Двенадцать мраморных ступеней спускались из храма на площадь. Они были высечены точно, округлые, почти чувственные. Мрамор был сильно изношен. Большую площадь окружали общественные здания, находящиеся в разной степени разрушения. Долгими вечерами они оставались темными и холодными, но при хорошем освещении их можно было представить такими, какими они были, когда город был жив. Мраморный патриций стоял над высохшим фонтаном. Усталые гуляющие, если бы таковые были, нашли бы каменные скамейки, стратегически расположенные специально для них.
Гробница одиноко возвышалась в дальнем конце. Она представляла собой восьмиугольник неправильной формы, сложенный из заостренных мраморных блоков, уложенных с военной простотой. Мрамор был выдолблен и обожжен до высоты роста всадника. И стихия тоже сделала свое дело. Если у погребенного когда-либо и было имя, то оно давным-давно стерлось с лица земли.
Сама гробница была открыта. Дверь, которая когда-то закрывала склеп, исчезла. Над входом в мрамор был вырезан символ, который мог быть мечом. Возможно, в соответствии с духом архитектуры, он также был простым; рукоять, клинок и поперечная гарда были прямоугольными и с квадратными краями. Никаких сужающихся линий.
Свод переходил в круглый открытый купол. На вершине сооружения стояли две мраморные ступни, широко расставленные в позе, которая могла быть только героической. Одна нога была отломана у лодыжки, другая достигала нижней части голени.
В тихую ночь склонный к воображению посетитель мог бы легко уловить поступь божественных сандалий.
Три всадника, еще не достигшие совершеннолетия, спускались с невысоких холмов на северо-западе. В дуновении холодного ветра чувствовался запах старины этого места.
Они были одеты в звериные шкуры и вооружены железным оружием. Они были чуть старше мальчиков, но у них были суровые голубые глаза, и они скакали с настороженностью, которая выдавала их опыт общения с враждебным миром. Они пересекали ручей, который когда-то отмечал западную окраину города, когда самый высокий из троих натянул поводья и остановился. Остальные пристроились по обе стороны. — Что случилось, Кэм? — спросил всадник слева, нервно оглядывая руины.
— Ничего, Роник. — Кэм слегка приподнялся в седле и пристально посмотрел на безмолвные стены, которые все еще пытались защитить город. (В некоторых местах они рухнули или были разобраны). В его голосе послышались резкие нотки. — Мне показалось, что что-то шевельнулось.
Ночь принесла с собой первые признаки зимы. Фэлон, стоявший справа от Кэма, застегнул жилет, спасаясь от холода, и быстро коснулся талисмана. Это был козий рог, который когда-то носил его дед и который защищал от демонов. Его конь неуверенно фыркнул. — Я ничего не вижу.
Ветер громко шумел в кронах деревьев.
— Где? — спросил Роник. Он был широкоплеч, легко поддавался страстям. Его светлые волосы были завязаны на затылке. Он был единственным из троих, кто совершил убийство. — Где ты это видел?
— Около храма. — Кэм указал пальцем.
— Кто мог оказаться в городе ночью? — спросил Роник.
— Ни один здравомыслящий человек, — фыркнул Кэм.
Фэлон погладил шею своего коня. Его звали Карик, и отец подарил ему его перед тем, как отправиться в набег, из которого так и не вернулся. — Возможно, было бы лучше, если бы мы не хвастались так громко. Лучше сначала сделать дело, остаться на ночь, а потом уже говорить.
Кэм демонстративно пожал плечами: — А что? Ты ведь не боишься, Фэлон?
Фэлон снова двинулся вперед. — Мой отец всегда считал этот город родиной Зиу. А это, — он посмотрел в сторону храма, — его алтарь.
Кэм был, в некотором смысле, опасным компаньоном. Он очень хотел, чтобы его уважали сверстники, как и все они. Но иногда перегибал палку в этом вопросе. Слишком был готов рисковать. Хотел, чтобы его воспринимали как воина, но еще не проявил себя. Искал свой шанс. У него были черные волосы и темные глаза. Ходили слухи, что его отцом был южанин.
Кэм был среднего роста и, вероятно, не обладал задатками хорошего воина. Его товарищи знали, что он будет надежен. Не сдрейфит. Но и великих подвигов никогда не совершит.
Когда-то дорога была заасфальтирована, но теперь представляла собой не что иное, как заросшую травой тропинку, из русла которой время от времени торчали камни. Впереди она поворачивала к южным воротам.
— Может быть, нам не стоит этого делать, — сказал Роник. Возможно, он был именно таким, каким хотел бы быть Кэм. Он был высоким и сильным, и до этого момента всегда казался совершенно бесстрашным. Девушки любили его, и Фэлон подозревал, что однажды он станет военным вождем. Но его время еще не пришло.
Кэм попытался рассмеяться. Это прозвучало натянуто.
Фэлон изучал руины. Было трудно представить, что в этих стенах когда-либо смеялись или рождались дети. Или собиралась кавалерия. Казалось, что это место всегда было таким. Он похлопал по шее своего коня. — Интересно, действительно ли этот город был построен богами?
— Если боишься, — сказал Кэм, — возвращайся домой. Мы с Роником не будем думать о тебе хуже. — Он даже не пытался скрыть насмешку в своем голосе.
Фэлон сдержал свой гнев. — Я не боюсь никого. Но нечестиво ступать на путь богов.
Они продвигались медленно. Кэм не ответил, но и не выказал ни малейшего желания занять свою привычную позицию впереди. — Какая польза Зиу от укреплений?
Это был не единственный разрушенный город, известный кортагенцам: Кош-на-хребте и Эскьюлис близ Дремучего леса, Кэйликат и Эйгонда, порты-близнецы в проливе Саунд, и еще три на южном побережье. Они были названы в честь земель, в которых были найдены. Никто не знал, как называли их строители. Но об этом городе ходили легенды, и его всегда называли просто "Город".
— Если это не перевалочный пункт для богов, — сказал Роник, — то, может быть, он служит дьяволам.
Ходили истории о том, как на прохожих нападали призраки, затаскивали их за стены, и больше их никто не видел. Черные крылья поднимались на темных ветрах, а дети исчезали из близлежащих лагерей. Говорили, что иногда от низких облаков отражались демонические огни, и дикие крики эхом отдавались в ночи. Мэйканда, самый благочестивый из кортагенцев, отказывался приближаться к городу после наступления темноты и был бы поражен как громом, увидев, где они находятся сейчас.
Они направили лошадей вперед, переговариваясь шепотом. Проезжая мимо редких холмиков. Мимо дубовых рощиц. Луна скрылась за облаком. И наконец они подъехали к воротам.
В этом месте стена полностью обрушилась, и вход в нее был скрыт зарослями леса. Деревья и заросли перегораживали дорогу и блокировали вход.
Они остановились под соснами. Кэм подошел ближе, вытащил меч и принялся рубить ветки и кустарник.
— Мы ему не нужны, — сказал Роник.
Фэлон держался в стороне, подальше от клинка Кэма, которым тот размахивал целенаправленно, но не осторожно. Когда путь освободился, Кэм убрал оружие в ножны.
Ворота открылись на широкую аллею. Она была покрыта травой, вдоль нее стояли полуразрушенные здания. Вокруг было темно и тихо.
— Если кому-то из вас от этого станет легче, — сказал Кэм, — нам не обязательно ночевать на площади.
Лошади забеспокоились.
— Думаю, нам вообще не стоит туда заходить, — сказал Роник. Его глаза сузились. Это было тяжелое признание.
Конь Кэма ударил копытом по земле. — Что думаешь, Фэлон?
Если бы Фэлон был один, он и близко не подошел бы к этому месту. Он считал себя чрезвычайно разумным человеком. Сражайся, когда тебя загоняют в угол. В остальном, тропа — это счастливое место. Он был самым невысоким и младшим из троих. Как и у Роника, и практически у всего племени, у него были светлые волосы и голубые глаза. — Мы сказали, что останемся на ночь, — сказал он. Говорил тихо, чтобы ветер не разносил его слова по улице. — Я не вижу, есть ли у нас выбор.
Где-то впереди хрустнула сухая ветка. Это был резкий звук, громкий, резкий, как хруст кости. И так же быстро стих.
— Там что-то есть. — Роник натянул поводья.
Кэм, который начал было спешиваться, замер, не доставая одной ногой с крупа лошади. Не говоря ни слова, он снова сел верхом.
— Возможно, Зиу предупреждает нас, — предположил Роник.
Кэм бросил на него взгляд, от которого у него могла бы отсохнуть рука.
Роник ответил ему таким же взглядом. Поскольку Кэм был старшим, остальные обычно соглашались с его мнением. Но Фэлон знал, что, если дело дойдет до драки, Роник окажется лучшим из тех, кто будет прикрывать его спину. — Вероятно, это волк, — сказал Фэлон, хотя и не был в этом уверен. В конце концов, волки не ломают ветки.
— Я не пойду внутрь. — Роник опустил глаза. — Это было бы неправильно.
Кэм приподнялся в седле. — Там свет, — прошептал он.
Фэлон увидел это. На площади, в кронах деревьев, замерцало красное зарево. — Огонь, — сказал он.
— Это рядом с могилой. — Кэм повернул коня обратно к воротам.
Роник двинулся было за ним, но остановился и, схватив Фэлона за руку, потянул его за собой.
Фэлон пытался не обращать внимания на свой собственный растущий страх. — Разве мы, дети, можем испугаться того, что кто-то развел костер холодной ночью?
— Мы не знаем, что это может быть, — голос Кэма стал резким. Сердитым. От его обычного высокомерия не осталось и следа. — Мы должны дождаться рассвета, а потом посмотреть, кто это.
Фэлон не удержался: — Ну и кто теперь боится?
— Ты знаешь меня лучше, — сказал Кэм. — Но драться ночью неразумно.
Роник тянул Фэлона за руку. — Пойдем. Мы можем отойти на безопасное расстояние в холмы. Переночуем там, а завтра возвратимся в лагерь. Никто никогда не узнает.
— Нам придется солгать, — сказал Фэлон. — Нас спросят.
— Пусть спросят. Если кто-нибудь скажет, что я боюсь, — Кэм яростно сжал рукоять меча, — я убью его.
— Делай, что хочешь, — сказал Кэм. — Давай, Роник.
Фэлон стряхнул руку друга. Роник вздохнул и направился вслед за Кэмом к воротам, по пути наблюдая за площадью. Фэлон уже собирался броситься за ними, когда Роник, хороший, порядочный Роник, который был его другом всю жизнь, произнес слова, которые заставили его остаться в городе: — Пойдем с нами, Фэлон. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться богов.
И кто-то другой ответил голосом Фэлона: — Нет. Мы с Кариком останемся.
— Зиу не желает этого. Его воля ясна.
— Зиу — воин. Он не мстителен. Не верю, что он причинит мне вред. Я останусь на ночь. Приходите за мной на рассвете.
— Будь ты проклят. — Конь Кэма дернулся сначала в одну сторону, потом в другую. — Тогда прощай. — Он рассмеялся сквозь гнев. — Увидимся утром. Надеюсь, ты еще будешь здесь. — Они развернули своих лошадей и пустились вскачь, один быстро, другой неохотно.
Фэлон прислушался к сгущающейся тишине.
Будь рядом со мной, божественный.
Казалось, огонь на площади погас.
Что ж, это к лучшему. Он оставит все как есть. Он неторопливо въехал в город, проехав по центру проспекта, мимо рядов обвалившихся стен и открытых площадей. Мимо разрушенных зданий. Стук копыт Карика был мягким, как будто он тоже чувствовал необходимость быть незаметным.
Он въехал на широкий перекресток. Слева, в конце длинной улицы, показался храм. Город лежал перед ним безмолвный и огромный. Он спешился и заговорил с Кариком, потирая ему морду. Листья закружились у него за спиной, и Фэлон раздраженно оглянулся через плечо.
Лунный свет коснулся храма.
Он решил не ночевать на площади. Лучше разбить лагерь в стороне от дороги. Он нашел бегущий источник и крепкую стену на восточной стороне проспекта. Если кто-то будет двигаться со стороны гробницы или храма, ему придется пересечь большое пространство.
Фэлон снял седло, ослабил удила и стреножил животное. Он насыпал ему немного зерна и сам принялся за еду, состоявшую из орехов и вяленой говядины. После этого он вытер Карика и в последний раз огляделся по сторонам. Довольный тем, что остался один, он соорудил постель из шкур животных и своего седла, положил оружие под руку и попытался уснуть.
Этого не произошло. Гордый тем, что остался в городе один, он, тем не менее, боялся того, что могло подкрасться к нему в темноте. Он прислушивался к звукам и иногда устраивался так, чтобы наблюдать за тем, что могло приблизиться.
Но во всех этих развалинах ничто не двигалось. Сильно пахло травой, жужжали насекомые, дул ветер. В нескольких шагах от него Карик встряхнулся.
Затем, когда он уже окончательно задремал, послышался какой-то звук: возможно, шаги или падающий камень. Он взглянул на лошадь, которая стояла как ни в чем не бывало. Хорошо: Карик мог видеть поверх стены и, если бы что-то приближалось, подал бы сигнал тревоги.
Спрятавшись под шкурами, он прижал руку к козлиному рогу, чтобы убедиться, что тот все еще на месте. А затем пододвинул меч поближе.
Откуда-то послышался звон металла. Едва различимый шепот ветра.
Лошадь тоже услышала его. Карик повернул голову в сторону храма.
Фэлон поднялся на ноги и оглядел руины. Улицы и внутренние дворы погрузились в глубокую тьму. Храм, больше не освещенный лунным светом, стоял холодный и безмолвный.
Звук раздался снова.
На востоке появилось несколько серых полос. Приближалось утро. Он мог с честью отступить, покинуть город и его тайны и при этом заявить о себе за то, что остался на ночь.
На площади снова зажегся свет.
Он не мог видеть этого прямо, но по фасаду храма двигались тени.
Он вздрогнул.
— Подожди, — сказал он наконец Карику и перелез через стену.
Щебень и звездный свет.
Он прокрался по темной улице, пересек перекресток, бесшумно прошел через внутренний двор и скрылся за деревьями.
Могила сияла в свете фонаря. У ее подножия на четвереньках стояла фигура в плаще. Лицо было скрыто складками капюшона.
Фигура копалась в грязи. Она остановилась, хмыкнула, посмотрела на что-то в своей руке и отбросила этот предмет в сторону. Фэлон услышал, как тот отскочил.
Вся территория вокруг могилы была разрыта. Повсюду были навалены кучи земли, а к дереву прислонена лопата.
Фэлон осмотрел площадь, заметил искры от разведенного костра за стеной на севере. Больше никого не увидел.
Фигура в капюшоне подняла второй предмет и, казалось, изучала его. Она повернулась так, чтобы свет от фонаря проникал сквозь складки капюшона. Она была человеком.
Фэлон вздохнул с облегчением.
Человек собирал то, что казалось разбитой скульптурой. Одна часть была похожа на руку. И вдруг, взметнув полы мантии, фигура подняла фонарь, взяла палку и посмотрела прямо на Фэлона. Фэлон вышел из-за деревьев.
Мужчина настороженно наблюдал за ним. — Кто ты? — спросил он.
Судя по голосу, он привык к почтению. — Я Фэлон кортагенец. — Он показал незнакомцу правую руку в универсальном жесте, показывающем, что не настроен враждебно.
— Приветствую тебя, Фэлон, — сказал человек в мантии. — Я Эдуард Летописец. — Свет играл на его лице. Оно было веселым, но настороженным. У него была неопрятная борода, и он выглядел упитанным.
