Длинный еще раз недовольно поморщился. В его планы не входило именно сейчас раскрывать все свои карты и откровенничать за бокалом вина с этими довольно опасными людьми. Но врагами он их никогда не считал, а потому, помолчав минуту-другую, обдумав все за и против, тихо и коротко, но так, чтобы раз и навсегда закрыть эту тему, ответил:

— Дарий под моей защитой, и любой, кто попробует встать против него, будет немедленно мною уничтожен! Клянусь Святым ветром!

Ветер улыбнулся.

— Если, конечно, ты поспеешь вовремя. Боюсь, что Дарий сам не промах, и тебе придется не защищать его, а лишь хоронить чьи-то останки.

Варая лишь печально опустила голову, признавая свое поражение.

Лис удрученно смотрел на стоявшего перед ним Громилу, который его отчитывал, как нашкодившего ребенка, и не знал, что сказать своему другу.

— Ты хоть понимаешь, что пообещав всем, что на все вырученные от казни деньги ты угостишь всю гвардию, ты подставил не только себя, но и Дария? Ведь ты, дав слово, похоже, даже не подумал, сколько ты реально сможешь получить денег! Как ты собираешься теперь провернуть это дельце?

Лис понимал, что его друг в этот раз точно прав. Нет, денег хватало, но как раз в этом и была проблема. После выплаты процентов Дарию и главам гильдий у Лиса на руках оставалась огромная сумма, равная, по меньшей мере, его пятилетнему жалованью, а это было не просто много, а безобразно много. Одна только лотерея за лучшее место, которую, кстати, предложил Дарий, принесла больше, чем он выручил за все остальные места на площади. К тому же ремесленники заявили, что если Дарий не найдет применение для построенных трибун и других сооружений, то они готовы их выкупить за хорошие деньги обратно. И что теперь прикажете делать?! Если он, как обещал, станет поить гвардию на все деньги, то, как минимум, на месяц, гвардии в городе не будет. И еще неизвестно, останется ли сам город и его жители в целости и сохранности после такой пьянки. Лис еще раз с горечью вздохнул и посмотрел на Громилу.

— Ну, и что ты посоветуешь? Слову своему я изменить не могу, коли дал — надо держать, но и закатить такую гулянку просто нереально. В этом ты прав.

Громила исподлобья и с жалостью посмотрел на Лиса. И, каким бы странным это не прозвучало, ведь от него никто такой сообразительности и не ждал, просто сочувствия хотелось, спокойно ответил:

— Иди к Дарию, болван, и конкретно объясни, в чем дело. Он точно найдет выход из положения. Ведь совета он спрашивает у Длинного или у тебя только в том, какой наряд напялить на какое-то собрание, а вот из таких каверзных ситуаций он сам находит выход на раз. Дарий есть Дарий.

Голос за спиной у друзей заставил их вздрогнуть:

— И зачем, скажите мне, я вам нужен, да еще и в такую рань?!

Дарий был неприлично свеж и весел, в отличие от Лиса и Громилы, которые еще не ложились. Похоже, то, что он вчера решил так рано уйти с показательной порки, пошло ему только на пользу. Лис ошарашено смотрел на довольного жизнью и улыбающегося во весь рот Дария и на не в меру благодушных Святых убийц за его спиной, которых, похоже, очень радовало страдальческое и беспомощное выражение лица попавшего в тупик бедолаги. У принца даже мелькнула мысль, что в кои-то веки это они насмехаются над ним, а не он над ними. Это его еще больше насмешило, а Лис окончательно скис то ли от стыда, то ли от невозможности ответить насмешникам. Обреченно вздохнул, понимая, что другого выхода нет, придется говорить все, как есть, он сказал:

— У меня проблема, Дарий. Я должен напоить гвардию на все деньги, которые заработал на вчерашней казни.

— Ну и в чем проблема? — удивленно спросил Дарий.

-А как ты думаешь, сколько будет гулять гвардия на восемьсот золотых и чем это все закончится?

Святые убийцы дружно присвистнули от удивления. Но для Дария озвученная сумма не стала неожиданностью, так как ему уже сообщили, сколько он сам получил от Лиса, а потому несложно было представить, сколько заработал сам главный телохранитель Ботоса.

— Никаких проблем я лично в этом не вижу! Да, согласен, денег неприлично много. Но ты теперь можешь, наконец-таки, совместить и свою любовь к гулянкам, и подумать о будущем.

Лис удивленно таращился на Дария, явно не понимая, куда клонит принц. Дарий, посмотрев на удивленный взгляд Лиса, решил не дожидаться вопросов и продолжил:

— Лис, не делай такое лицо! Как будто я тебя на пенсию собираюсь отправить. Я всего лишь предлагаю тебе построить "гвардейский" кабак. Более того среди своих знакомых, я думаю, ты легко найдешь отставного вояку не из дворян, который согласится стать управляющим твоего заведения.

Глаза Лиса радостно загорелись. До него начинали доходить слова принца. И ситуация из безысходной становилась очень перспективной и заманчивой. А принц, уже не обращая внимания на метаморфозы, происходящие с его наставником, спокойно рассказывал дальше:

— А уж в том, что все гвардейцы будут отдыхать только в твоем кабаке, я уверен. Никто не сможет построить питейное заведение лучше и угодить всем тем, кто знает, что такое гвардия, как не сам гвардеец.

Лис в порыве страсти, позабыв все нормы приличия и субординации, полез обниматься и целоваться сначала к самому принцу, а потом заодно и к Святым убийцам, которые с таким умилением смотрели на растрогавшегося Лиса, что Громила чуть сам не пустил слезу. Но, сцена любвеобильности и чувственного воодушевления быстро закончилась, потому что Лис вспомнил, что ему надо срочно строить "гвардейский" кабачок. Он, схватив опешившего от напора Громилу за шкирку, потащил его только в одному ему известном направлении. Святые убийцы лишь покачали головами.

— Наш принц, мы, конечно, рады столь прекрасно разрешившемуся делу. Но напоминаем Вам, что нас ждет Ваш отец, а потому надо поспешить.

Дарий, еще раз посмотрев в след удаляющимся друзьям, повернулся к своей охране:

— Вы правы, друзья, нас ждет император. Не будем заставлять его ждать.

Длинный угрюмо сидел напротив императора и Дария. Кор задумчиво крутил в руках печать великого посла, а принц внимательно изучал сопроводительные грамоты, состряпанные Длинным, а также его пояснительные записки. Дочитав, наконец, до конца, он отложил документы, вопросительно посмотрел на Длинного и начал задавать вопросы, которые у него не могли не возникнуть от прочитанного:.

— Я понимаю, что мне даются огромные полномочия. Печать Великого посла сама собой говорит об этом, но почему здесь прописано, что я являюсь Тенью императора. Что это за оборот речи? Я не помню, чтобы когда-либо читал об этом в исторических рукописях.

Длинный недовольно посмотрел на Кора, потом на Дария:

— Извини, Дарий, но это не моя идея. Это означает, что все твои решения на территории баронств не подлежат обратному ходу. То есть все твои решения — это решения самого императора, и никто их не сможет оспорить, даже сам твой отец.

Дарий удивленно посмотрел на отца, который продолжал крутить печать в своих руках и даже не пытался поднять глаза на своего сына.

— Зачем это нужно? Я и без этого второе лицо в империи, и мне и так хватает полномочий для решения любых вопросов! Император, наконец-таки, поднял глаза на своего сына.

— Не для любых, сын мой, не для любых! Ты не имел право на объявление войны, на внесение изменений в законы о престолонаследии и о составлении брачных договоров императорской фамилии.

Дарий облегченно вздохнул.

— То есть, ты даешь мне право самому объявлять войны?! Как я понял, это так, на всякий случай?! Ну что же, вполне объяснимо.

Император тоже облегченно вздохнул и укоризненно посмотрел на Длинного. Тот лишь пожал плечами в ответ.

— Ладно, с этим разобрались, теперь объясните, зачем мне нужно пять тысяч гвардии и тысяча бесполезных придворных?! Более того, как я понял, Черный и компания, которые сейчас сопровождает баронских шпионов, подготовят для меня места отдыха уже на территории баронств. Но ведь и так вместе с Черным находится еще пятьсот гвардейцев и сто Теней. Тебе не кажется, Длинный, что это уже перебор? В баронствах сейчас просто нет таких сил, чтобы противостоять такому войску? Я же, по Вашим словам, еду заключать мирное соглашение, а не начинать новую войну.

Дарий вопросительно уставился на Длинного. Длинный спокойно выдержал взгляд принца и ответил:

— А кто тебе сказал, что не все обойдется без провокаций? Кто нашептал, что тебе не придется уничтожать непокорных баронов, которые винят тебя за свой провал и позор в победоносной, как им казалось, войне? И почему ты думаешь, что шесть тысяч — это много?! Я вот думаю, что надо будет дать тебе в подчинение еще и полк легкой кавалерии. И вот тогда будет в самый раз.

На эти слова Дарий лишь поморщился, но промолчал. Но тут неожиданно и очень эмоционально встрепенулся император:

— Длинный, а тебе не кажется, что сто Теней — это слишком мало для охраны моего сына? Да и сами Тени уже выражали недовольство, что для сопровождения такого лица, как наследник престола, это слишком мало.

Дарий хотел уже было вскочить, но повелительно поднятая рука отца заставила его сесть на место.

— Длинный, будь так любезен, выдели, пожалуйста, двадцать своих специалистов и еще сто Теней. Мало ли что....

Длинный довольно посмотрел на угрюмого Дария и кивнул императору:

— Будет сделано!

Дарий лишь вздохнул, ему, по-видимому, только и оставалось, что смириться с мнением старших, но если бы он знал, что его ждет впереди, он сбежал бы еще прежде, чем закончилась эта беседа. Но он опоздал, двери кабинета, как никогда медленно открылись, и в кабинет вошли Менис с Ботосом, неся на руках нечто, накрытое золотой тканью. Их появление, похоже, было сюрпризом не только для Дария, но и для императора. Пройдя чуть ли не строевым шагом, они прошли мимо удивленного Кора и склонились перед Дарием.

— Принц Дарий, прими сей знак твоего положения и носи его с честью.

Канцлер откинул ткань, и все присутствующие ахнули, даже Тени одобрительно зашипели. На бархатной подушечке лежала небольшая корона. Ее малый размер был с лихвой компенсирован изяществом исполнения и богатством, от ее вида захватывало дух, и оторвать взгляд было невозможно. Больше всего поражал камень в центре короны — камень власти, символ императорской фамилии, в народе известный как камень повелителей. Дарий и все присутствующие зачарованно смотрели на корону. Ботос аккуратно взял ее в руки и водрузил на голову Дария. Когда он закончил, Менис довольно толкнул его локтем в бок, мол "Я же говорил, что ему пойдет, а ты спорил". Глава тайной канцелярии, все еще завороженный зрелищем, мог лишь кивнуть другу. Менис, поняв, что пора применять меры, иначе принца от общества его приятеля не избавить, дернул Ботоса за куртку, сказал: "Нам пора!", — и чуть ли силой таща за собой Ботоса, начал продвигаться к двери. Уже на пороге их застал рев императора:

— Кто мне говорил, что дарить короны на день рождения — плохая примета? Пришибу-у-у-у-у-у-у гадов!!!

Верхний старт Менису и мигом очухавшемуся Ботосу удался на славу, как никогда, в этот раз даже эхо императорского крика не смогло их догнать.

Масла в огонь императорской страсти подлил Длинный. Он и так покатывался от смеха, но нашел в себе силы и успел продлить момент своего триумфа:

— Мой император, а они еще вам походный трон Дария не показывали?!

Коридоры дворца вмиг приобрели красноватый оттенок, а Тени так многогранно пополнили свои собрания матерных слов, что все их познания в этой науке до этого момента стали лишь жалкой прелюдией к этому дню. Теперь им точно было, что передать потомкам, чтобы за это не было стыдно.

До дня рождения Дария оставался месяц!

Глава 16

Принц и его день рождения

-Мама, а почему папа так напился?

-У тебя сегодня день рождения, деточка!

-Так он радуется или грустит?!

Менис внимательно изучал составленный императором план мероприятий по празднованию дня рождения принца, и с каждой новой прочитанной строчкой его настроение заметно ухудшалось. За его спиной было самое настоящее столпотворение. Ботос и Длинный заняли самые удобные места, так что им читать текст, находящийся в руках канцлера, не составляло никакого труда, но вот Ветру и Лису было очень не удобно. Про Громилу и Дылду вообще говорить нечего. Их рост сыграл с ними злую шутку. Стоя далеко, начинаешь непроизвольно нагибаться, чтобы получше разглядеть, но нагибаясь, тут же получаешь локтем в живот. Кому приятно, когда такие гиганты начинают на тебя облокачиваться, как на мебель.

Дарий стоял у окна и о чем-то оживленно спорил с неизвестной Тенью, совершенно не обращая внимания на остальных.

Кор был специально и заранее удален из своего кабинета под предлогом, что Варая уже давно была "не гуляна в дворцовом парке", и именно по этой причине в последнее время всегда находилась в скверном расположении духа. Узнав о том, что все, кому не лень, решают за нее, что, где, когда и с кем ей делать, она пришла в бешенство, ведь это уже вообще ни в какие рамки не влезало, а потому люди, которые находились в этот момент во дворце, четко и ясно услышали ее довольно откровенное мнение обо всем происходящем и о своих сердобольных доброжелателях. Конечно, большая часть ее гнева обрушилась на самого императора, потому что именно он явился послом доброй воли и находился в непосредственной близости в момент извержения вулкана ее страстей. Он стоял и впитывал каждое ее слово, чтобы потом, когда настанет его черед, самому никого и ничего не забыть. Когда женщина замолчала, Кор, к тому времени уже под самые гланды зарядившись необходимой энергией, продолжил вспоминать всех своих друзей и родственников привычным ему зычным и совсем не добрым голосом, но в этот раз его рык не произвел должного впечатления — бурю переждали спокойно, хозяин кабинета, наконец, успокоился, победила дружба, и кабинет был благополучно освобожден от хозяина.

Патриархи посчитали ниже своего достоинства явиться на обсуждение деталей празднования дня рождения Дария, заявив, что у них уже есть свой план проведения церковных праздников, а до светской власти им никакого дела нет. Менис, который лично разговаривал с ними, был немало огорчен этим заявлением. Он опасался, что планы императора и святош могут весьма непредсказуемо где-то пересечься и повлечь очень неприятные последствия. Канцлер по-хорошему озвучил главам церкви свои недовольство и претензии, но был на удивление быстро и далеко послан, да так далеко, что он там точно никогда не был и не знал, в какую сторону держать путь. Похоже, сам того не замечая, Менис когда-то и где-то очень серьезно перешел дорожку святошам, а потому всю обратную дорогу во дворец пытался вспомнить все свои дела, которые могли вызвать столь бурную и негативную реакцию этих святых стариков. Но на ум, как назло, ничего не приходило, а потому волнение от предчувствия чего-то нехорошего не покидало его.

И вот теперь он сидел, читал план проведения празднований и тихо сходил с ума от нервного перевозбуждения. Плохие предчувствия его никогда не обманывали, он их копчиком чувствовал. Несмотря на то, что его последний позвонок уже долгое время не просто тихим зудом напоминал о своем существовании, ничто из того, что было написано в плане мероприятий не вызывало его недовольство. Комментарии за его спиной были тоже, скорее, благожелательными, чем отрицательными. Так было до тех пор, пока он не перевернул последний лист и не прочел последний абзац. Как только это произошло, его копчик стал не просто чесаться, а рваться наружу. У канцлера тут же зачесались руки порвать эту страницу, пока друзья за его спиной ее не прочли, но не успел.