1 Тайяна. Вырваться на свободу

Судя по лицу Аэлены, так и получится. Только вот защищать глупую служанку Яна не собиралась. Еще не хватало! Мало ли кому мазилки нужны, понимать же надо! Дружба — дружбой, сплетни — врозь! А уж такое... с платьями!

Яна представила, что это ее платье или там, белье, дают кому-то попользоваться без ее ведома — и девушку аж замутило.

Гадость!

Что еще Мирея знала о Вериоле?

Да ничего. Видимо, Вери тоже решила, что служанка слишком глупа — и пользовалась ей время от времени, как источником сведений. Конюх — тот мог помогать и за деньги, и за оплату натурой, а эта...

Хоть Гарт и поверил в глупость девицы, а не в злой умысел, но решил, пусть пока Мирея посидит взаперти. Ничего, авось не полиняет.

Служанку увели и четверо сыщиков опять остались одни. Первым тишину нарушил Рошер.

— Ну и дура ж она, как я погляжу!

— и пакостить-то не хотела, но, думаю, догадывалась, к чему это может привести, — отозвался Гарт.

Яна покачала головой.

— Ааша считает, что она не врала. Ни в едином слове. Просто тупая девица. Или простодушная слишком?

— Мерзопакостная! — рыкнула Аэлена. Вскочила с места и заходила по комнате. — Ну надо же! Вериолочка, тебе не в чем пойти на свидание? При живом-то муже? Ну так вот тебе хозяйское платье, все равно она не заметит! Гадость!

— Так не заметила ж, — подначила Тайяна.

Аэлена рыкнула на нархи-ро так, что Ааша посмотрела на женщину даже с интересом. Какие таланты-то открываются? Почти что волк!

— Издеваешься?!

— Ага, есть немного. Рошер, нам не пора?

— Пора, — Рошер тоже понял, что подруга входит в раж и собирался оказаться отсюда подальше. — Гарт?

— Да, Аэлена, нам тоже пора собираться...

— Ладно. Сейчас дам ребятам деньги и бежим.

Слова с делом у Аэлены не расходились. Через пять минут Рошер получил на руки приятно тяжелый кошелек, Яна подхватила его под локоть и троица (Ааша, гордо задрав хвост, шествовала впереди) покинула дом.

Гарт тоже надолго не задержался. Чтобы накинуть на повседневное платье богатый кружевной воротник и освежить лицо, Аэлене потребовалось минут пять. И они направились в здание городской стражи. Не спеша, пешком... а куда торопиться?

Пока все живы.

Но где же прячется мерзавка Вериола?!

* * *

Шерх не обманул. И ждал, и браслет отдал честно, и даже монеты не пересчитывал. Так, взвесил на руке и поглядел на Рошера.

— Ну что ж. Заказывал этот браслет трайши. Но не Диолат. Вильтен.

— Ох, Раш!

— Да. Заказывал для своей невесты, но там сам знаешь, история сложная, одним словом остался комплект без хозяйки, а недавно и без хозяина. А вот купил его потом как раз Диолат.

— Не знал? Или...?

— Мне-то откуда знать?

— Тебе-то и знать, — отмахнулся Рошер. — кому ж еще, если не тебе?

— Стар я уже...

— Шерх!

— Говорят, что с Вильтеном там темная история. Очень темная. А точнее и сказать не могу.

Старик действительно выглядел виноватым. Ну, бывает. А кто может знать — все? Четырехликий? Так он же не поделится!

Тайяна и Рошер переглянулись.

— А больше ничего сказать не можешь?

— И рад бы. Вильтен этот набор забирать у ювелира отказался, кстати. Работу и золото оплатил, а в руки взять не смог. Диолат его уже потом купил. Кстати — подешевле. А больше и сказать-то нечего.

Рошер кивнул, поблагодарил, попрощался и они с Тайяной вышли на улицу.

Яна заговорила только когда они вышли из трущоб.

— Кто такой Вильтен? Что за история?

— Честно говоря... — Рошер выглядел донельзя смущенным. — Яна, я в то время как раз это... — он красноречиво пошевелил обрубком руки, — ну и запил. То ли дождик, то ли снег, то ли слышал, то ли нет... Надо у Аэлены спросить, она-то точно знает. Или у Гарта.

— в городскую стражу прогуляемся?

— а хоть бы и! Мне с Эминой поговорить надо, вдруг она еще чего знает. А ты можешь Аэлену с Гартом дождаться.

— так пошли!

* * *

Далеко Рошеру и Яне уйти не удалось.

— Лайри, какая встреча!

Рошер прищурился.

— Лойрио Каррер, рад вас видеть.

— я тоже вам рад, э...

— Сатро Вайст, — вежливо поклонился Рошер. — Вы, думаю, меня не помните.

— К сожалению, сатро.

— Мой десяток стражи разнимал двух ваших любовниц, когда те решили подраться посреди улицы.

Ланист даже и не смутился.

— Ах, эти грехи молодости...

— Ну, до старости вам еще далеко, лойрио, — Яна улыбнулась.

— о, а я надеялся, что вы, лайри, проявите снисхождение к моим годам?

— И как я его должна проявить?

— Прогулявшись со мной на воскресную ярмарку, например?

— А если нам там встретится еще одна ваша любовница? Вы сможете меня защитить — или мне придется рисковать прической?

Ланист принял нарочито гордый и напыщенный вид.

— Лайри, для вас.... о, для вас я готов на самые страшные жертвы! Хотите, сейчас пойду на площадь и прокричу, что отказываюсь с этой минуты от всех любовниц? Чтобы ни одна не питала надежд?

— Их так много?

— Надежд?

— Любовниц, лойрио?

— Готов ответить на все ваши вопросы — на ярмарке, — тут же сориентировался Ланист.

Яна не смогла удержаться от смешка. Хорош все-таки, негодяй, и сам прекрасно об этом знает! Типаж вечного мальчишки, улыбка, проказливые огоньки в глазах...

— Умоляю вас, лайри! Хотите — на колени встану?

— что вы, я не могу подвергать мостовую такому испытанию!

— А я все равно встану!

Слова у лойрио не разошлись с делом. Только предварительно в грязь полетел шикарный короткий плащ, а уж потом на него водрузил свое колено сам лойрио.

— Прошу вас! Лайри, смилуйтесь!

Яна не удержалась от смеха.

— ладно. В эти выходные я вам ничего обещать не могу. Но в следующие — возможно. Хорошо?

— Вы возвращаете меня к жизни! — воспрянул Ланист.

— Нам пора, — весьма неприятным тоном заявил Рошер, но лойрио, уже получивший предварительное согласие, не возражал.

Пара минут раскланиваний — и знакомые разошлись.

— Яна, ты с ума сошла?

— Рош, а что такого?

— Я не знаю, как у нархи-ро, а у нас... бабник он! И спит со всем, что движется!

— И с почтовыми каретами тоже?

— Особенно с их содержимым.

Яна взмахнула рукой.

— Ой, Рош, ну что такого, если я хочу чуть развеяться?

— Да ничего. Только голову не теряй, ладно?

— Ладно. Зануда.

— Я тебя предупредил, дальше как знаешь.

Яна кивнула. И молчала всю дорогу до городской управы.

Слова Рошера... злили и раздражали. Ну, бабник!

И что?

Она же не собирается влюбляться! Так, погулять, развеяться, посмеяться! Да неужели она не может почувствовать себя женщиной!? В Лесу ее никто не интересовал, но это и понятно. Сначала она просто не созрела для отношений, потом Шет, не желая весенних оленьих украшений, отгонял от нее всех парней, да и Яне с ними было просто неинтересно. Обратная сторона 'книжной девочки' — интеллект, который сложно спрятать, да и не слишком хочется притворяться дурой, чтобы кто-то рядом ощутил себя умнее.

Да и все парни нархи-ро были просты и понятны. Яна знала их, как шкуру Ааши, знала, чего они хотят, о чем думают, о чем мечтают, к чему стремятся — и что в них интересного? Ходи на свидания, не ходи — ничего нового и интересного не произойдет. А люди...

Люди были странными. Нелогичными и непонятными. Может, и бабники у них устроены по-другому?

Яна не слишком удивилась бы этому. Уж точно ей было интересно пообщаться с Ланистом. Пусть это ни к чему не приведет! Но это новый и интересный опыт! Это знания!

А ведь сущность ее рода имменно в том, чтобы накапливать новые знания! Хранить и преумножать! Разве можно от такого отказаться?

Яна и не собиралась отказываться. Только вот...

А в чем люди ходят на ярмарки? А на свидания? У нее же ни одного приличного платья!

А где люди их достают? Покупают? Заказывают?

Лес Великий, как же все сложно!

* * *

Гарта под руку с Аэленой они поймали аккурат на выходе от сара Шойса.

Тот согласился подержать у себя еще и мерзавку-служанку. Не наказывать, конечно, ни к чему. Ну что ей можно вменить в вину? Что дура?

Так за это половину города перепороть можно!

Что хозяйкино платье дала подруге поносить? За это, конечно, можно и выгнать и выпороть. Но... жалко идиотку! Порка, да еще на виду у всех...

Просто подержать ее в тюрьме дней десять, да и гнать из города. Пусть где в другом месте жизнь устраивает. И напугается, и впредь умнее будет.

— Ну как? — кинулась Аэлена к Яне.

Рошер достал из кармана футляр и открыл его. Аэлена восхищенно вздохнула.

— Красиво...

Гарт присвистнул.

— Мастер!

Сказано было уважительно. С большой буквы. И верно — Мастер.

— а я была права. Заказывал этот браслет не Диолат! Заказывал его вовсе даже трайши Вильтен. Аэлена, а что там за история?

Аэлена резко помрачнела. Захлопнула футляр и отдала Рошеру.

— Вильтен? Релиш... Яна, не надо в это лезть, ладно?

— Аэлена? — удивился Гарт.

Женщина топнула ногой.

— Вы не понимаете!

— а ты объясни. Может, и поймем?

Аэлена вздохнула. И начала рассказ.

* * *

Говорят же, что все в нашей жизни — это песок, на котором волны чертят свои причудливые узоры. Накатывают, пишут, стирают, опять пишут, забыв о том, что написали ранее...

Люди не забывают.

Аэлена несколько лет ухаживала за больной бабушкой. Она не жаловалась, она — любила. Это была та ноша, которую не хочешь сбросить с плеч. Тяжко? Муторно? Трудно?

Да и плевать. Это твой родной и любимый человек, он рядом, а остальное — ветер. Всего лишь ветер.

Но однажды...

Мы люди, существа хрупкие. И Аэлену умудрилось так просквозить на ветру, что она малым не десять дней пролежала в горячке. Испуганная Витана металась между двумя кроватями, молясь, чтобы не умерла дочь и не заразилась мать. Хозяйка дала ей на это время отпуск, а другие мастерицы навестили женщин, переглянулись — и скинулись по монете.

Витана... будет справедливо сказать, что все три женщины любили друг друга. Поэтому Витана поговорила с Тармой, бабушка и мать подумали — и решили на десять — пятнадцать дней отправить Аэлену на горячие источники. На большее денег не хватало, но десять дней Аэлена должна была прожить в маленьком городке, рядом с которым били целебные ключи. Подышать полезным воздухом, искупаться в лечебных озерах и ни о чем не думать.

Аэлена протестовала, предлагая потратить деньги на что-то полезное, но под давлением матери и бабушки дрогнула. Да и сил не было сопротивляться. Так что в один прекрасный день, шатающуюся от слабости девушку запихнули в повозку — и караван тронулся в путь.

Пролетели шесть дней пути, и Аэлена оказалась в доме у тети Риши — милой дамы, которая сдавала комнаты приезжим. Увидев на пороге нечто среднее между тенью и скелетом, та только ахнула — и развила бурную деятельность.

Аэлена была накормлена, отмыта до скрипа и уложена спать. А назавтра ее поволокли на целебные источники и настрого приказали раньше обеда домой не возвращаться.

Аэлена так и поступила.

Купалась, обедала, опять приходила купаться — ужинать и спать. И этот режим пошел ей на пользу. Уже через три дня девушку неудержимо потянуло к кистям и краскам. Она подумала — и решила поискать хотя бы бумагу. Уголек очинить можно, а вот без бумаги... Краски дороги, да и есть дома, но так хотелось хоть что-то нарисовать!

Руки чесались!

Вот в лавке она и познакомилась с трайши Релишем Вильтеном.

Случайно, совершенно случайно. Она входила, он выходил, раскашлялся, его шатнуло от слабости, Аэлена подхватила молодого человека, чтобы тот не упал — ну и слово за слово, они стали разговаривать.

Вильтен, хоть и был высокородным трайши, оказался человеком совершенно иного склада, чем Диолат. Веселый, добрый, умный, вдохновенный художник — яблони на браслете точно были нарисованы его рукой. Аэлена считала, что его талант горел ярче, чем ее. Она-то себя сделала. Заставляла работать час за часом, день за днем, пока рука не начинала отваливаться от усталости, а Релиш...

Он просто касался кистью бумаги — и творил!

Вдохновенно!

Впрочем, были и у него свои беды. Аэлена спокойно рисовала портреты на заказ, решив окупить себе хотя бы дорогу. Отдыхающие были довольны и платили юной художнице. А вот Релиш так не мог.

Он рисовал только то, что хотел.

Есть вдохновение? Пишем!

Нет? Не пришло? Значит — в лапы к Раш и кисти и краски!

Он был Творцом, она — ремесленником, одаренным искрой и старательно раздувающим эту искорку.

Аэлена восторгалась им и училась! Приемам, технике... любовь?

Да не было никогда там любви! Не было и быть не могло! Было восхищение талантом и преклонение с одной стороны и понимание и сочувствие с другой. Не жалость, нет. Если бы Релиш хоть словом заикнулся, что может помочь Аэлене, дать ей денег или что-то в том же духе — художница взвилась бы не хуже той паучихи и мигом поссорилась бы с другом. Трайши он там, не трайши, а гордость и у нее есть! Вот!

Релиш этой ошибки не совершил. Трайши и юная кана стали друзьями — и обещали не забывать друг друга. Аэлена часто писала другу, получала от него в ответ такие же письма, посылала ему свои рисунки и получала их обратно с приписками и исправлениями. Релиш был не намного старше Аэлены, лет на пять. Он же, кстати, нашел ей первого клиента. Лойрио заказал портрет, остался доволен и тоже порекомендовал художницу своему знакомому.

Все было неплохо, кроме одного.

У Релиша Вильтена были больные легкие. Примерно половину года он обязан был проводить на источниках, иначе долго не прожил бы. Он знал об этом, знала и Аэлена, только вот их дружба была выше обстоятельств. Он не обращал внимания, что перед ним девчонка из бедной семьи, а ей было два раза наплевать, что он трайши — и болен. Не было в их отношениях места расчету. Два художника нашли друг друга — и раскрыли души. А вместе с ними у Аэлены прорезались крылья.

Она стала знаменитой, вышла замуж, но друга не забыла. И по-прежнему писала ему, виделась, когда приезжала в столицу, благо, Алинар не ревновал жену, прекрасно понимая, что Аэлена любит только его. Да и хотели бы они с Релишем — давно бы уже были вместе, он бы и рядом с Аэленой не появился.

А примерно года три-четыре назад...

Релиш влюбился.

Девушке было всего восемнадцать. Чистая, красивая, добрая, нежная... они стали бы замечательной парой. И именно для нее был заказан браслет. Решил присылал Аэлене миниатюру с лицом любимой и лара (к тому времени она уже вышла замуж) от всей души порадовалась за друга. Обещала быть на свадьбе и требовала, чтобы ей доверили рисовать детей.

Алинар знал о переписке жены, но ничего плохого в этом не видел. И даже не лез в это.

К чему?

У каждого человека должно быть что-то свое, то, что недоступно семье... и это — правильно. Если ты будешь всегда открыт, рано или поздно весы качнутся в другую сторону. Даже от самых родных и близких можно устать. И — упасть. Или сбросить эту ношу с плеч.