— Ох, ты, Рыжий...
— А ты? Кто ты?
— А тебе почто?
— Как мне звать тебя?
— А куда? Нет, Рыжий, это я тебя позову, как соскучусь. А так... ну баба я, просто баба, понял?
— Нет, — мотнул головой Гаор. — Ты меня по имени зовёшь, и мне так надо.
Она смеялась над ним, но её руки оставались мягкими и тёплыми, и игриво гуляли по его телу. И он, плюнув на её причуды, что она не хочет ему назвать своего имени, уже снова наклонялся над ней, готовясь опять перевернуть, когда, стукнув, резко распахнулась дверь, и на пол лёг пронзительно яркий прямоугольник.
— А ну, — сказал грозный голос Мааньки, — а ну девки, кыш отседова!
Под стеллажами завозились, в световой прямоугольник вылезали и прятались голые ноги. Гаор нашарил свои штаны и натянул их, взял рубашку. Она тоже надела и застегнула рубашку. Её лицо занавешивали длинные, до плеч ей волосы, и разглядеть её, Гаору никак не удавалось. Он потянулся откинуть ей волосы, она оттолкнула его руки, вылезла из-под стеллажа и убежала, шепнув напоследок.
— Жди, я позову.
Сидя в душном пыльном сумраке, Гаор видел, как одна за другой подбегают к прилавку и, подныривая под него, выскальзывают в коридор лёгкие гибкие фигурки.
— А теперь вы пошли, — скомандовала Маанька. — Штаны все надели? А то я вас знаю!
Вслед за остальными Гаор вылез из кладовки, как все, не глядя на Мааньку и не рассматривая случайных соседей.
Коридор был уже пуст, Гаор остановился, отряхнул, штаны и рубашку и пошёл в свою спальню. Как и положено, проходя мимо женской спальни, он отвернулся. Правила игры были понятны: если что и было, то никого это не касается.
Спальня уже укладывалась спать. Гаор разделся, взял мыло, мочалку и полотенце и пошёл в душ. Смыть пот и налипшую на волосы пыль, которую он, разумеется, не видел, а ощущал. В душе отмывалось шестеро мужчин и парней. Видно, там же были — весело подумал Гаор, занимая свободный рожок и пуская воду.
Но как же ему узнать её? Всё-таки, конфетами там угостить, или ещё как... отблагодарить. Всякое у него было, а такого... нет, даже в солдатских "домах свиданий" были куда опытнее и искуснее, и... и здесь было лучше. Может, как раз потому, что ей ничего было не надо от него, ни угощения, ни денег, ни... брачного контракта как Ясельге и другим таким же девчонкам, с которыми он гулял на дембеле. Все они чего-то из него выжимали, обещая и ставя условия. А она... ей был нужен он, сам по себе, какой есть. "Баба, просто баба..." А он ей кто? "Позову, когда соскучусь". Всегда мужчина выбирает, берёт себе женщину. А здесь... Как сказали ему тогда в камере? "С девкой гуляй как хочешь, а с бабой как она позволит" Значит, она рожала, раз баба. А дети её где? И сам себе ответил: продали. Здесь детей нет, не видел и не слышал даже, чтоб говорили. "Мы все браты". Нет, это надо обдумать.
Он вымылся, вытерся, прошёл мимо уже спящих или засыпающих людей к своей койке, убрал мыло и мочалку в тумбочку, залез наверх, развесил полотенце и спокойно вытянулся под одеялом.
Надзиратель прокричал отбой, закрыл дверную решётку и выключил свет. Спальня наполнилась густым храпом и сопением. Гаор приготовил было папку, но почувствовал себя слишком... не усталым, а опустошённым для работы. Нет, завтра. Так и не достав ни одного листа, он завязал тесёмки.
— Рыжий, — вдруг позвал его Волох.
— А? — вздрогнул Гаор, — тебе чего?
— Ты в другой раз так об доски не бейся, я думал, обрушишь всё на хрен.
Снизу сонно хохотнул Полоша.
Что приближается Новый год, Гаор понял по тому, что работы стало намного больше, а коробки наряднее. Ну да, началось всё в ноябре, больше месяца прошло, так что, похоже, декабрь уже в середине. Ну, ему, положим, даты и месяцы по хрену. Выходной, сигаретная выдача — это даты, а так живём от еды до еды, от вечера до вечера. Но и на фронте дальше не загадывают. И всё же... Пару раз выпадал снег, и Гаора снимали со склада чистить дворы и пандусы на тракторе. И он видел, как на фасадном дворе устанавливали огромную, не меньше, чем в три этажа ёлку, а потом со стремянок и раздвижных лестниц обвешивали её игрушками, лампочками и гирляндами. И на складе появились лёгкие нарядные коробки с ёлочными гирляндами и всякими праздничными прибамбасами. Укладывая их на вывозные тележки, он старательно отгонял мысли о празднике. Ему теперь... Сколько можно как пацану ждать, что Новый год что-то изменит.
— А на праздник, Рыжий, и мы погуляем.
— Это как, Плешак?
— А просто. Он длинный, праздник этот. Цельный день нам дадут. Самый первый день не работаем, совсем.
— Здорово! — обрадовался Гаор, сообразив, что речь идёт о первом января.— А тридцать первого, ну накануне?
— До обеда как обычно будет, гонка пойдёт... — Плешак даже головой покрутил, — не в продых. А с обеда, зальные, значитца, всё моют там, чистят, мы весь товар туды завезём, разложим, вольных уже никого, так чтоб побыстрее, и нас в зал могут дёрнуть, и шабашим. Да не по сигналу, а как закончим, и надзиратели отпустят. Запускают без построения. Ты влево её подай, на хрена она, толстозадая, сюды торчит. Ну вот, выдача большая. И всё, паря, гуляем, как хотим! Отбоя не дают, надзиратели сами у себя гуляют, дверь закроют, и тут им хоть огнём всё гори, хоть оборись и всю ночь, — Плешак подмигнул, — по кладовкам бегай. А назавтра, значитца, они нас на двор на весь день выпустят. Входи, выходи как хошь. Ну конечно, соблюдать себя надоть, всяко тут быват. Им-то тоже не в радость в праздник дежурить, ну и быват, привязываются.
Плешак вздохнул, и Гаор понимающе кивнул. Что такое работать, когда все гуляют, он хорошо представлял. Бывало у него ещё в училище. Все в увольнительной, а он дневалит. Если б ему тогда кто под руку попался... Но всё равно, здорово!
— А потом?
— Вечером пересчитают нас, и уже отбой по-обычному.
Ну да — сообразил Гаор — второго уже магазин в обычном режиме, значит, и им так же. И всё равно, целый день — это здорово. Гниды той, сволочи спецуры, он что-то давно не видел, и втихаря надеялся, что того уволили. А то если тот будет как раз первого дежурить во дворе, то ему тогда носа из спальни не высунуть. Подумал и забыл тут же, не стал самому себе душу травить.
А на следующий день Гаора с утра забрали со склада. Только они с Плешаком зашли и стали быстренько проверять и тасовать контейнеры у двери, которые с вечера приготовили, как надзиратель распахнул дверь и гаркнул.
— Рыжий!
— Да, господин надзиратель, — подбежал Гаор к двери.
— Мотай в гараж быстро!
Опять что ли снегопад? Вроде на смену шли, небо чистое было. Но, разумеется, ни спорить, ни спрашивать он не стал, а ответил положенным.
— Да, господин надзиратель.
Гаор вышел со склада и побежал в гараж, гадая на бегу, разрешат ли ему сбегать переодеться для уличной работы, а то он без куртки, в комбезе поверх белья, или нет? Если нет, то хреново. Один раз так уже было. Хорошо, он быстро закончил чёртовы пандусы, и его отпустили до обеда отдыхать. Он тогда влетел в спальню и сразу побежал в душ и стоял под почти кипятком, пока не согрелся, а вечером ему опять вместо чая налили какого-то травяного отвара. И всё обошлось. А сегодня...
Сегодня в гараже был сам Сторрам. Стоял и рассматривал маленькую блестящую свежим лаком машину-коробочку. Похоже, военная, но перекрашенная — подумал, подбегая, Гаор. Бледный механик стоял рядом, растерянно вертя в руках замасленную тряпку. После того самого первого раза больше он к Гаору не привязывался, принимал у него трактор без разговоров, люфт, правда, так и не исправил, но Гаор уже к этому приспособился и не напоминал.
Подбежав, Гаор привычно остановился в шаге, сдвинув каблуки и вытянувшись. Сторрам повернулся к нему.
— Проверь и подготовь, — кивком показал на машину, — через полчаса выезжаем, — и механику, — обеспечьте инструменты.
— Да, хозяин.
— Слушаюсь.
Два ответа прозвучали одновременно в спину уходящего Сторрама, и механик несколько оторопело уставился на Гаора. Гаор, на всякий случай, потупился.
— Это ты так разбираешься? — наконец выговорил механик. — Ну... — он не договорил.
Решив, что на это можно не отвечать, а приказ он получил от хозяина, механик может, как угодно высказываться, но если машина не будет вовремя готова, то задницу вспорют ему, а не механику, Гаор отвернулся от него и подошёл к машине. Уверенно открыл мотор. И чуть не засмеялся вслух. Точно! Она родимая. Полукровка армейская — легковушка с усиленным мотором, усиленными осями и прочими прибамбасами, в которых не бывавший на фронте хрен разберётся. Потому что такие машины приходили с завода совсем другими и доводились до ума уже фронтовыми механиками и умельцами из подручных и подходящих материалов. От заводского варианта оставляли зачастую только кузов, и то его укрепляли, усиливали и улучшали. Часто получались уродцы, их разбирали, списывая как попавшие под прямое попадание, и использовали для других. Над этой, похоже, поработали настоящие мастера.
— Марш за инструментом! — выдернул его из-под капота голос механика.
Гаор посмотрел на его сразу испуганное и злое лицо и кивнул.
— Да, господин механик, — но с места не стронулся, ожидая указаний, куда идти и что он может взять.
— Чего вылупился, лохмач! Вон лежит всё, я, что ли, буду подносить тебе?! Бери, что нужно, и чтоб вовремя всё было сделано, а то отлуплю, понял?
— Да, господин механик, — ответил Гаор, отправляясь к раскрытому инструментальному шкафу.
Бери что нужно — хорошо сказано! Вот он и возьмёт! Он сразу достал и надел набедренный инструментальный пояс-патронташ, привычным движением ладони, проверив его содержимое, быстро отобрал всё, что может понадобиться — бегать к шкафу ему вряд ли разрешат, а подсобника у него нет — и вернулся к машине.
— Ну, родимушка, — пробормотал Гаор, — посмотрим, что тут с тобой штафирки напортачили.
Если механик его и услышал, то никак это не показал и даже убрался куда-то, оставив его наедине с машиной. Что Гаора полностью устраивало.
Гараж большой, въезжали и выезжали машины, бегали, ходили и трепались шофёры, механики, подсобники. Все свободные. И потому Гаор не только не смотрел на них, даже разговоров не слушал, занятый машиной. А они... конечно, лохматый раб в рабочем оранжевом комбинезоне — их только рабы и носили, чтоб были издали заметны охране — и не грузчик или уборщик, а механик — зрелище редкое, и многие стояли поодаль, как бы обсуждая свои дела, но внимательно следя за его работой и его уверенными ловкими движениями.
Машины Гаор всегда любил, ещё с детства, когда чтоб не думать о нарядных машинках Братца, крутился в гараже. В училище автодело ставили им очень серьёзно, а фронт приучил ценить машину и соображать, как из неё выжать всё возможное и немного невозможного. Конечно, до виртуозов из автобатов ему было далеко, но и имевшегося хватало. На дембеле он почти полгода проработал в хорошем гараже автомехаником и уволился только после того, как главный механик по пьянке попробовал оприходовать девчонку-диспетчера и ему пришлось успокоить скотину самым простым и надёжным способом — врезать тому промеж ног. До суда не дошло: подонок струсил. Девчонка оказалась не безродной полукровкой, а из бедной, потому и зарабатывала сама себе на приданое, но с приличной кровью семьи, Гаору как ветерану оказали снисхождение, но пришлось уволиться. О чём жалел. Не о том, конечно, что врезал, а об увольнении.
Машина оказалась во вполне приличном состоянии: испортить её своей регулировкой никто не успел, и потому в отведённые для работы полчаса Гаор уложился. Все сделал, отнёс и уложил инструменты в шкаф и даже проверил ходовые качества.
Зрителей Гаор заметил, только сев за руль. Как бы не замечая его, не спеша, они разошлись, освобождая ему место, и он немного покрутил машину на образовавшемся пятачке, погонял восьмёркой вокруг двух соседних трейлеров, проверяя её на поворотах. Затем поставил на прежнее место и, выйдя из машины, встал рядом с ней, вытирая руки найденной на полу тряпкой — кто-то незаметно подбросил её ему, пока он копался в моторе. Стоявшие поодаль и по-прежнему наблюдавшие за ним переглядывались, но не заговаривали.
И тут, как будто подсматривал из-за угла, вошёл Сторрам.
— Готово? — спросил он, ни к кому вроде не обращаясь.
Гаор счёл, что всё-таки спрашивают его, и ответил.
— Да, хозяин.
Сторрам оглядел машину, его и кивнул.
— Возьми куртку и садись за руль, выезжаем.
Куртку? Бежать в спальню? Но сказали садиться за руль, чёрт, сейчас он точно огребёт. Но вошедший вслед за Сторрамом надзиратель бросил ему шофёрскую из ткани "под кожу" куртку. Гаор поймал её на лету, надел и сел на водительское место, ожидая приказа, куда ехать. Бегать вокруг машины, открывая перед хозяином дверцы и возвращаясь к рулю, ему и в голову не пришло, да и не был он никогда личным шофёром. А на фронте, когда надо было, сразу бросался к рулю и орал остальным.
— Пошёл!
А уж они сами набивались в кузов, кабину, цеплялись за борта...
Сторрам, еле заметно усмехнувшись, сел, как и в тракторе, рядом с ним и скомандовал.
— Вперёд.
Гаор послушно стронул машину.
Он ожидал поездки по двору, ну может к центральному входу, или ещё куда, но впереди уже выездные ворота, а команды поворота или остановки нет. А если охрана в воротах сейчас по нему из автоматов рубанёт? Как по беглому. Но тут же понял, что зря психует. Охранник, увидев Сторрама, сразу распахнул перед ними ворота.
— Возьми карту, — сказал Сторрам, когда они выехали на шоссе.
— Да, хозяин.
Гаор осторожно потянулся к бардачку, надеясь, что угадал и карта там. Работая с машиной, содержимым бардачка он не поинтересовался. Но повезло, сложенная рабочей гармошкой карта Аргата и окрестностей была на месте. И нужным квадратом, где главный комплекс был отмечен радужным кружком, кверху.
— Пятое шоссе, шестьдесят восьмая метка.
— Да, хозяин, пятое шоссе шестьдесят восьмая метка, — ответил Гаор, бросая машину в левый поворот на развязку.
Хорошо, вовремя сказали, а то бы проскочил, пришлось бы разворачиваться или пилить до следующей.
Сторрам посмотрел на часы.
— Быстрее.
А с полицией кто будет объясняться за превышение скорости? — подумал Гаор. И сам себе тут же ответил: хозяин и будет. С него, дикаря-лохмача, какой спрос? А вот чтоб на пятьдесят восьмой метке что-то было, он не помнит. Пустое место. Зачем туда? Может, просто проверка? И машины, и его самого?
На пятьдесят восьмой метке у обочины стояла элегантная машина, "дамский лимузин" с задёрнутыми изнутри шторками на окнах. За лобовым стеклом виднелась гладко бритая голова шофёра.
— Останови.
Гаор прижал машину к обочине точно напротив лимузина.
— Ждать.
Сторрам вышел из машины пересёк шоссе и скрылся в недрах лимузина. Гаор откинулся на спинку сиденья и расслабил мышцы. Кино, конечно, получается интересное, но он в зрители не напрашивается. Как бы билет слишком дорогим не оказался. Интересно, конечно, чью жену Сторрам сейчас наскоро трахает за шторками, номер ему ничего не говорит, но машина дорогая, по-настоящему, такие напрокат, чтобы пыль в глаза пустить, не берут. Но и это ему по хрену. Вот обед уже скоро, а он здесь — вот его проблема. И тоже ничего не сделаешь. Так что он сидел, с вынужденным спокойствием рассматривая деревья вдоль шоссе и покрытые тонким, полупросвечивающим слоем снега то ли луга, то ли поля вокруг. Место глухое, безлюдное, до ближайшего посёлка — Гаор покосился на лежавшую рядом карту — полдневного перехода. Удобное место. Для многого.
