| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Спасибо, спасибо, — благодарил Эльзу, когда та принесла второй бокал пива.
— На здоровье, господин старший фельдфебель, — ответила искренне девушка. — Я рядом, если надо, зовите, посетителей мало.
— Что так?
— Говорят, русские перешли в наступление под Варшавой. Вот отпускников и отозвали.
— Что? — Степан бросил недоуменный взгляд на Эльзу, перестав жевать. Поняв фразу официантки, сглотнул и удивленно воскликнул: — Так это же под Варшавой, Эльза! А мы в Берлине. Ты что, боишься? Живем, рыженькая! — отхлебнув пива, Степан уже спокойно нравоучительно добавил: — Главное — мы живы, дуреха! Держись нас, и все будет хорошо.
— Я так и делаю. Извините, господин старший фельдфебель, мне нужно идти, — официантка заметила, что ее вызывает подполковник Шлинке.
Эльза расправила белоснежный передник, короткую юбочку. Быстро глянула на себя в зеркальце и, подкрасив яркой помадой губы, устремилась к офицерам.
Вход в кабинку перекрывал громадный сибиряк. Богатырь окинул суровым взглядом хрупкую прелестную официантку, шагнул вправо, молча открыл дверь. Эльза проскочила под рукой великана, словно мышка, и, сияющая, предстала перед Шлинке.
— Я здесь, господин подполковник. Что подать? — взгляд подобострастный. Юное гибкое тело наклонено. В руках карандаш и блокнот.
— Графин водки, не шнапс, а водки. Да холодной! И студень, студень подай! Горчички не забудь. Поняла? Да грибочков солененьких не мешало. Грузди есть? — взор Шлинке скользнул ниже и остановился на глубоком вырезе блузки. Глаза заблестели.
— Слушаюсь, господин подполковник, — Эльза подалась вперед, поняв взгляд офицера. — Груздей нет. Есть только грибной гуляш.
— Хорошо, давай грибной гуляш. Беги, детка, выполняй...
Время было обеденное, но посетителей в ресторане 'Папа Крало' было немного. Излюбленное место фронтовиков вермахта служащие не заполняли, побаивались инцидентов. Водку принеси быстро. Графин действительно был холодный, запотевший.
'Молодец, — подумал Шлинке, — старается Эльза. Надо позвать в номер'. Разлив водку по рюмкам, бодро произнес:
— За ваше здоровье, господа! Рад, что вы добрались целыми и невредимыми. Я переживал. Ну, будем!
Горячительный напиток залпом пошел по назначению. После него все оживились. Шлинке не соблюдал осторожности. Он понимал, что, находясь с Францем в закрытой кабинке, бояться некого и нечего. Сыщики Мюллера, раз встретившись с помощником фюрера, оббегали ресторан. Беседа шла в спокойной, непринужденной обстановке. Никто не торопился. Русские жили в гостинице — в доме, где находился и ресторан 'Папа Карло'.
Франц также не спешил домой. Дерганая, нервная беременная жена не притягивала в эту минуту. Он с удовольствием предавался беседе с новыми друзьями после тревожного возвращения. Открытость и искренность русских, бескорыстная поддержка и выручка в бою, дружелюбие вызывали уважение, а высокие боевые качества, умение воевать — восхищение. Ему было приятно находиться в компании русских офицеров. Он не чувствовал себя одиноким и отверженным, как это было в кругу штабистов вермахта. Генералы и офицеры Верховного штаба чурались его, недолюбливали, считали выскочкой. Он был чужой для них, словно пришелец. Знание будущих событий, опыт ведения современного боя ставили Франца в ряд, недосягаемый для фронтовиков. Вместе с тем, беседуя с русскими разведчиками, хмелея от очередной рюмки, Франц не переставал мучиться вопросами: 'Что нужно еще Шлинке и Клеберу? Зачем они меня позвали?' Взглянув на часы — стрелки приближались к четырем дня, — подумал: 'Сидим почти два часа, а ни слова о причине встречи. И Клаус совсем ошалел. Стенает о свободе. Рвется в бой. Полагает, что этим поможет себе. Голова шумит от бормотания'. 'Клаус, возьми себя в руки. Не мучь меня', — Франц дал совет попаданцу. — 'Бум! Бум! Бум!' — затрещало в ответ. Франц скривился от боли: 'Парень! Не пинай мозг десантным ботинком. Это перебор!'
— 'Бум! Бум! Бум!'
Болезненный скрежет зубами и мысленное проклятие: 'Ну, пришелец! Сейчас потравлю таблетками'. Рука полезла в карман. Вдруг остановилась на пути. Тело развернулось в сторону русских, и из уст Франца выскочила фраза на ломаном русском языке:
— Господа офицеры! А не хлопнуть ли нам еще по одной, да перейдем к основному разговору? Ведь вы для этого меня позвали?
В эту минуту лицо Франца было перекошено. Глаза вытаращены. Голова тряслась, как у параноика. А в правом полушарии мозга пьяное ржание Клауса.
'О черт!' — застонал немец, сжал голову руками, склонился к тарелкам. Брови Константина ползли вверх от услышанной фразы. Его раскрасневшееся лицо сияло от удивления. Михаил смеялся громко, раскатисто, как никогда ранее. На глазах выступали слезы. Вдруг хлопок по столу и возглас майора Смерша:
— Вот это по-нашему! Зауважал! Франц, ты учишься на ходу. Или пришелец помогает? — черные глаз Шлинке горели и буравили немца.
— Какая тебе разница! Переходим на 'ты'. Все, что я знаю, знает и твой генштаб. Но я не знаю, что задумал твой центр. Зачем ты пригласил меня и спаиваешь? У меня завтра встреча с фюрером. Я должен быть в форме.
'Это что-то новенькое!' — подумал Шлинке, а вслух произнес возмущенно:
— Вот об этом и поговорим сейчас! — смершевец сорвал нервно салфетку, вытирая жирные губы от студня, выкрикнул: — Эльза, ко мне! — щелкнул пальцами. Официантка прибежала мгновенно.
— Я здесь, господин подполковник. Что прикажете?
— Ближе подойди.
Эльза наклонилась.
— Третий графин и гуляш. Поняла? И нас не беспокоить.
— Может, хватит водки, Иоганн? — вмешался Клебер. — Разговор лучше вести на трезвую голову.
— Сиди и молчи! — рыкнул на Михаила Константин. — Разговор ведут старшие офицеры. А ты, детка, что стоишь? Беги, выполняй! Хотя стоп! — Шлинке притянул Эльзу за передник. Шепнул в рыжие локоны: — Вечером загляни ко мне. Я сделаю тебе подарок. Все, беги! — грубая шершавая ладонь прижалась к выпуклому месту. Щеки Эльзы стали пунцовыми. Она благодарно взглянула на офицера, убежала...
— Нет... нет... — ворочал пьяным языком Франц. — Это невозможно... Ликвидировать и погибнуть — да. Вывезти живым — нет... Да и фюрер... — Франц приложил палец к губам. — Цы-ы-ы... Нас не подслушивают?
— Не беспокойся, Франц. Сержант начеку. Говори спокойно.
— А-а-а, человек гора. Это хорошо... — Франц ковырнул вилкой остывший гуляш. Есть не стал. Бросил тусклый взгляд на пустой графин, скривился, подумал: 'Зачем напиваться, чтобы вести деловой разговор? И ежу понятно, что задумка — блеф. Но почему настаивает Шлинке? Да понятно ежу...' — губы Франца разошлись в улыбке. Он размяк на стуле, прикрыл глаза. Из глубин памяти всплывали картины знойного лета 41-го года. Поселок Поляниновичи. Закат солнца. Он и Вера держатся за руки, поднимаются от реки домой к бабке Хадоре. На тропинку выскочил ежик. Вера обрадовалась, как ребенок, тронула ежа. Еж зафыркал, пугал их. Они пошли дальше. А потом... а потом они спали на сеновале... на сеновале...
— Франц, очнись! — Миша толкал Ольбрихта в бок.
Немец дернулся, открыл глаза. Взгляд отсутствующий. Лицо бледное.
— Тебе дурно? Может, выйдем на свежий воздух?
— Слабак! — буркнул подполковник Шлинке, повел шеей. Вены вздулись. Застегнутый ворот сжимал, словно обруч. С неприязнью расстегнул крючок, выдавил: — Тряхни его, дожми.
— Франц, как себя чувствуешь? Выпей воды, — Миша поднес к губам немецкого офицера стакан с минеральной водой. Немец сделал несколько глотков, открыл глаза.
— Спасибо. Мне лучше. Я готов еще раз выслушать свою задачу.
— Хорошо! — усмехнулся Шлинке. Подняв указательный палец, выдавил пафосно: — Повторенье — мать ученья! Слушай внимательно. Задача простая. Нужно вывезти фюрера в Москву. Из рейхсканцелярии сделать это почти невозможно. Но, выманив из логова, схватить и самолетом переправить на нашу сторону можно.
— А зачем вам фюрер? Война и так скоро кончится.
— Фюрер — это ваш идол, ваш вождь. С потерей вождя армия будет деморализована. Она не способна дальше сражаться. Война закончится раньше и с другой расстановкой сил. Пока на Западе американцы и англичане будут тягаться с вермахтом, мы будем уже в Берлине.
— Хорошо, я подумаю, как это сделать.
— Подумай. До утра время есть. А на встрече убеди фюрера выехать к войскам. Лучше на Восточный фронт. Предлог — поднятие морального духа, награждение отличившихся в боях.
— На Восточный фронт фюрер не поедет, побоится. Вы перешли в наступление. Он и вызвал меня по этому поводу. Хочет узнать мои прогнозы, как поступать дальше. Если удастся организовать поездку, то только на Западный фронт. В Нешато в форте сидят ваши штрафбатовцы. Батальон Новосельцева под моей опекой и в моем распоряжении.
— Это замечательно! — Шлинке энергично потер руки, поднялся из-за стола. — Батальон задействовать по полной. Мы подключимся на последней фазе. Подготовкой операции займемся после встречи. А сейчас... — разведчик бросил оценивающий взгляд на стол, крутанул головой, высматривая Эльзу. — Мы подведем итог нашего разговора.
— Иоганн, подожди, — с тоской в голосе остановил Шлинке Франц, — прежде чем я подпишусь под этой авантюрой, ты должен гарантировать безопасность моей семье. Вы даете мне такие гарантии?
— Что? — брови русского контрразведчика взметнулись вверх. Он впервые услышал свое немецкое имя от Франца, кроме того, мысленно находился на другой волне. — А, гарантии... Останемся в живых, тогда и поговорим о гарантиях.
— Нет! Я должен услышать их сейчас.
— Хорошо. Отвечаю. Мы гарантируем со своей стороны жизнь вашей семье, но ее надо вывезти из Берлина в тихое безопасное место. Побеспокойся об этом сам.
— Я сделаю это, Иоганн. Меня также беспокоит жизнь Веры и дочери, которые находятся в Москве. Ответьте, что будет с ними в России? Вы можете гарантировать им нормальные условия жизни? И вообще, я хочу увидеть Веру перед операцией. Я иду на смерть. Это мое твердое решение.
— Ах ты наш двоеженец! — воскликнул с сарказмом Константин. — Зацепила тебя Верка, зацепила, постоянно думаешь о ней. Хороша девка, да?
Франц побледнел. Руки сжались в кулаки.
— Молчать! — рявкнул он и, сбивая стул, бросился на Константина. Но тут же жилистые руки Михаила обхватили его сзади, да так, что затрещали кости. Франц дернулся, остановился, обмяк. На шум в приоткрытую дверь втиснулась огромная голова фельдфебеля.
— Помощь нужна? — пробасил сибиряк, но отпрянул назад, увидев поднятый кулак Шлинке.
— Тише, тише, Франц! Не ерепенься! Это шутка, — выдавил сквозь зубы Михаил, ослабляя захват.
— Да отпустите меня, — прохрипел немец, вырываясь из объятий Михаила. Отскочил к стене, взгляд неприязненный, кулаки сжатые.
— Все, все, все. Спокойнее, Франц. Сдаюсь. Это шутка, — Константин поднял руки вверх. В глазах горят искорки. Улыбается. — Тебе больше не наливаем. Ты, как выпьешь, бешеный становишься. Шуток не понимаешь.
— Это не шутка, это насмешка, — выпалил Франц. — Ты насмехаешься надо мной, над моими чувствами, над Верой. Кроме того, я не услышал гарантий в отношении Веры.
— Франц! Остынь! Это была шутка, — успокаивал Константин. — Шутка, понимаешь?.. Ольбрихт молчал, обдумывал ситуацию.
Офицер Смерша подошел к немцу, дотронулся до плеча:
— Извини, друг, не хотел обидеть. Гарантии будут. Мы умеем держать слово. Мы умеем предвидеть и опережать события не хуже тебя, — в голосе русского офицера твердость, спокойствие. — Наши гарантии предъявит капитан Клебер. Ганс, — Константин махнул головой, — отведи господина Ольбрихта в его номер. Пусть воочию убедится в правдивости моих слов. От увиденного, думаю, его желания сойдут с ума от появившихся возможностей...
Глава 15
Январь 1945 год. Гостиница 'Папа Карло'. Берлин
Франц проснулся от яркого света. Сквозь веки чувствовался направленный, бьющий в лицо свет. 'Что бы это значило?' — скользнула мысль. Глаза открывать не хотелось. Разбитость и легкое недомогание мешали сосредоточиться, прижимали к постели, укутывали в одеяло. Языком пробежался по опухшим пересохшим губам, скривился: 'Фу!..' — водочный привкус неприятно ощущался во рту. Сколько же он выпил?.. Воспоминание отдалось болью в голове. 'Черт! Этого мне еще не хватало. И все же, что светит так безжалостно в лицо?' Веки дрогнули. Глаза открылись с трудом. Слепили январские лучи. Они пробивались через окно, прикрытое неплотно шторами, и отражались от зеркала.
'Вот что меня разбудило! Или не только это?' Франц нехотя приподнялся, прижался к холодной никелированной спинке. Ленивым взором, тяжело вздыхая, оглядел просторный гостиничный номер. Трюмо, платяной инкрустированный шкаф, диванчик с приставным столиком, копия картины Рубенса 'Венера и Адонис', ваза с фруктами, недопитая бутылка шампанского — вот и все атрибуты комнаты. 'Стоп!.. — за стеной слышалось глухое журчание воды. Кто-то принимал душ. — Боже мой! Болван! Пропитые мозги!.. Вера! Верошка! Моя принцесса Хэдвиг!.. Прости, прости...'
Франц вскочил с постели, схватился за голову, осуждающе закричал двойнику: 'Спасибо, Клаус, удружил! Твоя заслуга... Это же 'Вдова Клико. Брют'! Давай еще по бокалу. Кретин! Ты мое состояние помнишь?.. Молчишь, свинья. Я тоже не помню... Говоришь, кто знал? Догадываться надо! Все, переселенец, прощай. Вера идет...'
Немец зыркнул по сторонам, ища нательное белье, но тут же рухнул седалищем на кровать, прикрывая наготу простыней. Сердце забилось в торжественном испуге. Слышалось легкое шлепанье босых ног.
Дверь скрипнула, отворилась. На пороге стояла Вера в неглиже. Стройное тело прикрывалось короткой ночной сорочкой из тончайшего воздушного батиста. Чуть увлажненная ткань обволакивала и подчеркивала округлые бедра, молодую грудь. Набухшие соски просматривались и волновали, одновременно вызывали восхищение. Пшеничные волосы, расчесанные, но не до конца высохшие, тонкими прядями опускались на открытые плечи. Огромные, немного смущенные, проникновенные глаза светились лазурным блеском.
— Доброе утро, милый. Проснулся? — произнесла Вера ласково. В руках девушка держала поднос с графином, наполненным мутной жидкостью.
Франц онемел. Зрачки расширились. Он завороженно, как будто в первый раз, рассматривал русскую жену. Дыхание поджимало, сердце учащенно билось. Во рту сухо, будто в пустыне, языком не пошевелить.
— Здравствуй, Верошка! — заговорил наконец молодой человек, справившись с волнением.
— Извини за вчерашнее. Я вел себя, наверное, как идиот. Я ничего не помню. Был пьян, как... как...
— Как сапожник, в стельку, — улыбнулась Вера, продолжая стоять, раздумывая, как вести себя дальше.
— Да-да, как сапожник, — смущался Франц. — Извини, я не могу подняться, но я сейчас, быстро...
— Подожди, Франц. Я принесла тебе рассол, — Вера вспомнила о передаче Шлинке и без робости подошла к немцу, присела на кровать. — На, выпей. Тебе станет легче.
— Что это? Русский самогон? — выдохнул он страдальчески. Рот перекосился.
— Нет, любимый, это не самогон. Это огуречный рассол. Холодный, из погреба. Шлинке побеспокоился, — девушка вытащила пробку из горлышка графина и, налив жидкость в стакан, протянула его Францу. — Пей, дорогой. Тебе нужно быть в форме. У тебя важная встреча. Ольбрихт принюхался к питью, сморщился. Из стакана шел специфический запах. Это смутило Франца, и он недоуменно взглянул на Веру и...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
