Черные ангелы (дилогия, первый роман)

Честно говоря, мне бы на всю жизнь хватило приключений одного дня. Я бы вернулся на Марс, строчил беззубые статьи и никуда не ездил. Но было поздно.

* * *

Стоило сделать шаг, как край подъехал и закружилась голова.

— Лука!

— Викентий!

Оглянулся: он лежал на животе, ухватившись за траву. Глаза стали белыми, безумными. Я хотел приободрить, что еще ничего не происходит, что мы можем еще вернуться, но не поверил даже самому себе.

Там, внизу темнела бездонная пропасть. Наверное, даже рос лес. Еловый, мрачный, с темными болотцами и лешими. Если бросить камень, то не услышишь, как он упадет. Почему-то вспомнились Стругацкие. Но это не тот Лес с бесконечными тайнами, которые разгадывал Кандид, а низкогеотермальная станция — не Управление с безумным Директором, наглым шофером Вольдемаром и Перцем, который кидал камушки с обрыва.

Что-то я упустил? — думал я, большое и важное, чему не было аналога в человеческой памяти. Если в той истории все, ну почти все, было ясно, потому что Перец и Кандид страдали от безысходности и эзоповского языка, то причина, по которой мы притопали сюда, вообще была нелепой — глупое человеческое любопытство! Но ведь за это не убивают?! Я не хотел становиться героем, меня быстро отучили от этого еще на Марсе. Пусть жиреют. Тогда я вообще не знал, зачем все это делаю: ни за честь, ни за совесть, ни за славу. Действительно, не из-за Алфена же мы приперлись и не из-за денег, даже не по политическим соображениям, да и общество, и строй давным-давно поменялся — не с кем и не за что было воевать. Лично мне было глубоко наплевать, как живут черные ангелы, во что они верят, во что одеваются и что едят. Ан, нет! Было еще кое-что. Я понял: виной всему — Лука и чувство соперничества между нами. Древняя человеческая слабость — чувство лидерства.

— Ради бога... — простонал Лука так, словно его укачало, — ради бога, сядь и не шевелись...

Он боялся остаться в одиночестве. Мне самому было не по себе, потому что я тоже боялся высоты.

— Но ты же желал попасть сюда? — спросил я насмешливо, потому что не хотел, чтобы Лука догадался о моем состоянии. Мне не было его жаль. Он тяжело дышал. Его тошнило. Ему было плохо.

— И, пожалуйста, не бросай камни...

Чего он опасался — пробудить какие-нибудь неведомые силы? Черного ангела он уже видел. Он оказался безобидными созданиями. В этот момент он перевел взгляд за мою спину и у него закатились глаза — остались одни белки. Наверное, на него так подействовали две скалы — справа и слева их голые зубцы висели над бездной. По крайней мере, у тебя есть еще один выход, подумал я, заглядывая за край обрыва: там, где уступ за уступом склон терялся в голубоватой дымке, там, где властвовал ветер и простор, там была другая, совсем другая жизнь. Непонятная, нечеловеческая, а потому чуждая, тупая, механистическая. Кажется, я нашел единственное слово, которое определяло то, что происходило с нами. Впервые мы должны были столкнуться с тем, что не имеет логики, с тем, что привыкли не замечать.

Он схватил меня за ноги. Я разозлился и отпихнул его. Мы боролись на самом краю. Лука оказался сильнее и ловчее, чем можно было предположить. Потом он отцепился от меня, но следил безумным взглядом. Его гравитанс испарился, как иней под солнцем, теперь он верил во все чудеса. Верил и боялся.

— Не бойся, не прыгну... — пообещал я ему, чтобы только успокоить.

Он вздохнул так, словно я дал ему честное слово не оставлять его в одиночестве.

— Зачем?.. Зачем мы сюда?.. — стонал Лука.

Если ему объяснить, то он узнает, что я тоже слаб, подумал я и пошел к станции. Лука пополз следом. Шагов через десять он набрался смелости и встал на четвереньки, но зачем-то оглянулся, чтобы снова распластаться, как чья-то тень.

Как и следовало ожидать — школы уже не было и в помине, зато горизонт за обрывом был под боком, как край постели. За ним неслись дождевые тучи — грузные, мрачные, и, казалось, что все покачивается.

В этот момент произошло то, чего я сразу не понял. Горизонт словно сдернулся с места, и появилось такое ощущение, что я отступил на несколько шагов назад. Лука все еще полз, но почему-то у самого обрыва. Начался дождь в библейских масштабах. Ветер стегал лицо и хлопал дверью. Пространство вокруг стало безжизненным, серым. Тучи на мгновение замерли, а потом побежали еще быстрее, чтобы провалиться за черный горизонт.

Я ухватился за дверную ручку, чтобы только иметь еще одну опору. Лука отважился подняться, зажмурив глаза, и вцепился в меня. Сквозь стиснутые зубы у него хлестала рвотная масса. Сброшу его, подумал я, сброшу к чертовой бабашке с обрыва и распахнул дверь. Внутри кто-то находился. Я пригляделся и узнал его. Это был Мирон Павличко. Он сидел на ступенях лестницы, раскинув ноги. Голова его была склонена набок. Поза была неестественная, словно он упал с большой высоты. Я решил, что он мертвый, переступил порог, под ногами заскрипели песчинки, и наклонился, чтобы лучше рассмотреть его. Но тут он произнес:

— Не трогайте мою голову...

— Тебе помочь? — спросил я.

— Осторожно закрой дверь...

По-моему, он придуривался, но у меня не было времени разбираться. Я повернулся и закрыл дверь. Лука бледный, как полотно, упал на пульты с какими-то приборами. Его рвало.

— Мне нужен Привратник, — сказал я, глядя на Мирона.

— Я привратник, — сообщил Мирон, не меняя позы.

— Тогда я должен тебе что-то показать, — сказал я.

— Не надо, — пошевелился Мирон. — Нужно сматываться.

— Куда? — оглянулся я, не видя другого хода, кроме лестницы, на которой он сидел.

— Куда угодно, — ответил Мирон, — потому что настоящий Привратник больше не придет.

Скривившись, он мотнул головой, и я увидел, что под трубами лежит жук. Его крылья были сломаны. А голова, как у кузнечика, на непомерно длинной шеей и с миндалевидными фасетчатыми глазами цвета зеленого шалфея была безвольно запрокинута подбородком вверх.

— Он что, в противогазе?

— С чего ты взял? — удивился Мирон, приподнимаясь.

При его силе справиться с жуком ему не составляло большего труда. И хотя я не уступал ему в росте, рядом с ним я чувствовал себя юношей. На правой стороне головы у него была страшная рана.

— Я жду тебя со вчерашнего дня, — добавил Мирон.

Это было очень похоже на него, потому что Мирон очень серьезно относился к своим профессиональным обязанностям, он все тщательно планировал — и это-то при нашей редакционной безалаберности.

— Есть что-нибудь пожевать?

Я вопросительно посмотрел на Луку, который быстро осмелел внутри станции и, присев перед жуком, изучал его. Кажется, у Луки в заднем кармана что-то выпирало. Когда и где Лука умудрился прикарманить банку шпрот, я не знал.

Пока Мирон ел, я его расспрашивал. Он слушал вполуха и кивал, когда его ответ совпадал с моим вопросом. Прежде всего, я узнал, видел ли он Люсю. Мирон кивнул. Хоть это ободряло. Потом я спросил, зачем нас сюда завлекли. Он пожал плечами, что, должно быть, означало: дураков учить, что мертвого лечить. Еще я спросил, знает ли он о что-либо о грядущей катастрофе. Мирон выпил из банки все масло, вытряхнул в рот кусочки рыбы, залез в банку пальцами, облизал их и с сожалением бросил банку в угол. После этого спросил, вытирая пальцы о штаны.

— Какой катастрофе?

Я махнул рукой — он явно не собирался выслушивать меня, что было на него очень похоже — у Мирона всегда была своя точка зрения на все вопросы, и он, как и Лука, не спешил поделиться ею.

— Значит, ты не в курсе дела, — сказала я.

— В курсе, — согласился Мирон. — Надо сваливать.

Это означало одно: у Мирона есть план и он намерен его выполнить. Может, действительно, ничего не произошло, думал я, ни попытки переворота на Земле, ни тайных переговоров земного правительства и астросов. Если вообще такие переговоры ведутся. Может, все брошено на самотек? Зачем мы тогда приперлись сюда? Он стал подниматься по лестнице. В отношении Луки он не проявил никакого интереса. Я пошел следом. Лестница вела вдоль стены. Пахло соляркой, тухлой водой, а к тонкому аромату роз примешивался запах серы. Так должно было пахнуть в преисподней.

Лука тащился последним, придерживаясь обеими руками за стены. На его лице застыло тупое упрямство идущего на заклание.

Казалось, мы поднялись гораздо выше, чем само здание. Только я открыл рот, а Мирон уже пояснил:

— Привыкай...

Я хотел объяснить, что привык, что этот парадокс мне уже знаком. Но вдруг увидел человека. Он был мертв. Было такое ощущение, что он бежал, споткнулся и смерть настигла его. У него не было головы. Кровь, залившая ступени, уже почернела.

— Что с ним? — спросил я, невольно сторонясь крови.

— Он хотел уйти, — мимоходом пояснил Мирон. — Но этим путем нельзя. Тебе еще повезло...

Его большой рот с крупными губами еще больше подчеркивала недельная щетина на верхней губе. И вообще в нем что-то было то ли от монголов, то ли от индейцев. Потом я вспомнил, что он происходит из мордвинов.

— В чем? — удивился я.

— В том, что я вычислил, что ты пойдешь там, где шла Таня. Ведь это рядом с твоим домом?

— Ну, да... — согласился я и тут до меня дошло: — Подожди, подожди, значит, ты знал о восстании обращенных?

— Конечно, знал. Я сам обращенный. Правда, неудачно, — криво усмехнулся Мирон то ли от боли, то ли своим речам.

— Ну да? — не поверил я. — А блондинка?

На ступенях лежали начатая пачка сигарет и зажигалка. Я подобрал их и побыстрее соскреб кровь.

— Таня Казарова... — вздохнул он. — Ее похитили прямо в Пулково. Она никого не любила слушать. К тому же она была посредником.

— Каким посредником?

Час от часу не легче. У них здесь целое подполье! Не мудрено. Мирон не мог упустить своего шанса. Всевозможные журналистские расследования были его стихией, и он был к ним подготовлен не хуже, чем профессиональный разведчик.

— У тебя же ее ключ... — пояснил он.

— Да, — неуверенно согласился я, ожидая, что Мирон что-то добавит.

— Такие ключи выдают только посредникам, — нехотя кивнул он.

— Тем, кто должен общаться с землянами? — догадался я.

— С землянами... — иронически хмыкнул Мирон и тут же схватился за голову. — С властями! — поморщившись, объяснил он.

— Но зачем?! — воскликнул я.

Рядом с Мироном я чувствовал себя очень спокойным. Вообще, это было его свойство — уверенная доброжелательность большого молчаливого человека. С ним всегда было приятно работать. И я не помню случая, который дал бы повод изменить мнение о нем.

Из узкого окна, поросшего с наружной стороны травой, едва сочился свет. Шел дождь, но не теплый тропический, к которому мы привыкли, а холодный, северный. В щели задувало. В раме дребезжали стекла: 'Дзинь, дзинь...' Мирон остановился. У него из уха капала кровь. Он все так же держал голову склоненной набок.

— Затем, что она прекрасный образчик человечества — раз, и два — потому что им нужен хороший генофонд. А со мной у них что-то не получилось, впрочем, как и с ней тоже. Она их обманула и просто сбежала. Ее искали.

Черт, я совсем не удивился, значит, выходит, человек в черном из 'кальпы' тоже хлыст? Нет, здесь что-то не сходилось. Ерунда какая-то. И еще я подумал, что если бы я не пришел в тогда в 'Юран' и не познакомился с Таней Казаровой, она могла остаться живой. Хотя кто знает, наверное, человек в черном выследил ее, а я просто мешал ему.

Лука подал голос:

— И с нами тоже не получится...

— Боюсь, что ты ошибаешься, — ответил Мирон, — на журналистах они не экономят.

— А как ты к ним попал?

В вопросе крылась подковырка.

— По глупости, — застонал Мирон, обхватив голову руками. — Заманили... пообещали шикарный материал...

В его голосе прозвучала обида.

— Пожадничал? — ехидно осведомился Лука, намекая на то, что он точно не дал бы маху, а выследил, вынюхал бы и донес куда надо — Алфену безусловно, хотя Алфен спал с его женой.

Лука прихватил 'указку', но не зная, что с ней делать, держал ее, как рапиру, угрожающее выставив перед собой. Мирон не ответил. Очевидно, он подумал о том же, о чем подумал и я: Лука вооружился, но не знал свойств этого оружия.

— А что у тебя с ухом? — спросил я.

— Биочип вырвал... — ответил он нехотя.

Мирон не любил жаловаться на свои болячки. И я подумал, что ошибся, посчитав, что его травмировал черный ангел. Но он добавил, кивнув на Луку, который поигрывал 'указкой':

— Вначале он меня шарахнул из своего ах-пуча. А потом я сам расковырял.

— Подожди! — воскликнул я, — портал?! Ты ведь ко мне приходил через него.

— Совершенно точно, — хмыкнул Мирон. — Я к нему вас и веду.

— Да, было бы неплохо, — подал голос явно осмелевший Лука, — а то мне здесь не очень...

Я подумал, что это пустой номер — ведь порталы в Питере отключены. Но чтобы не сглазить удачу ничего не сказал. Вдруг нам все-таки повезет, и мы сможем каким-нибудь волшебным образом вернуться в город. Мирон придумает. Мирон сильный и мужественный. К тому же я еще не пришел в себя после всех этих необычных приключений и плохо соображал.

Мы прошли еще четыре пролета и остановились перед дверь. По моим расчетам мы поднялись никак не меньше как на высоту десятиэтажного дома. А низкогеотермальная станция снаружи была всего-навсего в два этажа.

— Ничему не удивляйтесь и ничего не бойтесь, — сказал Мирон и открыл дверь.

За дверью был то ли колодец, то ли провал овальной формы, в центре над которым находилась странная конструкция: на тросе висела платформа диаметром около метра. Я понял, что это лифт из моих снов, на котором я летал во тьме.

— Нам что сюда?! — испуганно спросил Лука.

Весь его гонор мгновенно испарился. Он прижался к стене, стараясь держаться как можно дальше от колодца. Сбылись его худшие предположения. Я решил для себя, что буду воспринимать происходящее, как давний сон, и ничего плохого не случится.

Мирон ухватился за трос и переступил на платформу, которая закачалась под ним. Я тоже последовал его примеру. Собственно, я это делал во сне каждую ночь в течение последних полгода. Поэтому у меня, в отличие от Луки, не возникло никаких проблем. Покачиваясь над колодцем, мы с Мироном вопросительно смотрели на Луку. Но он едва не грохнулся в обморок, как тогда перед низкогеотермальной станцией. Губы у него дрожали, а взгляд был прикован к пустоте под нами.

— Давай руку, — сказал Мирон.

Лука отрицательно покачал головой.

— Давай! — сказал Мирон и наклонился к нему.

Платформа закачалась еще сильнее. Лука лишился последней храбрости. Он бросился к двери. 'Бах!' Удар раз, другой. И забарабанил что есть силы.

Мирон ждал. Наконец Лука перестал колотить в дверь и настороженно оглянулся.

— Здесь все двери открываются только в одну сторону, — объяснил Мирон. — У тебя есть три выхода: остаться здесь и ждать, когда придет сменщик жука, прыгнуть в колодец, в котором нет дна, и идти с нами.

— Я знаю, что вы меня обманите! — храбро заявил Лука.

— Зачем мне тебя обманывать? — удивился Мирон.