| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Однако полковник не считал революцию или дворцовый переворот способами решить накопившиеся проблемы в государстве, сравнивая эти варианты с лечением заражения крови в ноге методом отсечения головы на гильотине. Он был глубоко уверен, что любая революция в условиях затяжной войны погубит Россию, равно как погубит и всех тех, кто к этой революции стремится. Не верил Кутепов в то, что эти дельцы и говоруны из Государственной Думы, все эти крикуны и позеры смогут дать стране надежную власть и укрепляющую дух идею для мобилизации всех сил общества во имя победы в войне. А без победы у России нет будущего, поскольку поражение неизбежно приведет к еще большим массовым волнениям, лишениям, голоду, беспорядкам, гражданской войне и, как следствие к распаду государства.
Самым печальным было то, что Кутепов не видел, как сложившееся положение исправить. Действия революционеров губили Россию, но и бездействие Государя вело Империю в пропасть. Единственным шансом Александр Павлович считал скорейшее восстановления порядка и дарование русскому обществу новой перспективы. Он тешил себя надеждой, что после восстановления порядка в столице, Император примет меры, для снижения напряжения в обществе и даст подданным новую надежду, новую общую цель, без которой невозможно победить в этой войне.
Но надежды уже почти не было, брожения грозили разорвать перегретый котел государственной машины и поэтому положение дел полковник считал практически безнадежным, уповая лишь на скорое прибытие в Петроград устойчивых и не испорченных революционной пропагандой частей.
Причем единственным шансом было немедленное и решительное применение прибывших в Петроград войск в деле восстановления законного порядка, поскольку Кутепов был уверен в том, что если прибывшие части оставить на день-два без дела в столице, то червь агитации и анархии подточит и их. Теперь, после разговора с Великим Князем, не стало и такого, пусть призрачного, но шанса, ведь прибытие войск третьего или четвертого марта уже ни на что, по мнению полковника, не влияло, ибо к тому времени все уже будет кончено.
Впрочем, безнадежным положение он считал лишь до тех самых пор пока он не прочитал это самое "Обращение ВЧК". И пусть у самого Кутепова отношение к этому ВЧК было довольно противоречивым, поскольку он сомневался не придется ли ему отвечать за исполнение приказов этого Комитета. Равно как и вызывала острое беспокойство полковника судьба Государя Императора. Но все же он понимал, что если шанс на успех с анархией и есть, то он достижим только такими методами, которые демонстрирует этот новоявленный Комитет. А потому, он исполнит эти, представляющиеся вполне разумными меры, которые от него требует Великий Князь Михаил Александрович. В конце концов ведь именно с его утренней телеграммы началась борьба полковника Кутепова с мятежом в столице. И как повернулась бы история, если бы этой телеграммы не было? Как знать, как знать...
Итак, именно сочетая решительную силу и решительные реформы можно склонить чашу весов общественного мнения на свою сторону. Несколько дней анархии и беззакония напугали обывателя и у него уже значительно меньше революционного запала. Солдаты, в массе своей поддержавшие революцию после обещания не отправлять их на фронт в случае победы этой самой революции, были готовы бузить на улицах, выкрикивая лозунги о свободе, но решительно не были готовы умирать за эту самую свободу.
Да и вообще, довольно абстрактные лозунги революции уже несколько померкли в сознании масс на фоне смертельной угрозы чумы, которая, как казалось, представляла опасность здесь и сейчас для всех и каждого в этом городе.
И вот теперь, когда, как прогнозировал Кутепов, люди начнут отходить от испуга и лихорадка революционных выступлений вновь вернет толпы на петроградские мостовые, было очень важно бросить на чашу весов более привлекательные лозунги вместе с демонстративными фактами решительного восстановления порядка в столице.
— Итак, господа офицеры, я выслушал все ваши мнения и доводы. — Кутепов взял заключительное слово, когда последний из присутствующих офицеров высказался. — Вижу что большинство из вас положительно оценивает то влияние, которое "Манифест ВЧК" может оказать на общественные настроения в столице. Отрадно, что здесь, в здании Министерства путей сообщения, имеется типографский станок. Необходимо срочно найти печатников и отдать в набор данный текст. Его распространение является жизненно важным в нашей ситуации. По мере печатания экземпляры "Обращения" необходимо расклеивать по городу. Это первое.
Полковник еще раз просмотрел свои записи.
— Второе. Полковник Ходнев, вам предписывается принять командование над войсками в Министерстве путей сообщения. Задача удержать контроль над зданием, решительно пресекая любые попытки захватить Министерство или внести дезорганизацию в его работу. Я требую жестко пресекать все случаи паникерства, агитации и прочего разложения. Телеграфные линии Министерства должны оставаться под контролем императорской власти. Задача ясна?
— Так точно. — Ходнев кивнул.
Кутепов продолжил:
— Третье. На основании полученных мной директив приказываю на Николаевском, Царскосельском, Балтийском и Варшавском вокзалах начать подготовку к срочному приему и разгрузке прибывающих в столицу частей. Первые эшелоны с батальонами ожидаются уже сегодня вечером и будут поступать беспрерывно на протяжении нескольких дней. Обеспечить выгрузку и обеспечение всем необходимым для немедленного выполнения поставленных перед ними боевых задач по восстановлению порядка в Петрограде. Подготовку к прибытию войск вести скрыто, но так, чтобы об этом узнали как можно больше народу.
Подумав минутку, полковник добавил еще одно распоряжение.
— И четвертое. Необходимо сформировать из числа добровольцев группы парламентеров, задачей которых будут визиты в те части, которые объявили нейтралитет. Нужно будет доставить туда текст "Обращения ВЧК" и мое письмо с гарантиями того, что кто присоединиться к нам сегодня, до прибытия войск в столицу, тот получит прощение и будет в числе тех, кто подавлял мятеж. После прибытия войск в Петроград те, кто все еще будет сохранять нейтралитет, будут немедленно отправлены на фронт, на самые безнадежные его участки. Те же, кто будет и дальше принимать участие в мятеже будут расстреливаться на месте или будут преданы суду военного трибунала. Это все, господа. Я с ротой преображенцев отбываю в Адмиралтейство принимать дела от генерала Хабалова. Если вопросов больше нет, тогда, с Богом!
ГЛАВА XII. ПЛЯСКА НА ГОЛОВАХ
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
— Жители революционного Петрограда! Граждане Свободной России! По распоряжению Временного Комитета депутатов Государственной Думы и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов в столицу начались поставки хлеба! Бесплатная раздача хлеба! Все нуждающиеся в хлебе идите в Таврический сад! Началась раздача хлеба! Внимание! Жители революционного...
Кирпичников сплюнул на дно кузова. Вот уже час они ездили по пустынным улицам Петрограда призывая горожан выйти из домов и присоединиться к рево... в смысле отправиться за выдаваемым революционным правительством хлебом.
Отправиться в эту поездку Тимофея Кирпичникова вынудила скука. Ему до смерти надоели бесконечные митинги в жутко закуренных помещениях Таврического дворца. Загнанная внутрь слухами о чуме революционная общественность находила выход своей безудержной энергии в нескончаемой череде выступлений, в яростных аплодисментах и не менее яростных попытках стащить оппонента с трибуны.
Некогда сверкающие и поражающие чистотой помещения дворца все больше напоминали хлев, когда слоняющиеся без дела расхристанные солдаты, матросы и рабочие ходили куда хотели, плевали где хотели, бросали на пол что считали нужным, нередко не удосуживались даже найти уборную в здании и используя для этой цели любые приглянувшиеся им места.
К утру Тимофей был уже вне себя от бешенства. Нет, его вовсе не бесило происходящее в здании, поскольку он считал, что это лишь следствие отсутствия четких указаний от вождей революции и, соответственно, лишь следствие общего безделья. Его страшно бесило, что вожди заняты пустой говорильней и явно не собираются предпринимать никаких действий для того, чтобы обеспечить коренные интересы трудового элемента. Почему до сих пор не национализировано все имущество паразитов? Почему не объявили о разделе земли? Почему всякое офицерье все еще ходит по городу? До каких пор это будет продолжаться? Ведь офицер, в конце концов, это лишь военный советник солдат, которые сами должны решать как им жить и как им воевать. И никаких там отдачей чести и прочих ваших благородий быть не должно!
Кирпичникова раздражало все вокруг. Все было не так, как ему представлялось в те часы, когда он агитировал своих сослуживцев поднять восстание. Восстание они подняли и что же теперь? Вместо решительных действий какая-то говорильня! И это при том, что накал революции явно идет на убыль! Людей на улицах нет, флаги и транспаранты в Таврическом саду лишь хлопают на ветру, сиротливо подражая яростным овациям, которые звучали там еще вчера днем.
Но разве может все так закончиться? Разве долгожданная революция обернется лишь долгим и протяжным паровозным гудком, в который уйдет весь пар народного гнева, и который оставит после себя пустой котел, а паровоз революции так и останется на тупиковой ветке истории? Нужно же что-то делать в конце концов!
Именно с такими настроения шатался Тимофей Кирпичников по коридорам Таврического дворца, когда услышал о том, что формируются агитационные бригады для выезда на улицы Петрограда. Он поспешил принять участие в этом деле, поскольку это было хоть какое-то, но дело.
И вот уже час колесили они по улицам столицы, но к разочарованию Кирпичникова не выбегали им навстречу радостные толпы, не спешили по их призыву к Таврическому дворцу, да и вообще, по большому счету, никак не реагировали. Лишь выглядывали из окон испуганные люди, лишь в подворотнях торопились закрыть ворота дворники, лишь свистел ветер в изгибах крыш и в водостоках.
— ...Граждане Свободной России! По распоряжению Временного Комитета депутатов Государственной Думы и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов...
Внезапно Тимофей услышал какой-то новый звук, основательно забытый за эти несколько дней.
— Погоди-ка...
Кирпичников положил руку на плечо кричавшего в рупор и прислушался. Где-то пели. Причем пели не ставшие уже привычными революционные песни, исполняемые разрозненным многоголосием, когда, что называется, каждый кто в лес, а кто по дрова. Нет. Пели громко и слажено. Пели так, что любой, кто хоть единожды слышал такое, сможет сразу сказать — это поет маршевая колонна солдат и поет именно во время марша, на ходу, четко попадая в ритм размеренных шагов движущегося солдатского строя. И тут звук стал четче и Тимофей к ужасу своему разобрал слова песни.
Твёрд наш штык четырехгранный
Голос чести не замолк
Так пойдем вперед мы славно
Грудью первый русский полк
Тимофей стал пробираться по кузову к кабине шофера, но сделать ничего не успел — их грузовик выскочил на Вознесенский проспект и очутился прямо перед марширующей колонной, которая как раз выходила на проспект.
— Преображенцы! — Кирпичников взвизгнул и заколотил по крыше кабины грузовика. — Поворачивай! Живее!
Перепугавшийся шофер начал крутить баранку, но вывернуть до конца не сумел и грузовик со всего размаха врезался в стену. От удара Тимофей вылетел из кабины и перекувыркнулся по мостовой. Дивясь, что ничего себе не сломал, Кирпичников устремился вслед за выпрыгнувшими из кузова агитаторами, которые спешили завернуть за спасительный угол и скрыться. А сзади звучало громовое:
Государям по присяге
Верным полк наш был всегда
В поле брани не робея
Грудью служит он всегда!
* * *
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Полковник Кутепов шагал впереди роты Лейб-гвардии Преображенского полка. Звучал полковой марш эхом отдававшийся от стен притихшего города. Преображенцы пели его с воодушевлением, и было видно, как наполняются торжественностью их лица, как уходит из них безнадега, как появляется что-то такое, что невозможно описать никакими словами, но которое вместе с тем ясно говорит — солдаты устали отступать и устали бояться завтрашнего дня. Было ясно — наступает решающий день. А потому слова полкового гимна пелись ими не голосом, а сердцем самим, самой душой солдатской.
Знают турки нас и шведы,
И про нас известен свет.
На сраженья, на победы
Нас всегда Сам Царь ведет!
И развевалось впереди строя знамя Лейб-гвардии Преображенского полка. И играл полковой оркестр. И было ощущение, что идет по улице не жалкая рота, а весь тот полк, гвардейцы которого воюют на фронте, не прячась и не кланяясь врагу. И пусть их сейчас не так уж и много, но у них на этих промерзших улицах свой фронт и свой долг перед Отечеством.
Славны были наши деды,
Помнят их и швед, и лях.
И парил орёл Победы
На Полтавских на полях!
Когда к нему ночью пришел поручик Сафонов с идеей переагитировать музыкантов полкового оркестра, Кутепов сначала отнесся к этой инициативе довольно скептически. Вояки с музыкантов оркестра были, как говорится, еще те, и мало чем могли помочь в случае серьезного штурма, разве что поставить их на второстепенные участки. Так что, отправляя Сафонова с группой солдат в казармы полка, он, вместо оркестра, дал приказ доставить полковое знамя, да и то, лишь для того, чтобы революционно настроенная публика с ним чего-нибудь нехорошее не сотворила. Ну, а оркестр... На него полковник согласился, только для того чтобы Сафонов прекратил забивать ему голову и не мешал думать над их отчаянным положением.
Знамя их полка пленяет
Русский штык наш боевой
Он и нам напоминает,
Как ходили деды в бой.
А вот идея с торжественным проходом по улицам Питера пришла ему в голову уже после телеграфных переговоров с Великим Князем Михаилом Александровичем, когда тот сообщил полковнику о том, что он назначается временным главнокомандующим столичного округа и комендантом Петрограда. Причем основная цель такого марша с песней и оркестром была более чем прозаичной — Кутепов собирался произвести впечатление на части находящиеся в Адмиралтействе и лично на генерала Хабалова. Он рассчитывал на то, что такое эффектное появление облегчит ему агитацию одних и отстранение от командования другого. И вот теперь, оглядываясь на окна, на высовывающиеся с балконов и подворотен головы, на то, как светлеют лица, и как появляются надежда, полковник, считал, идею поручика Сафонова не просто удачной, а исключительно превосходной.
Твёрд наш штык четырехгранный
Голос чести не замолк
Так пойдем вперед мы славно
Грудью первый русский полк
Внезапно из-за угла выскочил обвешенный красными транспарантами грузовик. В кузове что-то закричали и какой-то унтер начал колотить кулаком по крыше кабины. Машина вильнула и не успел Кутепов вытащить свой наган, как грузовик со всего разворота впечатался в стену дома. Из кузова горохом повалились какие-то расхристанные личности и спотыкаясь побежали к углу дома.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
