Это не могло длиться долго, в любом случае не хватило бы боеприпасов, и последний из них таранил очередного пикировщика, так что во взрыве обе машины превратились в одно, общее облако дыма и обломков. Погибнув, четверка унесла с собой восемь бомбардировщиков и истребитель, но вряд ли такие потери намного ослабили атаку, что последовала за этим. Суда серий "ЭК" и "ЭК(м)" просто в силу своего назначения отличались очень неплохим зенитным вооружением и теперь, став в защитный круг, отбивались отчаянно, огородившись частоколом сверкающих трасс, но нападающие знали свое дело. Привычно разойдясь в стороны, они падали на застрявшие на рейде корабли со всех сторон, пронизываемые плотным огнем, временами вспыхивая и врезаясь в воду, но чаще все-таки успевая сбросить бомбы. Один из сторожевиков буквально выбросило взрывом из воды, и теперь он, завалившись на корму и левый борт, стремительно погружался в воду, не успев перевернуться. "ЭК — 4" получил прямое попадание крупной бомбы, окутался черным дымом и погружался на ровном киле. Страшный урон нанесли японские истребители: освободившись от своих непосредственных обязанностей, они торопились израсходовать боекомплекты, непрерывно штурмуя палубы судов. Подожженные, норовили угодить в палубу.

— Нашли себя, — проговорил Юмашев, в силу обстоятельств взявший на себя еще и обязанности коменданта порта в Пусане, — не считаются с потерями, лишь бы смять сразу. В итоге теряют меньше. Это по-нашему. Уважаю.

— Товарищ вице-адмирал, Кузнецов на проводе...

— Слушаю, товарищ адмирал... Не могу знать... Если только базовая — пол-беды, если вместе с палубной, — хана, всех потопят. Хоть один легкий авианосец — и все... Есть, товарищ адмирал... Так точно, выдержали, но потери тяжелые, еще одной такой атаки можем не пережить... Есть не падать духом.

— Разрешите обратиться?

— А чего обращаться? Говорит, что положено говорить в подобных случаях. Чтоб держались. Чтоб аэродром быстрее. Что помощь будет скоро... Да знаю, что будет. Вопрос в том — сколько, в каком темпе. Успеют подбросить столько, чтобы эти, — он махнул головой в сторону моря, — взяли хотя бы паузу?Не долбали бы все время?

Страшное ощущение для офицера из настоящих. Когда вроде бы все правильно, но при этом все плохо, а от тебя ровным счетом ничего не зависит. Атака японцев, в общем, оказалась успешной. Потеряв двадцать три достоверно сбитыми, сбили четыре наших истребителя, утопили два сторожевика из трех, и четыре новеньких, с иголочки фрегата. Еще один продолжает гореть, черный солярочный дым вытекает из него, как вязкая жидкость вроде дегтя, но, говорят, справятся. Еще один получил подводные повреждения близким взрывом, повреждена рулевая группа, начал погружаться, но течь, вроде, — закрыли. А еще везде большие потери личного состава от пулеметного огня и осколочных бомб, сброшенных истребителями.

Чего он не знал, так это того, что сбито было не двадцать три японских самолета. Двадцать семь. Еще пять, дотянув до базы, не подлежали восстановлению. Во всяком случае, в приемлемые сроки.

В Рапалло делили шкуру неубитой Японии, а на просторах Тихого океана исподволь разгоралось самое грандиозное морское сражение в истории. Действительно беспрецедентное как по силам, вовлеченным в него, так и по пространству, на котором оно развернулось в самом начале октября тысяча девятьсот сорок третьего года: оно составляло треть поверхности Земного шара без малого.

Американские авианосцы шли без малого полным ходом, — так, чтобы только не отставали корабли эскорта. Время от времени с их палуб взлетали две-три пары разведчиков. Этот поход значительно отличался от всех прежних, и пилоты обследовали, на максимальную дальность, только сравнительно узкие сектора: дело в том, что на этот раз направление, по которому двигался флот врага, было, в общем, известно. И не так уж редко возвращались с известиями, как правило, довольно однотипными: небольшой караван транспортных судов врага, там-то, скорость такая-то, толкового сопровождения — нет. Тогда авианосное соединение ускорялось, начиналась лихорадочная работа по подъему на палубу пикирующих бомбардировщиков, очень редко — торпедоносцев. Истребители, на всякий случай, все-таки высылались, но, как правило, не более пары.

Положению преследуемых и вообще было трудно позавидовать. В своем самоубийственном, жертвенном беге они не имели возможности хотя бы огрызнуться. Толком защитить отставших. Поставить безжалостным преследователям хитроумную ловушку, на которую они были такие мастера. Хотя бы совершить резкий маневр в произвольную сторону, чтобы враги на несколько суток потеряли горячий след. Нет. Потеря суток, может быть, — даже нескольких часов обозначала катастрофу. ТАМ — понадобится каждый ствол главного калибра, каждый самолет. Каждый обученный боец, разумеется, тоже, но в последнюю очередь. После всего прочего.

Вроде бы и медленно, а на самом деле достаточно быстро приближался час и минута, когда очередная пара разведчиков обнаружит отнюдь не беззащитные транспортники. Будет перехвачена и то ли успеет, то ли нет — передать поспешную фразу об обнаружении Дивизии Авианосцев или чего-нибудь в этом роде. Но пока ничего не происходило. Американский флот нес только случайные потери, заблудившимися или пострадавшими во время взлетно-посадочных операций. В общем, именно то, что ожидалось от задуманной "стратегической паузы". И поэтому его мощь только росла. С весны подошло четыре только новых авианосца, из них последний, "Банкер Хилл" подоспел в начале октября, и теперь постепенно входил в обычную боевую работу. Летчики взлетали, совершали далекий поиск, иногда — топили транспортные корабли, садились на качающиеся палубы авианосцев, а тяжелый боев до сих пор не было. Именно то, что надо для того, чтоб обучить новичков и держать в тонусе опытных пилотов. Потом к месту событий подоспели капитально отремонтированные "Энтерпрайз" и "Саратога". А еще — несколько легких авианосцев. Только в первой линии у командования сосредоточилось одиннадцать исправных, укомплектованных авиагруппами скоростных авианосцев, а оборонительный периметр Империи тем временем начинает походить на дырявое рядно, где прореха на прорехе. Обнаружив, что активность неприятеля в воздухе оказалась неожиданно-низкой, Нимиц резко сменил характер боевых действий. На порядок увеличены силы, предназначенные вести разведку: если установить, что очередная база эвакуирована или сохранена только для видимости, можно не тратить на нее время и воспользоваться новой щелью в обороне для решения главной задачи: марша на северо-запад.

Естественно, ошибки продолжали случаться: неожиданный удар по Рабаулу пришелся по пустому месту. Как бы ни главная база японцев на крайнем юго-востоке оказалась пустой. Два дня спустя история повторилась с Маршалловыми островами: Квайджелейн пуст, там осталось только несколько десятков смертников, оставленных для имитации хоть какой-то деятельности. Задействовав все, — летающие лодки, тяжелые разведчики "Б — 17", палубную авиацию и подводные лодки, ошибки почти исключили, и это дало возможность многократно ускорить поход. Возникло такое впечатление, что именно авиацию в первую очередь японцы и стремятся как можно скорее отправить в Метрополию. До этого ничего даже отдаленно похожего не происходило даже в самых драматических обстоятельствах. Нимиц, осознав масштаб происходящего, пытался, и не мог понять, что случилось? Какого же масштаба катастрофа могла напугать японцев так, чтобы они пошли на такое беспримерное морское отступление?Но это не так уж важно. Куда более существенно другое: если он правильно угадал тенденцию, угрозы флоту со стороны базовой авиации японцев, по сути, — нет. Если он, в какой-то мере, ошибается, то на войне — как на войне, вместо марша в оперативной пустоте придется действовать силой... А ее должно хватить! Вот-вот к новым авианосцам добавятся новехонькие линкоры, лучшие за всю историю. А пока, — совершенствовать разведку и не дать поймать себя врасплох.

Вторая волна, накатившаяся через двадцать пять минут по хронометру, оказалась заметно пожиже, — машин сорок или около того, но зато и встречать их было практически нечем. За этот ничтожный срок на территории порта, на неподготовленных толком позициях разместили несколько самоходных зениток, как ленд-лизовских, так и своего изготовления. Этим добром поделилась только что вошедшая в город мотопехота 157-й дивизии, но положение оно облегчило мало. Пока враг обгонял.

Японцы добили фрегат с поврежденным рулевым управлением, утопили прямым попаданием другой, и подожгли еще один, потеряв при этом десяток машин. Заодно подожгли, вряд ли специально, какие-то сооружения в порту. Но там тушат сами корейцы. Они молодцы. Под корень вырезали недобитых японцев, и теперь хорошо помогают. Чем дальше, тем лучше. Что называется, не щадя ни сил своих, ни самих себя.

Из этого Юмашев сделал вывод: авианосец все-таки присутствует. Скорее всего — легкий, но им от этого легче не намного. Он торчит, скорее всего, где-нибудь неподалеку, милях в тридцати от берега, при себе имеет пару эсминцев, а то и легкий крейсер. Так что часа через полтора, не больше, нужно ждать оконечной на сегодня атаки с воздуха, после чего кораблей у него больше не останется. В первый раз, — точно, палубная авиация работала вместе с базовой, ее можно не ждать, потому как тропики, и скоро наступит ночь... а палубная может успеть. Вполне. "Господи, — взмолился про себя матерый моряк, которых в СССР было вовсе не так много! — спасибо тебе, Господи, за ночь. Но, если можно, пошли еще и тайфун. Будь добр, Боженька. Пудовую свечку поставлю... И прятаться от начальства не буду, пусть оно хоть что. Так ведь нет."

— Товарищ контр-адмирал, — не выдержал кап-три, единственный его постоянный порученец в этот поганый момент, когда все колебалось туда-сюда, или-или, — но так ведь из города-то они нас все равно замучаются выцарапывать! Подойдут наши! Что вас так беспокоит?

— Вот умный ты, Гоша, а дурак: знаешь, что такое — корабельная артиллерия? Не та, что ты видел, а настоящая? От восьми дюймов и выше? Они подгонят три-четыре тяжелых крейсера, а с ними, не дай Бог, какой-нибудь старый линкор, — и все! Они снесут тут все на два километра в глубину, сожгут половину города и высадят десант тысяч на двадцать. А потом — еще. Уж это они хорошо умеют. Почитай, только этим и занимаются последние два года... Ты видел, КАК они лезут? Если не хватит того, что есть, выскребут все до остатка. Есть у них, говорят, линкор такой — "Ямато", так там главный калибр чуть ли ни двадцать дюймов, держат на крайний случай, а надо будет — так и ты, салага, удостоишься лицезреть.

— Товарищ вице-адмирал, вас опять Кузнецов...

— Иван? — Проскрежетало в трубке. — Я тебе две "тэшки" послал, в помощь. Одна уже у тебя должна быть, вторая минут через пятнадцать подойдет. Хоть с глазами будешь, да и вообще...

"Спасибо тебе, благодетель. — Подумал он с невольной язвительностью. — Уж теперь-то, с такой силищей, я их всех..."

Проведя почти всю войну здесь, на дальнем востоке, он не знал толком, что такое — Отдельная Первая дивизия ДБА, не слыхал о деяниях ее экипажей на Черном море и на Балтике. Вполне-вполне хватало забот здесь, с Тихоокеанским флотом, которого и сначала-то почти не было, потом остатки расточили по другим морям, а потом за полгода увеличили почти в четыре раза. Все равно слезы, но все-таки.

Мысли в голове ворочались тяжело, будто каменные, дикое напряжение этого дня сказывалось все сильнее. Подумал еще, не отдать ли приказ фрегатам, дождавшись темноты, проваливать восвояси, поскольку свою задачу они выполнили честно, а больше им тут делать нечего, но в голову пришла неприятная мысль: а не могли японцы, под шумок, загадить акваторию минами. Да нет, не должны. С самолетов точно не поставишь, минзагов подогнать не успели, а акватория будет нужна самим, им еще порт отвоевывать.

На этот раз вызвали по рации. Это была та самая, первая из "тэшек", радист обозначил ее, как "БН — 102". Голос в трубке деловой скороговоркой, без формальностей довел: "Легкий авианосец один, тип "Дзуйхо", повторяю, один, при нем один эсминец один, один, легкий крейсер один. На палубе признаки взлетно-посадочных работ. Связь через пять минут, до связи"

Нет, что теперь хорошо, так это рации. Не в пример тому, что раньше. Плохо то, что японцы все-таки решили ударить еще раз. Как раз успеют до темноты. Сейчас небо на востоке как раз начало темнеть, но чуть-чуть, смеркается тут мигом, но им все-таки хватит...

Тут, прервав его мысль, со стороны моря до него донесся тяжелый, широкий звук, приглушенный расстоянием. И повторился снова. Он вскочил, вглядываясь вдаль. Нет, точно. Вдали, едва заметно, но все-таки достоверно, без сомнений разгоралось зарево. Судя по тому, что видно его было на таком расстоянии, горело здорово. После небольшой паузы послышался новый взрыв, показавшийся моряку сдвоенным.

Чудовище не примчалось, не прилетело. Оно как будто бы взошло над горизонтом, как зловещее небесное тело, как черная луна. Из-за размеров восход его к зениту казался по особому плавным, неторопливым, но на самом деле ход его был устрашающе быстрым. До момента, когда с палубы поднимется первая машина, оставалось не больше минуты, но они все-таки не успели. Пыхнув серым дымом, пролетая по триста метров в секунду, бомба вошла авианосцу под мидель, прямо в ватерлинию. Партия "УПАБ — 1400", изготовленных специально для дальневосточной компании, а точнее — специально против кораблей, отличалась от первых моделей только тем, что начинкой ее являлся КТГА. "1400" в данном случае было цифрой условной. На самом деле бомба, из-за начинки, весила на триста килограммов больше и вовсе не являлась бронебойной. В этом не было нужды. Дыра в корпусе площадью больше пятидесяти квадратных метров, исковерканные переборки и пожар, моментально охвативший сразу несколько палуб корабля, всего этого оказалось больше, чем достаточно для того, чтобы отправить легкий авианосец на дно. А кроме того, люди, вовсе не знавшие причин, быстро приметили какой-то особо пакостный, злокачественный характер взрыва КТГА. При попадании в корабль, крупное здание или, к примеру, мост, взрыв вызывал множество мелких повреждений на очень большом удалении. Выходила из строя аппаратура, ломались механизмы, замыкало проводку и "вело" конструкцию, а у людей что-то очень уж часто наблюдалась крайне тяжелая контузия, даже со смертельным исходом.

Тем не менее Мусинский, получивший за Кенигсберг и, главное, Бункер, майора, не пожалел второй бомбы: под острым углом, в палубу, и только после этого обратился к сопровождавшему "тип "Дзуйхо" крейсеру.

Для легкого крейсера даже и один такой заряд оказался избыточным: от чудовищного удара сдетонировали боеприпасы. Внутренний взрыв в погребах вырвал днище судна, сквозь вдруг вздыбившуюся палубу на десятки метров в высоту взметнулось рыжее пламя, и оно в считанные минуты скрылось под водой.

Мертвый авианосец пылал ярким пламенем по всей длине и ложился на бок, а командир удерживал Мусинского от удара по миноносцу. По всему, ночь предстояла веселая, а боеприпасов взять было неоткуда. По крайней мере, — до утра. Их набили, что называется, под завязку, загрузив по восемь бомб. Нагрузили бы и по десять, до номинальной грузоподъемности, да пришлось отдать часть ресурса под дополнительное горючее, чтобы могли кружиться тут, захватив если и не всю ночь, то большую, самую страшную ее часть и могли достать любую точку акватории. Три бомбы из шестнадцати. Почти двадцать процентов. Недопустимо много.