Через 4 часа меня сменили. Пошёл спать.
Утром — тихо. Кто — спит, кто — рукодельничает. Вахтенные меняются. Напросился вне очереди. Опять смотрел на позиции противника. Через 2 часа — смена.
— Всегда так? — спросил сменщика.
— Уже 3 дня — тихо. А что? — ответил он.
— Так, мысля одна.
— Не буди лихо, пока тихо, — буркну боец.
Нет. Так не пойдёт. Как сказал товарищ Сталин — земля должна гореть у них под ногами. А у меня — недовыполнение плана. Уже две недели я — без крови. Прямо, ломает меня. Шутка, если кто не догнал. Попробовал подкатить к взводному — у того тоже "лихо, тихо". Пошёл к ротному. Выслушал. Подумал. Говорит:
— Комдив уже задрал "языка" трясти. У него разведбат есть, а он — со всех трясёт. Приведёшь — молодец. Дам тебе пирожок. Нет — не возвращайся. Там лучше загнись. С фейерверком, как ты умеешь. Оформлю, как разведку.
Да-да. Такая вот — канцелярщина. А как хотели? Это — армия. Структура. И каждый винтик должен быть на своём месте. Таков — порядок. Если винтики самостоятельно будут ходить где попало, а ещё паче — к врагу — это Хаос. И их, винтики, будут расстреливать. Не только потому, что не хер там, в бесконтрольном месте, без приказа делать, а просто, для субординации. Ибо — нехер! К врагу надо ходить массово, цепью и под музыку — бит снарядный. Война — развлечение коллективное. Даже — корпоративное.
И вот теперь имеется приказ, согласно которому винтик Шпунтик пойдёт до терры инкогнито и притащит сюда винтик из конкурирующего механизма. По которому наши винтики, с контргайками, узнают, как там этот, враждебный, механизм работает, и над чем именно сейчас этот механизм работает, над чем — собирается работать. Это называется — "язык".
К чему я это всё? К тому, что армия — та же машина. Не зная основ её функционирования — можно палец в редуктор сунуть. Пережуёт зубьями редуктора твой палец — и не заметит. Это не я такой послушный стал, что отпрашиваюсь у ротного, а — дошло до меня. А для тех, кто "не догнал" — есть устав. Кто сильно "не догоняет" — есть кулаки сержантов и "старослужащих", что "техникой безопасности" уже "прониклись".
Меня больше не ставили в наряды. Я — опять "вольный стрелок". Ползаю — где хочу. В основном — по "передку", в боевом охранении. Ищу проходы.
Сканирую всеми органами чувств, как старыми, привычными: глазами, ушами, нюхом, логикой. Так и новыми чувствами: чутьём. Чую я опасность, чую эмоции людей, чую опасный металл в земле. Металлы "чуять" я начал ещё в том мире, когда в литейке "варился", а сейчас чую и опасность от них. Так что простой, безвредный уже, осколок, от снаряда неразорвавшегося или мины на взводе — отличаю заранее. Чем крупнее и опаснее объект, тем — дальше. Не сработавшую бомбу, которую и так, глазами, видно — чую за 20 метров. Мину противопехотную — метр-полтора. Противотанковую — на расстоянии руки — парадокс. Наверное, потому, что она — не сработает на меня. И мне — не опасна. Веса мне не хватит её активировать.
И ещё я чую взгляды боевого дозора противника. Это похоже на то, как Око Саурона шарило по долине в поисках Феди Сумкина. Такой же невидимый луч враждебного внимания. Одно плохо — не всегда. Надо самому быть спокойным, как вода в пруду, чтобы кругом эмоционального шторма не было. Боя, атаки, например. И чтобы оппонент не умел "отводить взгляд". Сам так делал, когда следил за ряженными в гаишников убийцами. Увидел, что чуют они взгляд, нервничают. Следил за ними рассеянным взглядом, углом зрения. Такого фокуса я — не учую.
Я же пока только учусь. Как ребёнок, что только вчера понял, что телевизор — не большая светящаяся штука с цветными пятнами, а источник образов. А колыбельная песня матери не набор приятных звуков, а вполне себе имеет смысл. Мой кот так и не смог понять ни телевизора, ни фотографий. Для него они были просто светящимся ящиком и куском бумаги — понюхает, пойдёт дальше. А вот сын фотки, как образы близких стал воспринимать в год, через пару месяцев понял, что телек — довольно забавная штука. И имеет смысл и право на его "бесценное" внимание. Так и я, открыв новые формы восприятия, кухтался теперь с ними, как слепой кутёк.
Кстати, по этому поводу я довольно сильно заморочился, пока отдыхал в госпитале. Люди отчаянно боролись за жизнь вокруг, а я — как с гуся вода. Ни царапины. Даже последствия очередной контузии — исчезли, когда я очнулся, пробыв 10 суток в каком-то "стазисе".
В компьютерных играх это называется — читерство. И — баниться. Блокируется аккаунт.
А у меня этих читов уже — горсть. Бессмертие, турбо-форсаж, режим восприятия из "Области Тьмы", чутьё на "пипец", гангреноустойчивость, и — общая везучесть. Или — "везучесть" — как посмотреть. Всё перечислил? Ах, да! Знания из будущего. С одним, любым, из таких — уже Х-мэн. А тут — всё в куче.
Не честно это по отношении к моим предкам. Не честно. Они — не имея ничего из моего арсенала -сумели же сломать немца. Сумели. Не имея бессмертия — шли на пулемёты по минным полям в полный рост. Не имея турбо — без сомнений бросались в штыки. Не имея виброклинка космодесантника Вархамера — останавливали танки. У меня всё это есть. Моя ли это заслуга? Нет. Это всё — мои гаджеты. И сам я — гад же ты! Не честно. Нет тут никакой моей роли. Никакого мужества. Чем бы кончилась моя атака на румынский танк, будь я обычным человеком? А как у Васи Воробья. Тем же мокрым исходом. Именно поэтому танк — его. Не мой. Записать на себя — не честно.
Вот такими мыслями я мучился, находясь в этом аду госпиталя. Да, сам я — не страдал. Отдыхал. Но, люди — страдали. И даже — очень. А с моей вдруг возросшей чувствительностью к эмоциям — вообще невозможно рядом находиться!
И пришёл я к таким выводам: всё это, суперменское — не моё. Дано мне в пользование. Для дела. Много дано. А кому много дано — с того много и спроситься. Поэтому что? Потому — дай отдачу! Раз стал ты прихотью, скажем так, Судьбы, суперменом — бери на себя "повышенные обязательства". За тех, кто не обладал и долей перепавшего тебе. За Васю Воробья. За того прибалта. За тех пацанов, что уже легли на алтарь Победы. И за тех, что ещё несут к алтарю свои жизни. За них, кто не сможет. За тех, кто не смог. Не потому, что не захотел. За тех, кто ничего не мог сделать, но не отступил. За ребят, что в штыковую поднимались на наступающие панцердивизионы. Потому что, нечем им было танки остановить, но и сдаться — не могли. Не могли иначе. Выбрали смерть. В полный рост, в атаке, с оружием в руках. Бессмысленно, но — достойно Рода. Достойно доблести предков. И души их будут перерождены, а не преданы забвению по высшему нажатию "delete".
Вот поэтому я и всматривался в руины усыпальницы Царей. Царицын. Так раньше он назывался? Царями когда-то называли воевод. На современный язык "царь" — маршал. Противно-то как! "Маршал" с французского переводиться как "конюх". Царь-конюх. Что-то на земле Воронцов сломалось с "полётом фатазии". К чему я это? А, цари. Вот все голову сломали — где была ставка Орды? Не могут найти адреса. Столица такого мега-образования, как Золотая Орда — не могла не оставить след в веках. Москва, например, навсегда оставит на месте своего расположения след. Даже после тотальной бомбёжки термоядерными зарядами. А где ставка Орды? Орда контролировала территорию большую, чем СССР. Империя целая! Какая должна быть столица? Где должны были размещаться имперские чиновничьи аппараты? В шатрах? Неужели они состояли из других людей, чем московские или византийские чиновники? Имея весь мир — не отстроят себе дворцов? Не поверю!
Орда, орден, ордер — однокоренные слова. Корень их — порядок, структура. Орда — это не государство. Было. После Смуты стало государством. Изначально, когда Орда была Золотой — это было название Армии некого государства. Как называлось государство это? Тартария. Дважды благодатная земля. Царствие Небесное. Сияние Света. Ра-сияние. Русь. Верховный главнокомандующий — слишком длинно. Царь — проще. Один из царей — тут похоронен. По обычаю Орды — тело предано огню, каждый, кому он был дорог — бросил горсть земли. Вырос курган. Мамаев курган. Место захоронения — летняя ставка. Где была основная ставка? А где сейчас основная ставка Армии СССР? Так же было и тогда. Почти — там же. Город этот стоит до сих пор. И даже — название не сменил. Как назывался Владеющий Миром, так Владимиром и называется. Где Москва? Во Владимиро-Суздальском княжестве. Где была ставка Бати, Бату, Батыя? Во Владимире. Ищут — откуда пришёл Бату? И почему так хорошо ориентировался на наших территориях? И почему не все против него поднялись? А мне вот интересно — когда Батя, отец Александра Невского, князь Ярослав — стал монголом Батыем? При Грозном? Или при Романовых? Или уже при Советах?
Хм-м, Батыево нашествие. Заруба была между Князьями и Царями. Правительство не хотело, скорее — уже не смогло, кормить армию, армия решила сама взять причитающееся, пойдя против основополагающей функции — защиты Народа. Гражданская война. На три сотни лет. Итог — орда разбита, один царь — Тахтамыш, убивает другого царя — Мамая. Хоронят с почестями. Но, прежде — развал Державы и раскол Народа — на самостийные местечковые Украины.
Теперь понятно, почему в Гражданскую — тут такие ожесточённые бои были. Не за Воронеж, не за Краснодар, а тут. Понятно, почему Гитлер сюда рвётся, не уводит 6-ю армию отсюда. Понятно, почему наши так рогом упёрлись. Не за Ростов-папу, не за Одессу-маму, не за Киев-мать городов русских. Тут. Каждый солдат решил, что Москву — ставку Князей и Сталинград — ставку Царей — отдать нельзя. Центр Силы — это. Наполеон — тоже же в Москву фанатично рвался. А столица была — Петербург. Зачем? Думают — осквернят Центр Силы — силы у народа не станет. Ха! Нам они дороги, как память. Сами — порушим. Сами и порушили. Москва — в руинах, Сталинград — в руинах. Меньше силы у нас?
Два города. Два — Правителя. Потому и две головы у орла. И три короны. Должен быть третий. Старший. И третий город. Третий Центр. А вот его месторасположение — тс-с-с! Руины разгребать!
Всматривался в руины Великого Города, запечатлевая в голове каждый камушек, каждую кочку, каждую ямочку и впадинку. Вглядывался, пока не складывался, закрыв глаза, в голове 3-Д образ. А вот с этим "образом" я уже и "работал". Мысленно "ползая" по нему. Искал пути.
Мне надо было туда, к врагу. За его жизнями. За его нервами. За его самоуверенностью. Они пришли завоевать мой мир? Мою землю? Мою Родину? Усыпальницу Царей? Город Сталина? Наше "место Силы"? Я разверзну у вас под ногами ледяной ад! Эта земля — не ваша. Этот город вашим — не будет. Вы найдёте здесь только адские муки. И могилу. И тела ваши станут этой земле — удобрением, как тысячам поколений ваших предшественников. Именно поэтому врагов всегда зарывали в землю. Хоть такая — но польза.
Вернулся в подвал. Занялся рукоделием — шью костюм "лешего" из мешковины и остатков моей формы, в которой я подорвался на гранате. Бойцы удивлённо смотрят. Опять я "запалился" — огня не развёл. Сижу и шью — в полумраке. На весь подвал — одна гильза чадит. Но, мне хватает. Всё мои "неверные" глаза. Ниткой в ушко иголки попадаю же. А шью всё одно — на автопилоте. Мысли — в 3Д-модели. Ползают по ней. Определяют маршрут.
— К ротному, — сообщает мне взводный. Откладываю свою поделку в жестяной ящик без крышки, что припёр сюда, поднимаюсь, беру оружие. Взводный — тут же опускается на пригретое мной место и закрывает глаза. Тут же и засопел. Пусть спит. Полезно. Особо — для ума. А без ума командир — наказание своим же бойцам.
— Чё звал-то? — спросил я.
Пять минут уже сижу — на меня никакого внимания. "Администрируют". Болтают.
У нас новый политрук. Вроде — нормальный. Из рабочих. Образование — курсы политической грамотности и заводские "университеты" — прошёл своим умом и смекалкой все ступени от простого подсобника до мастера участка производства. И был избран главой цеховой партячейки. За что и загремел на курсы политруков. Добровольцем явился в военкомат 23 июня ещё 41-го, а его не на фронт, а в тыл. Учиться. Со смехом рассказывает о той учёбе. Сами себе строили "учебный лагерь", сами прокладывали ветку ж.д. пути. Сами себя обеспечивали дровами и провиантом — разбили огороды, обихаживали их. Не понимал — зачем держали в тылу полтора года? Возмущается.
Чудной — тебе шанс дан выжить. Ты на фронт попал к наступлению, а не в окружение. Да, будут и ещё окружения, ещё отступления. Но, не будет того тупого отчаяния — лета 41-го. Уже не будет. Почувствуй же вкус Победы. Его уже не забудешь. Он не даст тебе усомниться, смалодушничать, отступиться, сдаться. Тебе был дан шанс не стать сломанным. Сломанным, как те, которых я взял в плен на мосту, когда был "дедом Мазаем". Сломанные люди. Многие из них — не падлы. И даже — нормальные, хорошие люди. Были. Больше не будут. Никогда. Сломанные. Это про них: "что воля, что неволя — всё одно!".
Наконец, дошла до меня очередь:
— Ну? — спросил ротный.
— Чё? — в ответ спросил я.
— Когда "языка" приведёшь?
— Как только — так сразу. Это всё, зачем звал?
— А ты чё такой дерзкий? — вскинулся политрук.
— Оставь, — отмахнулся ротный, — этому — можно. Он у меня — самый старый. Ветеран. Заслужил. Танк обоссал, помнишь? Это — он. Так что, он не только со мной дерзкий. Не ломай.
Вот, тоже мне заслуга! Век теперь мне будут в глаза тыкать этим минутным помешательством на танке!
Ротный повернулся ко мне:
— Мне не гора трупов нужна, а один — живой. Чуешь разницу? А то — я тебя знаю. Небось, замыслил всё — вдребезги и пополам?
Я — удивлён. Вот тебе и звездочёт.
— Не уверен, — покачал я головой, — просто положить их — проще.
— Положить — всегда успеем. Живой нужен. И — говорящий. Чтоб знал что.
— Где ж такого взять? Там три землянки-подвала. Может быть, рота. Кто там у них ротный? Лейтенант? Фельдфебель? Много он знает?
— Значит — глубже иди. Смотри — тут у нас числиться штаб их полка. В этом квадрате. Где именно — не знает никто. Разнесли бы к чертям. Сам понимаешь. Вот куда идти надо.
— Дорогой гражданин начальник, ты сегодня не падал с бруствера в окоп? Я тебе что, разведбат?
— Они — будут. Вот для этого и звал. Видел, как ты изучаешь передок. Как они. Видел их в работе. Связался. Им — всё одно, где переходить. Вместе пойдёте. Да, давай, показывай, что увидел.
— Смотри — тут пулемёт. Открытое гнездо. Пулемёт стоит один. Никто его не стережёт. Может быть и — не исправен. Больно уж наглядно. А вот тут и тут — из фундаментов доты сделаны. А тут — два самовара 80-мм. Навес соорудили съёмный. Тут, тут и тут — укрытия. В подвалах отсыпаются. Тут у них — кухня. Тут — гадюшник. Что дальше — не знаю.
— Смотри, тут, полосами диагональными — мины, — показывает уже ротный.
— Знаю, — кивнул я, — почуял.
И тут же прикусил язык — увлёкся. Поздно. С мордой лица победителя в преферанс, ротный смотрит на меня:
— Так и знал! Ха-ха! Решено — поведёшь разведку. До этого — не суйся и не шуми. Не вспугни.
— Да я — одним глазком.
