, видимо представив себе сложности истинного арийского блондина в краях Чосон выдающего себя за коренного аборигена. Потом объяснил, что в Южной Корее всё очень просто уже потому, что там очень сильные и прочные позиции у американцев, которые будут просто счастливы, оказать такую пустяковую услугу немецкой разведке, можно сказать, что просто из кожи вылезут от старания, ведь немцы — вторая по силе и значимости армия в НАТО. А сведения, которые требуются, секретными не являются никаким боком, так, что часть из них американцы вообще могут просто затребовать у корейцев почти официально. К слову, для корейцев это косвенно тоже будет довольно значимым сигналом о том, что в твою сторону лучше даже не дышать. Потому, что по своей исконной привычке американцы начнут всё делать так "изящно и незаметно", как слон в посудной лавке, что об этом не будут знать только сдохшие ещё в прошлом году суслики Туркмении. Я представил себе изящество американцев в Корее и был вынужден согласиться с бароном и с тем, что это не может остаться вне сферы внимания тех, кого нужно.
Тем временем я уже заканчивал список интересующих меня фигур и после всех дописал ещё и своего дядю Юн-Сока и указал вопрос, какое он имел отношение к разведке Кореи? И тут у меня мелькнула совершенно шальная мысль, и я спросил у Фридриха, а такое взаимодействие по этому вопросу с американцами должно носить однократный характер или может продуктивно продолжаться сколько потребуется? И можно ли через них провести не только информацию, но и сделать что-нибудь большее? Барон заверил меня, что это такая мелочь, что даже не потребуется в качестве оплаты оказание равноценных услуг с немецкой стороны, впрочем, даже если и потребует, пусть меня это не волнует, немецкая разведка будет счастлива оказать услугу её Высочеству Дофине Вюртемберга. В список я хотел забить всех подряд, чтобы не выказывать своим интересом никого конкретно, но понял, насколько это будет с моей стороны наивно, тем более, что нужно ещё и напугать интересом американцев некоторых особенно ретивых. А я тем временем указал всю семейку Ким начиная со старой Му-Ран и кончая мажором поимённо. Ю-Чжин — официальную невесту мажора и её семью. Ли Ын-Джу — жену Сан-Хёна и её родственницу Бон-Су. Маму Дже-Мин, сестру Сун-Ок и всю группу "Корона", ну, правда, любопытно стало. Нет, я бы мог это всё раскопать в сети, но как-то совершенно не хочется. Помню, как сидя в Е-бурге на мели, и не представляя в какую сторону двигаться я чуть не психовал, когда залез в сеть и читал, как Ай-Ю жирует на моих песнях, а я тут не знаю, как мне копейку с копейкой сложить, чтобы ноут купить. Собственно, после этого зарёкся без особой нужды лазить по сети и ковыряться в этом гнилом корейском болоте. Тем более что с тех пор моя жизнь радикально изменилась и мне грех на неё жаловаться...
Но когда я составлял список для разведки до меня окончательно дошла очень простая и очевидная вещь, которая много раз уже крутилась в голове, но тут её словно высветило прожектором. Я два года прожил в Корее и за всё время рядом было только три близких человека, я уже говорил об этом, президент Сан-Хён, дядя Юн-Сок и мама Дже-Мин. Да, они были настоящими и близкими, но каждый в своих рамках определённых их статусом по отношению ко мне. И даже маму Дже-Мин я бы не рискнул назвать безоговорочно родным человеком. Может это особенность Корейского менталитета, но я не чувствовал её родной, хотя роднее и ближе неё у меня никого не было и она не виновата в том, что и как происходило. И её безропотная готовность принимать любые удары судьбы, не пытаясь им противодействовать, бесила меня в ней наверно больше всего. Не то, что она не пытается революцию сделать, а то, что даже ради своего ребёнка не может перешагнуть через установленные правила и нормы. Может поэтому мне так по душе пришёлся в той жизни фильм про одинокую Терезу, ведь я в Корею притащил все свои прошлые установки и подходы, и в той жизни кроме моих мамы, папы и бабушки у меня ведь по-настоящему близких тоже никого не было. Куча приятелей и знакомых, но, ни одного близкого друга. Но я там вырос замкнутым на свою семью и просто даже не представлял, что может быть как-то по-другому. И оказавшись в теле Юн-Ми, я и дальше вёл себя как москвич Сергей Юркин, не приближая к себе никого и сам не приближаясь ни к кому. Единственное исключение сделал для своей новой семьи, вот только для онни гораздо важнее было то, что подумают и скажут окружающие. Она — не виновата и не плохая, она просто настоящая кореянка, для которой главным должно было стать благополучие её будущей семьи, а до свадьбы она должна блюсти себя и всячески поддерживать свой товарный образ будущей жены и потенциальной невесты. При этом вырастившая её семья в этой шкале ценностей "ласкового вора" стоит на дцатом месте и мнение прохожего важнее всех родных из её семьи. Фактически я сам притащил в этот мир своё прошлое одиночество. Правда, в корейском обществе широкие порывы моей русской души едва ли кто-нибудь понял бы и оценил, а я в итоге выглядел бы дураком или дурой, с учётом доставшегося мне тела. Как собственно и вышло пару раз, как с той же Ай-Ю. Так, что у меня изначально был выбор только между тем, чтобы безоговорочно принять предлагаемые мне правила корейской игры, либо валить "хоть чучелом, хоть тушкой". А я по наивности своей революцию устроить решил, как тот Яшка в "Бумбараше", который бомбу кинул. Вот и итог получил аналогичный и закономерный...
