Я снова понес громадный урон в бою. Это легко понять из характера тестовых запросов, передаваемых в мое базовое программирование. Ядро стремится — как и должно быть — удостовериться, что в это программирование не вкралось никаких ошибок в результате того, что явно было опасно близко к грозившей интеграции личности на примитивном, ясельном уровне.
Процесс тестирования занимает целых 16,03 секунды. Часть моей не полностью осознающей личности отмечает, что, благодаря моим недавно расширенным возможностям, это на 27,062 процента меньше времени, чем должны были потратить мои исходные психотронная сеть и программное обеспечение. Это указывает на значительное увеличение вычислительных возможностей, и даже в моем нынешнем состоянии понимаю, что, должно быть, получил почти полное обновление до текущих стандартов оперативной работы на передовой. Удивляюсь, почему это должно было быть сделано с такой устаревшей единицей, как я.
Процесс тестирования завершен.
— Подразделение 28/G-179-LAZ, — произносит человеческий голос.
— Линейное подразделение Два-Восемь-Гольф-Один-Семь-Девять-Лима-Альфа-Зебра, ожидаю приказов, — отвечаю я.
— Приготовьтесь к первой фазе реактивации, Лима-Альфа-Зебра, — говорит человеческий командный голос.
— Готов, — подтверждаю я, и внезапно моя сеть встряхивается от резкого высвобождения индивидуальной памяти. Личной памяти. Мое прежнее существование возвращается ко мне, и я вспоминаю. Планету Шартр. Мелконианскую атаку. Помню момент, когда плазменный разряд ударил в мою боковую броню и глубоко врезался в мою секцию психотроники.
— Первая фаза реактивации завершена, — докладываю я.
— Приготовьтесь ко второй фазе, — произносит командный голос человека.
— Готов, — еще раз подтверждаю я.
1
— Добро пожаловать на Сейдж, капитан.
Капитан Мэйника Тревор пыталась выглядеть спокойной и собранной, когда неулыбчивый контр-адмирал по другую сторону стола размером с палубу авианосца встал и протянул руку, чтобы крепко пожать ее. Несмотря на почти мрачное выражение лица, приветствие контр-адмирала Седжвуда было менее сдержанным, чем она ожидала. Конечно, в наши дни ее ожидания были не совсем надежны, сказала она себе. Она так долго чувствовала себя персонажем Ишмэила из древнего романа "Старая Земля", что иногда ей казалось, что ее вина должна быть выжжена у нее на лбу, чтобы все видели... и реагировали на нее. Но выражение лица контр-адмирала не было осуждающим. С другой стороны, маловероятно, что кто-то с его высоким рангом так или иначе тратил много времени и сил на раздумья о простых капитанах — даже о капитанах бригады Динохром.
И все же, что-то было. Она не могла точно сказать, что это такое, но знала, что это было там. Возможно, не более чем слабое выражение, что-то в глазах, которые смотрели на нее так, как будто ее бесперспективное будущее вот-вот должно было измениться каким-то фундаментальным образом...
— Спасибо, сэр, — сказала она, сумев не поморщиться, когда ее узкая, тонкокостная рука исчезла в массивной лапе Седжвуда. Это была рука, которую врачи восстановили после Шартра, и она все еще испытывала иррациональный страх, что замененная пойдет по пути своей предшественницы.
— Садитесь, — сказал он, отпуская ее и указывая на одно из удобных кресел. Он снова сел за стол и, сложив руки на его безупречной столешнице, несколько секунд спокойно смотрел на нее. Затем вздохнул и наполовину отвернулся от нее, чтобы выглянуть из широкого окна своего кабинета на огромную оживленную равнину Гейнор-Филд, главную базу флота в Скоплении Сейдж.
Мэйника посмотрела в окно мимо него, ожидая, пока он соберется с духом и объяснит, почему офицер его ранга "запросил" присутствие простого капитана. Она была почти уверена, что ей не понравится ответ, но во вселенной, где довелось жить, было много вещей, которые ей не нравились.
Она позволила своему собственному взгляду остановиться на бурлящей деятельности огромной базы. Цветовой баланс все еще казался... странным для нее, но медики заверили ее, что это психосоматический эффект. Они клялись, что регенерированный правый глаз воспринимал свет точно так же, как тот, который он заменил. И даже если бы это было не так, у ее мозга уже давно было время научиться приспосабливаться. Только этого не произошло. Пока.
Но, с цветовым балансом или без него, бесконечная суета Гейнор-Филд должна была внушать оптимизм. Прямо у нее на глазах в небеса взмыли три тяжелых шаттла размером с крейсер, их двигатели грохотали с такой мощью, что она почувствовала это даже на таком расстоянии и даже в кабинете контр-адмирала. По пути к Сейджу ее транспорт прошел мимо двух полных эскадр супердредноутов с соответствующими элементами защиты, и она знала, что на орбите вокруг Сейджа находятся по меньшей мере два авианосца, даже когда сидела здесь. Крупные корабли представляли собой ужасающую концентрацию огневой мощи, но это не вселяло уверенности. Зная, как плохо идет война для Конкордиата.
Что ж, — сказала она себе, — по крайней мере, могу надеяться, что для Псов все идет так же плохо.
Эта мысль была менее обнадеживающей, чем следовало бы. Она не знала, как Мелконианская империя называла свой эквивалент плана Рагнарек, но было очевидно, что он у нее был. И почему-то сообщения о том, что мелконианские планеты гибнут даже быстрее, чем человеческие, не заставили ее почувствовать себя счастливее.
— Мне жаль, что мы не смогли предоставить вам более длительный отпуск для восстановления сил, капитан, — сказал контр-адмирал Седжвуд через минуту. Его голос стал тише, и он продолжал смотреть на улицу сквозь хрустальные стекла окна. — К сожалению, нам все больше и больше не хватает опытных офицеров. Рагнарек, — его рот скривился, как будто слово было физически кислым на вкус, — высасывает более половины нашей общей боеспособности для наступательных операций. Большая часть остального стремится остановить — или, по крайней мере, замедлить — продвижение мелкониан в этом секторе и в секторах Палмер и Лонг-Стоп. Оно... дела идут не очень хорошо.
Мэйника ничего не сказала. Это было утверждение, а не вопрос, и в любом случае ей не нужно было, чтобы он говорил ей. В конце концов, она была в Шартре.
— Да, капитан, — сказал Седжвуд, поворачиваясь к ней лицом полностью. — Совсем не хорошо. То, что я собираюсь вам рассказать, абсолютно секретно: код Вайолет-Альфа. Это не должно обсуждаться за пределами этого офиса с кем-либо, кто явно не допущен к этой информации. Это ясно?
— Да, сэр, — сказала она более решительно, сидя очень прямо в удобном кресле, в то время как вибрирующая бабочка парила где-то посередине ее живота.
— Хорошо, — сказал Седжвуд, затем глубоко вдохнул. — Капитан, — сказал он железным голосом, — мы проигрываем.
Мэйника сидела очень, очень неподвижно. Это не было неожиданностью. Не совсем. Военная цензура — это одно, но не было никакого способа скрыть масштабы цунами, охватившего населенное людьми пространство. Не тогда, когда целые миры, целые солнечные системы пылали, как погребальные костры, в бесконечных глубинах космоса.
Она поняла давным-давно, еще до катастрофы на Шартре, что единственная надежда любой из сторон на победу заключалась в том, что она могла завершить полное уничтожение своих врагов, пока какая-то жалкая горстка ее собственных планет все еще выживает. Но никто никогда не говорил ей, насколько на самом деле велика Мелконианская империя. Она даже не знала, понимал ли это кто-нибудь на самом деле. Подозревала — боялась — что та была больше, чем самые пессимистичные оценки, которые она когда-либо слышала, но в первый раз кто-либо из ее начальников, тем более такой высокопоставленный, как Седжвуд, официально заявил ей, что Конкордиат проигрывает.
Проигрывает. Даже сейчас, — поняла она, — ей никогда по-настоящему не приходилось сталкиваться со всеми последствиями возможного поражения. Возможно, это было потому, что она не была готова противостоять этому темному, первобытному кошмару. Или, возможно, это было из-за безжалостной летописи побед Конкордиата. Конкордиат проигрывал сражения в предыдущих конфликтах, терпел катастрофические поражения не в одной критической кампании, но никогда — никогда — не проигрывал войну.
Вот для чего существует бригада, — сказала она себе. — Мы не должны были позволить этому случиться.
— Мы не можем быть уверены, — продолжил Седжвуд тем же резким, сверхконтролируемым голосом. — Уже много лет очевидно, что мы полностью недооценивали размеры и силу империи. Не были готовы к тому, как быстро они мобилизовались или как скоро начали нападать на гражданское население планет. Даже сейчас мы не уверены, что успешно экстраполировали их фактический размер и силу на основе захваченных данных и допросов пленных. Но даже наша самая оптимистичная оценка дает нам менее сорока процентов шансов на окончательную победу. Наша самая пессимистичная оценка...
— Нам нужен каждый корабль, каждый Боло и каждый офицер бригады на фронте, — сказал Седжвуд. — Даже если пессимисты правы, наш долг — погибнуть в бою. Но наш долг также — предположить — заставить себя поверить — что пессимисты ошибаются. Чтобы доказать им их неправоту... даже если это не так.
Мэйника снова кивнула. Она давно смирилась с тем, что, что бы еще ни случилось, ей не пережить войну. Показатели потерь в бригаде были слишком высоки, чтобы она могла обманывать себя в чем-то настолько фундаментальном, и в этом осознании было что-то такое, что было... привычкой.
— Однако, — сказал контр-адмирал, — мы также обязаны подготовиться к возможности того, что пессимисты правы. Что мы проиграем эту войну, и что Конкордиат и каждая из его планет будут уничтожены. Вот тут-то и появляетесь вы.
Он сделал паузу, его глаза остановились на ее лице, и она уставилась на него в равной степени в замешательстве и недоверии. Между ними воцарилось молчание. Прошла вибрация от очередного взлета тяжелого шаттла, и тишина все еще длилась, пока она не смогла больше этого выносить и не прочистила горло.
— Где я появляюсь, адмирал? — осторожно спросила она.
— Да. — Седжвуд откинулся на спинку стула, положив локти на подлокотники и сцепив пальцы на плоском животе. — Конкордиат готовит резервную позицию, капитан. Мы называем это Операция "Кукурузное семя", и она достаточно важна для нас, чтобы отдать ей все кусочки ресурсов, которыми могут поделиться основные боевые фронты. И два из этих кусочков, капитан Тревор, — это вы и ваш новый Боло.
* * *
— Выходите, подразделение Один-Семь-Девять!
Командная фраза проникает в мое сознание. Это не тот код активации, который выбрал мой предыдущий командир, но у него есть то преимущество, что эту фразу вряд ли можно использовать в обычной беседе. И, в свете моей собственной истории, возможно, это — как мой новый псевдоним — в конце концов уместно.
— Подразделение Два-Восемь-Гольф-Один-Семь-Девять-LAZ, ожидаю приказов, — мгновенно отвечаю я.
— Хорошо.
Необычная степень напряжения наполняет сопрано моего командира. Анализ посторонних звуков по каналу связи подтверждает, что ее сердцебиение и дыхание ускорены.
Не то чтобы такое подтверждение требовалось. Командная фраза, которую она только что произнесла, не просто разбудила меня, но и инициировала полное высвобождение боевых рефлексов заключительной стадии, и проверка моего хронометра показывает, что нам остается 237,25 стандартных дня до нашей минимально возможной даты высадки.
— Готов к приему доклада о ситуации, командир, — отвечаю я.
— Похоже, лучшие слова для описания текущей ситуации — "не очень хорошая", — сухо говорит мне капитан Тревор. — Коммодор Лакшмания только что передала сообщение. "Фудроянт" уловил мелконианскую тактическую болтовню. Доступ для получения полной информации Командование-Альфа-Три.
— Принято.
Подключаюсь к указанному каналу командования и управления. Центральный искусственный интеллект "Вэлиэнта", флагмана коммодора Лакшмании, получил мой запрос данных. "Вэлиэнт" — не Боло, но искусственный интеллект тяжелого крейсера силен и проницателен. Для полного обновления моих тактических файлов требуется всего 7,684 секунды.
— Обновление завершено, командир, — сообщаю я капитану Тревор.
— Хорошо, Лазарус. Подведите итог.
— Да, командир.
Активирую визуальный датчик в маленькой каюте моего командира. Там, по человеческим меркам, довольно тесно. Действительно, ее общий объем составляет едва ли 94,321 процента от объема моей собственной командной палубы. Возможно, повезло, что капитан Тревор ростом всего 1,627 метра.
В данный момент она сидит в изящном кресле перед своим маленьким письменным столом, хмуро глядя на дисплей с данными. Не могу видеть дисплей напрямую, но могу наблюдать за ним косвенно по его отражению на ее роговице. Увеличение этого отражения подтверждает мои подозрения, что ее дисплей настроен на передачу изображений, генерируемых боевым информационным центром "Вэлиэнта". К сожалению, мой командир не имеет флотского образования, и мне очевидно, что она испытывает дискомфорт от собственной неспособности интерпретировать тактическую иконографию военно-космического флота.
— В настоящее время, — сообщаю я ей, — анализ "Вэлиэнтом" сенсорных данных "Фудроянта" остается предварительным. Однако существует 85,96-процентная вероятность того, что конвой был обнаружен и за ним следят подразделения вражеского флота. Анализ также предполагает меньшую вероятность, 62,831 процента, того, что передающее устройство является легким крейсером класса "Вечно победоносный".
— Черт. — Мой командир мягко произносит ненормативную лексику, но я не обманываюсь.
— Коммодор Лакшмания отдала подготовительные приказы для варианта "Мышиная нора", — продолжаю я. — "Вэлиэнт", "Фудроянт", "Микаса" и "Южная Дакота" отступают, чтобы прикрыть предполагаемую ось угрозы. "Хэлберд" отправлен для более тщательного обследования.
— А мы? — спрашивает мой командир.
— Мы находимся на дальней стороне конвоя от предполагаемого подхода противника, командир.
Коммодор Лакшмания желает, чтобы мы оставались скрытными как можно дольше. Подразделение Четыре-Ноль-Три и лейтенант Чин в настоящее время меняют позицию, чтобы присоединиться к нам в обеспечении противоракетной обороны и прикрытия с близкого расстояния.
— Понятно.
Капитан Тревор потирает кончик носа, ее голубые глаза сосредоточены на дисплее данных, и мой аудиоанализ сообщает, что ее пульс и частота дыхания почти вернулись к норме. Она обдумывает ситуацию в течение 5,293 секунды — относительно короткий промежуток для человека, — затем кивает.
— Чертовски надеюсь, что мы запрыгнули в тень, Лазарус, — далее говорит она. — Однако, если это не так, решение за вами. Немедленно принимайте управление полетом.
— Принято.
Я подчиняюсь данным инструкциям и приказываю ИИ "Фермопил" передать управление мне. Лейтенант Хоторн, командир "Фермопил", морщится на своей летной палубе, когда штурмовой корабль признает мои полномочия. Хотя он и не жалуется, но с очевидностью возмущен моим "вмешательством" в его собственные командные обязанности. Это прискорбно, но он не член бригады Динохром, а обычный офицер флота, только недавно назначенный на свой нынешний пост. И как таковой, не до конца знаком с различиями между тактическими возможностями Боло — даже того, который больше не подходит для службы на передовой в составе бригады — и его собственного судна. По общему признанию, ИИ транспортных судов класса Слейпнир вполне пригодны для их обычной роли, но они никогда не предназначались для того, чтобы соответствовать возможностям Боло. Однако, как и предшествовавшие им Фафниры, эти корабли построены вокруг жестких точек, на которых можно установить штурмовые капсулы, предназначенные для высадки Боло под вражеским огнем. И эти капсулы также сконструированы таким образом, чтобы Боло могли быть пришвартованы частично снаружи... с высвобожденным оружием и сенсорами, чтобы защитить транспорты.
