Венец безбрачия

Поглощённая собственными страхами, я не обращала внимания, что происходит вокруг, и происходит ли вообще. Но через несколько секунд всё-таки огляделась и с удивлением обнаружила, что большинство демонов уже разошлись, потеряв к происходящему всякий интерес.

— Уже всё? — растерянно уточнила я.

— А чего ты ожидала? — иронично уточнил мужчина. — Мы не любим, когда нас к чему-то принуждают, а большинство демонов оказываются здесь не по своей воле — нас тянет магия этого места.

— Слушай, Указующая, может, ты на кого-нибудь ещё укажешь, а? — прозвучал над нашими головами недовольный голос новоявленного Наместника. Скрестив на груди руки, он нависал над нашей скульптурной композицией с крайне недовольным и угрюмым видом. Славка уставилась на незнакомого мужчину с опаской, на всякий случай покрепче вцепившись и в меня, и в Гера.

— Дик, оставь ребёнка в покое, — устало поморщился "наш" демон. — Это низко и трусливо.

— А ты и рад чужой беде, да? — раздражённо фыркнул тот.

— У меня было всего три вероятных кандидатуры на роль будущего Наместника, и ты был среди них; конечно, приятно угадать, — усмехнулся Менгерель, поднимаясь на ноги и помогая подняться нам обеим. — Надо было послушаться твоего предложения и организовать тотализатор.

— Его и без тебя организовали.

— Ты так раздражён, потому что продулся? — иронично уточнил Гер.

— Я так раздражён, потому что не хочу ввязываться в это дело. Мне и без того есть, чем заняться!

— При твоих способностях в пространственной магии не составит труда совмещать, — пожал плечами Менгерель.

— И всё-таки; может, она выберет кого-нибудь другого? А, ребёнок? А я тебе что-нибудь подарю. Ты чего хочешь? — полюбопытствовал он.

Мирослава, сообразив, что ругать её вроде бы не собираются, а даже предлагают подарок, сразу расслабилась и взглянула на демона уже не опасливо, а заинтересованно.

— А ты всё-всё можешь? — подозрительно уточнила она.

— Слава, — укоризненно протянула я.

— Да ладно, я же сам предложил, — отмахнулся от меня Дик. — Почти всё! Вещай!

— Дик, — почти скопировав мою интонацию, попытался одёрнуть его Гер. А Славка, с сосредоточенной задумчивостью покосившись по очереди на него и на меня, очень серьёзно кивнула и сообщила.

— Только на ушко!

— Дик, всё равно ничего не получится, — проворчал Менгерель.

— Да не дёргайтесь вы оба, — насмешливо фыркнул он, опускаясь на корточки. — Я, может, ребёнку на дорогу хочу приятное сделать, не буду я её заставлять что-то менять. Судьбу надо принимать такой, какая она есть; а то обидится, и в следующий раз такую свинью подложит — мало не покажется.

— Не бойся, — уже мне сообщил Гер, когда Мирослава выпустила нас обоих и доверчиво шагнула к незнакомому типу. — Дик умеет ладить с детьми.

— Интересно, где он этому научился? — мрачно возразила я. Сложно было предположить наличие подобных талантов в таком суровом мордовороте.

— Там же, где и все, — насмешливо фыркнул предмет обсуждения. А потом до него добралась Славка и сосредоточенно что-то зашептала на ухо, косясь на нас с Менгерелем. Не знаю, что именно она у него попросила, но ехидная ухмылка с лица демона сползла, сменившись озадаченно-растерянным выражением. — Серьёзно? — уточнил мужчина, когда моя дочь отодвинулась, высказав просьбу. В ответ та очень сосредоточенно покивала. — Я могу попробовать, но ничего не обещаю, — нахмурившись, предупредил он, окинув нас с Гером тяжёлым взглядом.

— Хоть что-то, — философски заключила Славка.

Вдруг Дик рывком выпрямился и настороженно заозирался.

— Какого...

— Зоя, вам пора уходить, — одновременно с ним заговорил Менгерель, разворачивая меня к себе.

— Что-то случилось? — встревожилась я.

— Ничего страшного, — ободряюще улыбнулся тот, обхватил ладонью моё лицо и легко коснулся губами губ. — Но лучше перестраховаться.

— Я тебе не верю, — нахмурилась я ещё напряжённей.

— Зоя, — поморщился он и накрыл мои губы большим пальцем, тем самым призывая к молчанию. — Не упрямься, я ведь предупреждал.

— Гер, я... — я обхватила его ладонь своей и немного отодвинула. Я ждала этого момента, готовилась к нему, но всё равно он настал внезапно. Внутри всё сжалось от холода, и подумалось, что, может, чёрт с ним, с родным миром? — Может...

— Зоя! — оборвал он меня на полуслове, крепко обнял и прижался губами к моему лбу. Потом чуть отстранился и очень тихо добавил. — Мне тоже больно, но так надо.

В этот момент, не давая мне высказаться, раздался оглушительный грохот, как будто в небольшом зале грянул гром; вздрогнули все. Славка дёрнулась и вцепилась в меня обеими руками, я испуганно заозиралась.

— Уходи! — скорее прочитала по губам, чем услышала я, когда Менгерель резко отшатнулся.

Дик стоял к нам спиной, кажется, таким образом ненавязчиво прикрывая от неведомой опасности. Бросив взгляд поверх его плеча, я сумела разглядеть нечто странное: пространство искажалось, будто где-то на полпути между нами и полукруглой стеной в воздухе висела огромная линза.

Я нервно подалась вперёд, не желая оставлять мужчину в настолько непонятной ситуации, но, к счастью, здравый смысл включился раньше, чем я начала совершать глупости. Во-первых, я не одна, несу ответственность главным образом за свою дочь и не имею права так глупо рисковать. А, во-вторых, всё равно я ничем не смогла бы помочь, только мешалась бы под ногами. И я приняла единственное правильное решение — сломала карточку, не вынимая её из кармана. И только потом уже встревожилась; а вдруг не смогу? А вдруг не получится переместиться прямо отсюда, ведь Гер упоминал какие-то магические ограничения?

Правда, почти сразу поняла, что всё сработало как надо. Наверное, подобные ощущения испытывает металлическая стружка, когда к ней медленно подносят мощный магнит.

И пока нас ещё не затянуло в родной мир, успела тихо проговорить то, что сама поняла только что. Не слишком-то рассчитывая, что успею, что он услышит.

— Люблю тебя.

Успела.

Услышал.

Тепло улыбнулся уголками губ и, кажется, собрался что-то ответить, но сбоку, — оттуда, где висела воздушная линза, — хлынула волна тьмы, поглощающая скамьи и камни пола. А через мгновение мы со Славкой были уже в совсем другом месте.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Менгерель.

Мне снился сон. Это само по себе очень странно, — я уже и не помнил, когда подобное случалось последний раз, — но ко всему прочему сон явно был приятным. Не спеша выныривать из полудрёмы, я пытался вспомнить его содержание, или хотя бы понять, что именно оставило это непривычное ощущение беззаботной лёгкости.

Сон не вспомнил, зато вспомнил реальность и поспешил разогнать вялые рассуждения ни о чём, собраться и сориентироваться в пространстве. В чём, впрочем, мало преуспел. Вокруг, даже несмотря на наличие и рабочее состояние артефакта, была кромешная тьма. Кроме того, оказались бессильны и иные органы чувств: не было ни звуков, ни запахов, ни тактильных ощущений. Я даже не чувствовал энергетического фона и не понимал, где в этом "ничто" верх и низ.

Впрочем, я не мог сказать, что это открытие всерьёз меня встревожило. Я сохранял способность мыслить, всё ещё оставался собой и память моя была при мне, а это уже было немало.

Последняя, правда, предоставила пару поводов для беспокойства: я не был уверен, что Зоя с дочерью успели воспользоваться порталом, и сомневался, смог ли сделать то же самое Дик. Но чутьё подсказывало, — обсуждать данную конкретную тему, в отличие от вопросов моего нынешнего местоположения, оно соглашалось, — что с девочками всё в порядке. А опыт говорил, что скорость реакции и действий Дика существенно превосходит даже мои представления о них, и того мгновения ему вполне должно было хватить.

В общем, вероятнее всего, вляпался я в одиночестве. Дело оставалось за малым: понять, куда именно, и найти путь наружу. В его наличии я не сомневался.

Ещё раз проанализировав происходящее — или, скорее, "не происходящее", — вокруг, я сумел найти любопытную нестыковку. Ощущения в целом соответствовали состоянию разума, отделённого от тела, если бы не одно "но": артефакт. Он был материален, являлся частью тела, фактически — ещё одним органом чувств, заменившим глаза, но при этом я продолжал его ощущать именно так, как ощущал с момента создания. Никакой информации он, правда, не предоставлял, но сейчас это не играло роли.

За артефакт я и уцепился. Сосредоточившись на его энергетическом каркасе, "потянул", перебираясь с него к тем энергетическим линиям ауры, к которым он крепился, и дальше, в глубь собственного "я". Это получилось настолько легко, что я даже поначалу растерялся, но быстро отодвинул эмоции на второй план и продолжил свои изыскания.

Всё-таки громадный жизненный опыт — это не только недостаток. Собственный организм я знал отлично, особенно вот на таком базовом, энергетическом уровне, и прекрасно умел этими знаниями пользоваться. Поэтому обнаружить обрывы, — простые и примитивные, и оттого не менее эффективные, — не составило большого труда. С латанием прорех пришлось повозиться, да и не со всем удалось вот так справиться, но все оставшиеся мелочи можно было подправить потом.

А сейчас я наконец-то очнулся.

— Четыреста восемьдесят восемь часов и три минуты, — возвестил рядом тихий и, определённо, совершенно незнакомый голос. Чуть шелестящий, надтреснутый; я не мог с уверенностью определить, мужчине он принадлежал или женщине. — Я не сомневался, что ты выберешься, но такая скорость вызывает уважение.

Небольшая круглая комната. Пол, стены и потолок — каменные; потолок, кажется, светится. Во всяком случае, света было достаточно, чтобы различать очертания объектов. Впрочем, таковых было немного; в этом месте не было ни мебели, ни каких-либо украшений. Только я — и мой собеседник.

Это оказался мужчина, только очень странный. Он имел свой запах, но это не был запах живого существа, хотя я ясно ощущал исходящее от собеседника тепло, мог различить биение пульса и шелест дыхания. В окружающей нас тишине это было несложно. Лицо и пропорции на первый взгляд были вполне привычными, одежда тоже не отличалась вычурностью, — свободная рубаха, брюки, ботинки, — но что-то цепляло взгляд.

Незнакомец невозмутимо сидел на полу, расставив согнутые ноги и опираясь локтями о колени, и наблюдал за мной. Я тоже сел, вновь прислушиваясь к себе и окружающему пространству. Никого из сородичей я не чувствовал и позвать не мог, но, совершено определённо, по-прежнему находился в родном мире.

Я хотел поинтересоваться, что происходит, но вместо слов издал невнятное сипение, причём не ртом; тот открывался и закрывался по-рыбьи беззвучно. Вскинув ладонь к собственной шее, откуда доносился звук и где чувствовался некоторый дискомфорт, обнаружил широкий ошейник, охватывающий горло. На попытку его пошевелить предмет ответил уколом боли в горло.

А вот и причина, почему удалось восстановить не все энергетические линии: какая-то часть ошейника рассекала трахею и фиксировала разрез в открытом состоянии, не позволяя ему затянуться. В то же время ошейник прикрывал рану от дополнительных механических повреждений и возможного попадания туда каких-то посторонних предметов и веществ. Во время глотка в горле ощущалось онемение; кажется, внешняя часть мешающей мне говорить конструкции была не единственной. А ещё, кажется, на меня действовало обезболивающее непонятной природы.

— Я, я это сделал. Не озирайся, здесь больше никого нет, — отмахнулся собеседник. Впрочем, беседа же предполагает участие как минимум двух субъектов, да? — Интересуешься, с какой целью? Просто я умею учиться на собственных ошибках, и твоя связная речь мне без надобности. Впрочем, я и так знаю все твои вопросы. Где ты, кто я, что мне от тебя нужно и так далее, — тем же ровным невозмутимым тоном продолжил он, а я вдруг понял, что меня смущает в этом типе помимо запаха.

Его лицо представляло собой маску. Не напоминало неподвижностью, а просто было неживым. Рот открывался не в такт словам, а глаза то фокусировались, то бессмысленно таращились в пространство пустым взглядом. Поза тоже была расслабленно-неподвижной, но кукольной или живой — этого я определить не мог.

— Да, кстати. Ты вроде бы не имеешь склонности пытаться решать вопросы силовыми методами, но на всякий случай предупреждаю: драться бессмысленно. Даже не потому, что я сильнее. В связи с моей новой природой это попросту невозможно. Какой природой? Увы, я и сам до конца не всё понял.

Я ответил кривой усмешкой, жестом обвёл своё лицо и постучал по камню, на котором сидел, не слишком-то рассчитывая, что мою пантомиму поймут правильно, однако незнакомец оказался сообразительным.

— Каменная физиономия? — отозвался он. В голосе послышалась насмешка, но лицо осталось неподвижным. — И снова — прими моё восхищение, далеко не все это вообще замечают. Но вернёмся к твоим вопросам. Во-первых, мы с тобой уже давно знакомы, хотя ты, конечно, не мог бы меня узнать. Меня сейчас вообще никто не узнает твоими стараниями. Поэтому представлюсь: раньше меня звали Эльтором, а как зовут сейчас, тебе вряд ли будет интересно. Сложно поверить, да? — вновь смешок, никак не отразившийся в мимике. — Как оказалось, бога очень непросто убить. Даже тебе. Хотя то состояние, в которое я перешёл после нашей предыдущей встречи... в общем, я уже давно уверен, что смерть значительно лучше. Но тебе это, должно быть, не интересно, и гораздо сильнее тебя занимает собственная судьба. Так вот, я очень хочу, чтобы ты умер. Вернее, не совсем так; я давно уже этого не хочу, но тебе придётся умереть. Сложно в это поверить, но мной движет не месть и не жажда крови, и уж тем более у меня нет желания мучительно убить тебя собственными руками. Я даже на Аэрьи не злюсь. Проблема в том, что вы двое держите меня в этом мире: пока вы живы, я тоже не могу спокойно сгинуть в небытие. Такая вот ирония судьбы. Не знаю уж, каким высшим силам и за какие прегрешения понадобилось всё так хитро переплетать и путать. А, может, никому и не надо было, и всё случилось само собой. Сами собой обычно приключаются наиболее странные вещи.

Пока он говорил, я вновь попытался определить собственное положение в пространстве чуть шире, чем комната, и вновь у меня ничего не получилось.

По ощущениям всё это очень напоминало Общий зал. Из-за общей природы этих двух мест?

— Смешно? Но и это не самое интересное, — продолжал между тем тот, кто назвался Эльтором. — Самое интересное, что у тебя ровно та же проблема. Ты не можешь умереть. Даже если бы ты приказал самому себе умереть, у тебя всё равно не получилось бы. Пойми я это раньше, до поры оставил бы тебя в покое; но я сообразил только сейчас, пока ты был не в себе. Ты, наверное, когда-то тоже задумывался над своей природой? Жалко, что ты не можешь поделиться собственными выводами; сравнили бы результаты. Мне кажется, проблема в том, что ты — нечто среднее. Не демон, но и не бог. Аэрьи вложил в тебя слишком многое от себя, но при этом частично заменил новым, и получился такой вот... гибрид, несущий в себе достоинства и недостатки обоих видов. Обычно с богами всё просто: нас легко убить, когда в нас перестают верить. Или когда наше "предназначение" перехватит другой, более сильный; с какого-то момента все молитвы, даже адресованные богу непосредственно, будут принадлежать его более удачливому сопернику. Такого бога убить не сложнее, чем любого смертного. Со мной получилось иначе — меня сначала убили, а уже потом, много позже, в меня перестали верить, и в результате я застрял где-то на полпути между жизнью и смертью. У меня даже тела нет; это просто чучело, облегчающее взаимодействие с окружающим миром. С тобой всё сложнее, но у меня есть теория: ты сможешь спокойно умереть только тогда, когда перестанет звучать ваш язык. Ну, или, по крайней мере, когда он потеряет свою силу. Что, как ты понимаешь, если и случится, то очень нескоро, а мне чудовищно надоело ждать. У меня, честно говоря, остался всего один способ решения проблемы: добраться до Аэрьи. Вряд ли у меня получится убить его; при всех проблемах с головой, я почти здраво смотрю на подобные вещи. Но очень хочется привать его к ответу и потребовать разгрести ту кашу, что заварилась с его попустительства, неаккуратности и безалаберности. Судя по выражению лица, подобные определения приходили в голову и тебе?