Дайте стройбату оружие! Общий Рабочий файл

Уходим.

Идти трудно. Каждый из нас основательно навьючен. Досталось и мотоциклистам, волокущим несколько трофейных машин. Им приходилось петлять между деревьями, и тащить мотоциклы на себе.

— Товарищ генерал, радио работает! — с радостью сообщил на привале, прибежавший Крицын.

Знакомый голос московского диктора передает сообщение Советского информбюро. Известия тревожные. На всех направлениях идут ожесточенные бои. Сопротивление врагу возрастает. Он уже заметно сбавил темпы наступления и продвигается вперед ценой огромных потерь.

Значит, Красная Армия наносит врагу большой урон.

А мы всё идём к фронту, а фронт уходит от нас, а мы не спешим его догонять, потому, что не прошел полуторамесячный, задуманный мною срок выхода из окружения.

Продовольствие, взятое в Журавах, закончилось очень быстро, потому, что не было там огромного склада с продовольствием. Не было у нас мотоциклов с колясками, набитыми провизией. Взяли два штуки, без колясок, чтобы я мог спастись от погони, если нас начнут преследовать, да и то, вскоре бросили. Катить по лесу незаведённые мотоиклы — тяжело, а заводить побоялись. От работающих мотоциклов треск стоял бы на весь лес.

Однажды после ночного перехода мы сделали привал. Есть совсем нечего. Ко мне подходит Ершова, просит разрешить ей сходить в ближайшую деревню и попытаться достать хоть немного продуктов.

— Сама достану, только разрешите,— настаивала Ершова.

— Ну хорошо, согласился я после долгих просьб, однако предупреждаю — будьте осторожной и внимательной.

Так Ершова ушла в свою первую разведку.

Пять часов ее не было, и все это время я волновался. Уже начинал жалеть, что не проявил твердости. Наконец она появилась. В руках Ершова держала большую плетеную корзину, на дне которой лежали хлеб, сало и другие продукты, украденные в немецком штабе.

Вошла Лиза в избу, где веселились штабные офицеры и строго приказала хозяйке: "Если немцы спросят, кто я, отвечайте: сестра".

— Ради бога, уходите — взмолилась женщина — ведь из-за вас они, проклятые, повесят и детей, и меня.

Из комнаты, где веселились офицеры, вышел солдат. Со страхом наблюдала хозяйка, как отважная Лиза шутила с гитлеровцем, помогая ему готовить угощение для начальства.

Когда все было готово, солдат удалился к офицерам. А Ершова быстро сложила оставшиеся масло, сардины и колбасу в корзину и ушла.

Интересно, повесят ли теперь немцы деревенскую женщину и её детей за кражу продуктов мнимой родственницей?

Как дешевеет в войну человеческая жизнь? Жизнь нескольких человек из незнакомой мне крестьянской семьи — нынешняя цена куску сала...

После Лизы, незамедлительно, в деревню направились Осипов, Дубенец, Булгаков и Калюжный с группой бойцов. Они тихо сняли часового, вошли в дом, где недавно побывала разведчица, и без единого выстрела прикончили пьяных офицеров и всю их прислугу. Забрали остальные продукты. Теперь, после убийстванемецких офицеров, согласно новому немецкому порядку, введенному на оккупированных территориях, карающему за убийство немцев, все жители деревни будут казнены, а деревня сожжена.

С тех пор как у нас появилось радио, жизнь стала куда полнее, содержательней. Исчезло чувство оторванности от Большой земли.

Когда мы вступили на Смоленскую землю, рядом со мной шагала всего лишь рота бойцов. Немногим больше ста человек. Полтора месяца назад командовал армиями. Потом, полком, который выдавал за дивизию. Сейчас у меня нет даже батальона. Господи, какой стыд, я командую ротой, словно стареющий капитан с неудавшейся служебной карьерой.

Чем ближе к фронту, тем тревожнее становится у меня на душе.

Слушая московское радио, я почти уверился, что Красная армия скоро остановит и погонит назад немецкие войска. Значит, нельзя делать ставку на будущую победу Германии. Нужно прорываться к своим.

Но что ждет меня там?

Я представлял предстоящие разговоры и хотел выть волком.

Любого красноармейца, вышедшего из окружения, я спросил бы, где его винтовка и почему он оставил свой окоп перед наступающим врагом?

Любого сержанта артиллериста я бы заставил ответить, почему он вышел без своего орудия, почему он оставил вооружение врагу и как посмел он отойти с позиции, вместо того, чтобы погибнуть, защищая Родину там, где приказано?

Лейтенант ответил бы мне за то, что посмел явиться из окружения, потеряв вверенный взвод и не удержав линию обороны.

Теперь я, заместитель командующего Западным особым военным округом, должен буду ответить за то, что не защитил границ Родины, что фашистские сапоги истоптали землю Белоруссии и подошли к Смоленску. Почему япозволил уничтожить аэродромы с не заправленными, по моей вине, и безоружными самолётами. С какой целью, оставил без снарядов и топлива танки, которые с величайшим напряжением сил и средств построила страна для своей армии. Как, по моей вине, сотни тысяч красноармейцев попали во вражеский плен, вместо того, чтобы до последней капли крови бить врага, посягнувшего на первое в мире государство трудящихся?

У меня есть оправдание, что согласно распоряжению Маршала товарища Тимошенко находился в Десятой армии.

Гражданин Болдин, спросит меня следователь, а как била врага, под вашим руководством Десятая армия?

Я могу сослаться на то, что по приказу командующего округом — генерала Павлова, возглавил конно-механизированную группу войск для удара на Гродно.

Подследственный Болдин, как вы смели отправить в Гродно танки, не обеспечив их прикрытие с воздуха? Где была авиация и зенитная артиллерия? Почему вы послали танки в рейд, заранее зная, что в них нет топлива и, что они остановятся на полпути? Почему, вверенный тебе, гнида, танковый корпус был наполовину уничтожен немецкими бомбами, а вторая половина досталась врагу и сейчас, те танки, с нарисованными немецкими крестами, утюжат окопы с русскими солдатами, уничтожают батареи и давят на дорогах наших женщин беженоки детей, уходящих от врага?

Где 1597 танков, где шесть тысяч автомобилей, где тысячи орудий, где десятки тысяч лошадей и где четыреста сорок тысяч человек, входивших в порученную, тебе сволочь, группировку?

Люди, брошенные тобой, две недели кровь свою проливали. Потом тех, кто уцелел, оставшихся без патронов, снарядов и командиров, фашисты, словно скотов в плен погнали, а ты гад, уже на третий день войны, бросил их, устранился от командования и с кучкой прихвостней свою задницу в лесах спасал?

— Я Минск пытался освободить.

— Ты, Минск? Под Минском Стрельбицкий воевал, а ты, фашистский пособник, тысячи его людей на смерть послал, вместо того, чтобы остановиться с ними в укрепленном районе, где в казематах были люди, продовольствие, боеприпасы, пулемёты и артиллерия. Ты бы там мог не только гитлеровские полчища перемолоть, но и умереть как герой!

Сто человек вывел? Молодец. Вот теперь бери роту своих прихвостней — политработников, штабистов, прокуроров и членов совета трибунала и пошёл вон, штурмовать деревню "Пендюкино".

Мы за неё два полка положили, а теперь тебе даём шанс доказать, что не зря тебя Родина много лет деньгами осыпала, на машинах катала, в ткань "Бостон" одевала, красной икрой кормила, позволяла, в Крыму, задницу греть и баб — артисток советского кино да балерин Большого театра, на служебной даче, мять.

Оправдывай доверие Родины и лично товарища Сталина! Покажи свою любовь к стране! Докажи верность присяге и своё воинское мастерство! Или хоть сдохни, за деревню Пендюкино, по человечески!

... От таких мыслей становилось совсем не весело, потому что уцелеть в фронтовой круговерти и вновь пройти все ступеньки от командира роты до командования фронтом или армией просто невозможно.

Опальный бывший генерал не нужен даже немцам.

Единыжды предавший — предатель на всю жизнь...

Ещё грустнее стало, когда услышал я по радио, что всё руководство Западного фронта, кроме меня, расстреляно по решению суда.

Не спал всю ночь, а утром вышли к нам три бойца и лейтенант из 134 стрелковой дивизии, собиравшие по лесу своих разбежавшихся бойцов.

Мы отступали от Белостока, а они драпают из под Витебска.

Рассказал лейтенант о том, как дивизия попала в окружение.

Очень интересно попала.

Я бы за такие дела, будь моя воля, всё ихнее командование расстрелял бы, к чётровой матери!

Вот как бывает с дивизиями, которыми командуют генералы, считающие, что, надев генеральскую форму, не они должны служить Родине, а Родина должна служить своим генералам.

Слушал я рассказ лейтенанта про ихние "приключения" и возмущался!

Но чаще ужасался тому, как схожи были мои действия и решения с действиями комкора Честохвалова и его подчинённых...

— Днем 11 июля 1941 года, немцы прорвались через Западную Двину на шоссе Витебск — Смоленск и Витебск — Сураж. Два батальона 501 стрелкового полка, не имея надлежащего руководства, в панике разбежались. Охваченный паникой "окружения", в ночь на 12 июля начал менять свое месторасположения штаб корпуса.

В конце дня 12 июля командир корпуса генерал-майор Честохвалов с группой штабных командиров и батальоном связи, бросив часть автомашин, прибыл на командный пункт 134-й стрелковой дивизии в село Прудники.

Прибывшие офицеры и сам Честохвалов, панически рассказывали о якобы нанесенных немцами потерях частям соседней дивизии, бомбежке их с воздуха и прочие фронтовые ужасы.

Ещё через час, генерал Честохвалов сообщил, что механизированные колонны противника прорвали фронт в районе Витебска и движутся по шоссе Витебск — Сураж.

Штаб "окружен!". Спасайтесь, кто как может!

В общем, как поётся в песне, за которую отдают под трибунал: "Броня хлика, но ноги наши быстры и генералы ужасом полны, бежим назад, где встретят нас чекисты, своей любимой Родины, сыны...".

Приказал комкор Честохвалов отходить на восток, бросив на произвол врага и судьбы части 134-й дивизии, находившиеся в обороне на западном берегу Западной Двины. Только командир дивизии Базаров и комиссар дивизии Кузнецов, вопреки указанию командующего корпусом, остались на месте в районе села Прудники и руководили находившимися в обороне полками, помогая им обратно переправиться через реку Западная Двина, а затем выходить из окружения.

После указания командира корпуса Честохвалова об отступлении, началось паническое бегство на восток. Первыми побежали штаб корпуса и штаб 134-й дивизии, возглавляемый начальником штаба дивизии подполковником Светличным.

Автомашины в панике неслись на восток. Бегство штабных командиров губительно отразилось на частях и местных советских органах, которые бросали все и бежали в тыл, еще не видя никакого противника и даже не слыша стрельбы.

14 июля штаб корпуса переехал в лес у села Понизовье, бросив всякое управление частями корпуса и потеряв связь со штабом армии.

По примеру штаба корпуса, разбегались воинские части, не оказывая никакого сопротивления противнику, бросая материальную часть и снаряжение.

Боясь двигаться без прикрытия и охраны, командир корпуса Честохвалов выделил несколько командиров и приказал собрать хотя бы небольшую группу войск, разбросанных в окружности по проселочным дорогам, чтобы под их прикрытием организовать своё дальнейшее продвижение на восток.

К исходу дня 14 июля в лесу были собраны около четырёх тысяч человек, вооруженных винтовками, пулеметами, гранатами, артиллерией, минометами с запасами боеприпасов. Сюда же в лес прибежал переодетыйв гражданскую одежду, без личного оружия начальник штаба 134-й дивизии полковник Светличный.

Командир корпуса Честохвалов принял решение: не ожидая подхода остальных частей корпуса, продолжать отходить на восток, продвигаясь только лесами и только ночью, не входя в соприкосновение с противником, категорически запрещая стрелять в немцев.

Трусость командования корпуса доходила до крайности. По приказанию командира корпуса полковник Виноградов пытался застрелить водителя одной из автомашин колонны, у которого случайно произошел гудок от замыкания. Тут же лично побил сигнальные рожки во всех автомашинах, чтобы не повторился случайный гудок и не выдал противнику местонахождение колонны штаба. Так двигались четыре дня и, пройдя 60-70 километров, остановились лесу у села Букине.

В этом лесу командир корпуса Честохвалов провел совещание начальствующего состава и приказал бросить все имущество. Были брошены: личные вещи, две рации, смазочные материалы, масса противогазов, пулеметные диски и коробки, документы, часть обоза, лошади и другое имущество.

Здесь же Честохвалов объявил дальнейший маршрут отступления на восток по направлению на село Овсянкино, а сам с колонной штабных автомашин бросил части войска и уехал по направлению село Овсянкино.

При въезде в село Рыпшево в 23.00 колонна штаба была встречена окриками и беспорядочной стрельбой незначительного отряда немецкой разведки. Первая машина проскочила мимо десятка немцев, Честохвалов остановил автомашину, бросил личное оружие, поднял руки и пошел к немцам. Находившийся с ним в машине начальник инженерной службы штаба корпуса подполковник Егоров выскочил из машины и бросился в другую сторону, через огороды в лес. То же сделали остальные командиры и политработники штаба корпуса; и стрелок автоброневика, и водители, следовавшие на своих машинах. Все бросили машины, документы и все, что было. Без единого выстрела разбежались по кустам.

Начальник штаба корпуса — полковник Виноградов, проскочивший на машине мимо немцев, проехал полтора километра от села, бросил машину и с шофером ушел в лес, чтобы оттуда одиночным порядком пробирался в сторону частей Красной Армии из несуществующего окружения.

Разбежавшиеся от машин комиссары Кофанов и Лаврентьев, полковники Виноградов и Стулов и другие штабные командиры, зная, что по этой дороге движутся части корпуса и могут попасть в засаду немцев, не предупредили об этом командиров частей.

17 июля, когда части подошли к указанному месту, немцы, подтянув силы, встретили их сильным огнем.

Мнимое окружение превратилось в реальное.

Командиры соединений по своей инициативе вступили в бой, длившийся два-три часа и, потеряв около ста тридцати человек убитыми и ранеными, под прикрытием артиллерии, увели свои части обратно в лес.

18 июля группа командиров штаба корпуса, разбежавшихся у села Рыпшево от немецкой разведки, в количестве чёртовой дюжины — тринадцати человек, под руководством помощника начальника штаба корпуса подполковника Стулова, подошли к находившимся в лесу частям корпуса.

Эти части возглавлял помощник начальника штаба 134-й сд подполковник Светличный и начальник политотдела дивизии Хрусталев. Подполковник Светличный обратился к Стулову и находившимся с ним командирам штаба корпуса с предложением присоединиться к частям и возглавить руководство по выводу их из окружения. Полковник Стулов и находившиеся с ним командиры штаба корпуса отклонили это предложение и заявили, что меньшей группой им легче будет пробраться на сторону советских войск, и через пару дней ушли одиночным порядком.