Найденыш-3

— Это хорошо. Это славно — довольно усмехнулся вельможа, и расслабившись, прикрыл глаза. На его высоком, благородном челе выступили капельки пота — мазис сжигал изнутри, впитываясь в организм.

Сейчас Амунскому было очень хорошо.

* * *

Перед глазами проплывала вся жизнь. Вот она девчонкой бегает по двору, и ей хорошо...солнце греет, птички поют...упала, из глаз искры, плачет.

Бежит отец, поднимет, поет какую-то песенку и смеется. И они смеются вместе...

Где он, папка? Почему все это время она вспоминала о нем лишь случайно, отбросив, как ненужную вещь? Он бы никогда так не сделал, никогда! И пусть он не настоящий отец — он лучше настоящего отца! Жив ли он? Что делает сейчас? Опять печет свои пирожные?

Как хорошо в лавке — пахнет сдобью, пряностями...с кухни доносятся голоса рабочих которые привезли муку и сахар. Смеются...

Ты не знаешь, как счастлив, пока не теряешь этого счастья!

Зачем ей трон? Зачем ей власть? Что ей, с этой власти? Горе, страдания, зависть и злоба окружающих, и ни одной родной души...

Нед, милый Нед! Как его не хватает! Как она тоскует по нему! В нем воплотилось все, что она хочет — свобода, счастье, радость жизни. Теперь ее удел полутемная комната, медный горшок и скудная еда, которую она подбирает до последней крошки, хотя есть вовсе не хочется. Нужно поддерживать силы, иначе...

А что иначе? Разве отсюда спасешься? С цепью на ноге, прикованная, как цепная собака. Рабыня. Вот кто она. Раньше никогда не понимала участи рабов — ну рабы, и рабы. Боги их наказали. В следующем перерождении станут, может быть, господами. Так положено, таков порядок. Кем положено? Кто установил этот порядок?

Дверь загремела, прервав мысли Санды, и она отодвинулась к стене, стараясь прикрыть интимные места. Сколько времени ни находилась голышом, сколько бы не внедряли ей мысль, что теперь она пропащий человек, животное, ей теперь нечего стыдиться, как всем животным, как рабам, но девушка не могла в это поверить. Все равно все должно закончиться хорошо, и никак иначе. Ведь она не заслужила! Она ни в чем не виновата, чтобы ее так страшно наказывали! Глупышка...

Вошедшие, люди в странных свободных балахонах, с мечами в руках — то ли женщины, то ли мужчины — бесстрастно смотрели на пленницу и молчали. Потом один из них, в темно-красном костюме, вышел вперед и стал что-то читать нараспев. Вроде как заклинание. Сердце Санды затрепетало — явно намечались какие-то изменения в ее судьбе! Только вот в какую сторону эти изменения...

Через несколько секунд девушка почувствовала, как цепь на ее ноге потеплела, а еще через несколько мгновений — упала на топчан.

Один из мужчин — по голосу было слышно, что это мужчина — бросил ей длинный балахон и приказал:

— Надень. Капюшон на голову, и не поднимать. Следовать за нами, по сторонам не смотреть. Сандалии у топчана.

Санда быстро натянула на себя балахон, с облегчением закрываясь от нескромных взглядов, обшаривающих ее с ног до головы, нащупала деревянные сандалии с кожаными завязками, быстро обернула их вокруг лодыжек и выпрямилась, стоя у стены.

— За мной! — приказал человек в темно-красной одежде, и толкнул входную дверь.

Гулкий коридор, эхо шагов гаснет где-то в пропасти, мостики, сделанные из досок, перевязанных веревками — они страшно раскачиваются, и девушка судорожно цепляется за канаты, боясь сделать шаг.

Конвоиры молча подхватывают ее жесткими, как железными руками, и переносят через пропасть. Снова тоннель, еще один, снова мостик и опять руки мужчин.

Так длилось около часа, и Санда, запыхавшаяся, даже выбилась из сил от быстрой ходьбы — залежалась, целыми днями на кушетке без движения, стресс. Ее даже пошатывало, когда она поднималась по тоннелю, выложенному кирпичом.

— Закрой глаза и не открывай, пока я не скажу! — приказал мужчина — иначе ослепнешь!

Санда послушно закрыла глаза, ее взяли под руки и повели вперед Загремела крышка люка или двери, и...ее лица коснулся свежий ветерок, наполненный запахом трав, земли. Лучи солнца заиграли на коже, девушка непроизвольно приоткрыла глаза, вскрикнув от боли и залившись слезами.

Проморгалась, и сквозь пелену слез увидела закрытую карету, возле которой стояли несколько неприметных людей.

Санду подтолкнули вперед, дверь кареты раскрылась, девушку приподняли и усадили внутрь, на кожаное сиденье. Двое молчаливых охранников уселись напротив, дверь захлопнулась, кучер щелкнул кнутом, карета, качнувшись как корабль на волне, сдвинулась с места и набирая скорость понеслась вперед.

Из-под ее огромных, окованных сталью колес вылетали клубы пыли, поднимаясь выше окон повозки, потом сталь колес загромыхала по городской булыжной мостовой и за окнами зашумела улица — людские голоса, крики возчиков, виртуозная ругань грузчиков — все, как в обычный день большого города.

Карета громыхала не очень долго. Где-то остановилась на некоторое время — были слышны грубые голоса, потом снова поехала и остановилась совсем скоро — вероятно въехав во двор. Дверца распахнулась, опустилась ступенька, и Санда, едва живая от волнения и усталости вышла наружу.

Все время, пока они шли и ехали, девушка пыталась узнать хоть что-то — что ее ожидает в конце пути, куда они едут, но конвоиры молчали, как будто у них были вырезаны языки.

Она отчаялась и теперь ожидала самого худшего, перебрав все варианты. Возможно, что ее сейчас продадут в рабство.

Наконец — конвоир справа сказал:

— Идете до лестницы, ведущей в дом, там вас встретят.

Затем повернулся и молча уселся в карету. Та тронулась и выехала со двора.

Санда нерешительно пошла вперед, и когда поднялась на первую ступеньку, из дома выскочили несколько женщин — видимо рабыни, под присмотром старшей служанки. Девушку подхватили и повели, поддерживая под руки. Через несколько минут она оказалась в большой комнате, отделанной фресками, на которых были изображены купающиеся мужчины и женщины...и не только купающиеся.

Протерев слезы, девушка со смущением рассмотрела, что парочки на фресках занимаются любовью в различных позах. И тут — в голове у нее прояснилась и Санда вспомнила, где видела такие фрески! В доме Хеверада!

— Где я? — спросила Санда, и получила ответ:

— В доме господина Хеверада, вашего мужа. Госпожа, вы можете сами войти в ванну? Или вам помочь?

— Постараюсь — кивнула Санда, и когда с нее стянули балахон, пошла к вделанному в пол небольшому бассейну с каменными ступеньками, от которого шел запах благовоний для купания. На ступеньках пошатнулась и едва не упала — упала бы, если бы не две смуглокожие девушки одетые в полотенца, обернутые вокруг бодер. Они подхватили Санду сильными руками, и вместе с ней вошли в воду, оказавшуюся восхитительно горячей и ароматной.

Последующий час она помнила плохо. Ее терли, мыли, брили, массировали, проминая закостеневшие мышцы, растирали какими-то снадобьями, от которых тело горело, будто она стояла рядом с открытым пламенем. Потом снова мыли, и в конце — умастили благовониями, тонкими, и дорогими, привезенными с далекого южного материка.

После всех процедур, на нее надели восхитительное кружевное белье, а поверх — алое шелковое платье, облегающее стройную фигуру и очень шедшее к темным волосам. Одна из женщин перед этим отстригла ей подросшие волосы, а потом накрутила кудряшки, создав прическу, достойную королевы.

Затем все, кроме старшей слуги, по команде исчезли из комнаты, а старшая попросила Санду пройти за ней следом.

За дверью оказался длинный коридор, освещенный из небольших оконцев в стене по правой стороне. Идти пришлось недолго, через пять минут Санда стояла перед темной лакированной дверью, высотой в два ее роста.

Служанка сдержанно кашлянула, и пояснила:

— За этой дверью вас ждут, госпожа. Я удаляюсь, а если вам что-то понадобится — дерните за шнур сигнала. Я сразу приду.

Женщина повернулась и ушла, а Санда осталась перед дверью, долго не решаясь ее толкнуть. Сердце девушки билось часто-часто, как птичка, которая бьется о прутья клетки в безнадежной попытке вырваться наружу.

Собрав в кулак всю волю, Санда решительно толкнула дверь, а переступив через порог, присмотрелась, и остолбенела...

Первая мысль — 'Он изменился!'

Перед Сандой стоял высокий молодой мужчина, плечистый, сильный, с жестким, слегка надменным выражением лица. Его глаза изменились — насколько девушка помнила — а она помнила! — глаза когда-то были голубыми. Теперь — зеленые.

Мягкая куртка из неброской зеленой ткани облегала мощную, развитую грудь, а рука мужчины привычно лежала на эфесе меча — видимо всколыхнуло неожиданное появление Санды, и готовый ко всему человек на всякий случай приготовился к бою.

Плотные брюки из такой же ткани, что и куртка, облегали мощные бедра длинных ног, прочно стоящих на земле, и казалось никакая сила не может свалить этого воина.

Через долю секунды на губах Неда появилась легкая улыбка, и надменное лицо сразу помолодело, превратилось в родное, до боли знакомое лицо юноши, с которым она когда-то связала свою жизнь. Когда-то...когда? Годы и годы назад, тысячелетия пролегли между той минутой, когда она проводила взглядом Нед, всходящего на трап десантного корабля, и нынешней. Теперь, они были другими людьми — и Нед другой, и она другая...

— Здравствуй, милая — Нед шагнул вперед, и Санда упала ему на грудь, почти потеряв сознание. Он подхватил девушку, поднял на руки и понес к большому кожаному дивану. Уложив на спину, подложил под голову бархатную подушку с рисунком невиданного крылатого зверя.

Потом пошел к письменному столу, взял кувшин, и в хрустальную кружку полилась жидкость, остро запахло плодами янгара, сок из которого был так популярен в столице.

Санда его не очень любила — слишком сильный запах и терпкий вкус, но сейчас она приняла кружку и с жадностью выпила почти до дна. Все дни плена ей удавалось попить лишь затхлой воды.

— Как ты без меня? Как жила? — снова улыбнулся Нед, и сел рядом, взяв ее хрупкую руку в свои огромные ладони, поглаживая нежную кожу девушки.

— Плохо без тебя — сдавленно сказала Санда, и заплакала — тихо, беззвучно, будто на ее рыдания могли появиться враги и тогда весь тот ужас, что она испытала, начнется с начала.

— Не плачь. Все будет хорошо — Нед ободряюще полуприкрыл глаза, и Санда вдруг поверила — и ведь правда все будет хорошо! Нед рядом — а значит — все в порядке!

— Ты знаешь, они заставили меня выйти замуж за Хеверада — неожиданно для себя самой сказала Санда, ожидая чего угодно — крика, ругани, осуждающего взгляда, вопроса — 'Как ты могла?!'.

Но услышала лишь простое:

— Я знаю, милая. Я все знаю.

И еще она услышала:

— Ты кушать хочешь? Там лепешки с мясом, пирожки, сок, и много всякой всячины. Довольно вкусно, да. Я пока тебя ждал — хорошенько пообедал, не утерпел. Поешь?

Живот у Санды мерзко забурчал, она даже вздрогнула от неожиданности, потом рассмеялась сквозь слезы и попыталась встать. Нед протянул ей руку, помог подняться, потом приобнял и отвел к столу.

Только теперь Санда поняла, как она голодна. Девушка сметала все, до чего могла дотянуться, пока Нед не остановил:

— Отдохни пока. А то желудок будет болеть. Тебя что, не кормили? — его лицо стало хмурым, а глаза будто превратились в два красных уголька. Санда моргнула, снова посмотрела в глаза мужу — нет, показалось. Просто он был сильно рассержен.

— Кормили...но плохо. Невкусно и мало — призналась она. Держали в какой-то темнице и никуда не выпускали. На цепи, как собаку держали. Мы скоро уедем? Мы же уедем отсюда?

Санда увидела, как тень коснулась лица Неда, он будто потух, осунулся, как если бы из него вынули стальной стержень, на который было нанизано могучее тело.

— Мне нужно тебе многое рассказать — медленно сказал Нед — все не так просто. Совсем не просто. В общем — слушай...

Нед говорил медленно, весомо, и его слова будто тяжелые гири впечатывались в мозг Санды.

Вначале она была в отчаянии — как, он меня, как вещь, отдает Хевераду?! Да как он смеет, предатель?!

Потом ее настроение сменилось на грусть и печаль — она так ждала Неда, она так верила в него, и вот — что получила. За что ей это все?

А затем Санда взяла себя в руки и начала обдумывать ситуацию с точки зрения логики — все-таки она была очень умной девочкой, а эти месяцы, проведенные под давлением людей чуждых ей, враждебных, пытающихся вертеть ей, как куклой, научили девушку тому, что не все так просто и однозначно. Главное — ей предоставляется выбор. А это уже кое-что. Или, вернее — все!

Рассказ Неда длился около часа. Нужно было вместить в него все, все, что возможно, все, что должна знать королева Замара, его любимая женщина.

Когда Нед закончил, Санда молча смотрела в пространство, будто спала с открытыми глазами. Нед не стал ее теребить, тоже замолчал, и так они просидели минут десять, пока девушка не вздохнула, и не сказала:

— Мне все ясно. Но ты все-таки скажи — у меня есть выбор?

— Выбор есть у всех — мрачно сказал Нед — у всех! Выбор есть у птицы — заботиться о своих детях, или нет. У зверей — делать то, что им хочется, или охотиться вместе, загоняя добычу, и так выжить. Выбор есть у солдата — сбежать с поля боя, или умереть, согласно контракта.

— То есть — ты намекаешь мне...нет — впрямую говоришь — что мой долг сделать так, как ты хочешь и взойти на трон, оставаясь женой Хеверада? А ты уедешь в неизвестность, и непонятно — вернешься, или нет?

— Мы свободны в своих решениях, если забыть о том, что нашу судьбу решают боги. Я не выбирал свою судьбу, хотя когда-то казалось, что это именно так и есть — я вершитель своей судьбы. И ты не выбирала. Иногда нужно поступить правильно, даже если все у тебя внутри протестует, все кричит — не хочу! Не буду!

— А если я все же наплюю на логику, наплюю на все — на трон, на Хеверада, на все проблемы и просто уеду с тобой? — ожесточенно сказала Санда, закусив губу — честное слово, мне плевать на инх, и на всех — кроме тебя! Ты понимаешь это?

— Понимаю — грустно кивнул Нед — но...ты так не сделаешь, я знаю. Ты сделаешь так, как правильно. Я вернусь. Я всегда возвращаюсь, ты же знаешь. Через год или меньше. Или больше. Я вернусь и тебя заберу. Хеверад пальцем тебя не тронет! Он меня боится и уважает. Ему нужна власть, хотя ты сама нужна тоже. Но власть важнее.

— А ты не боишься, что за это время я могу влюбиться в Хеверада? Что я могу забыть тебя? Что в конце концов решу — этот мужчина, король, вполне ничего, заслуживает быть моим мужем. И когда ты приедешь — я тебе скажу — прости, Нед, я люблю другого. Ты слишком долго плавал, моряк...

— Чему быть, тому не миновать — помрачнел Нед — если любовь была такой хрупкой, что улетучилась, как только я исчез из виду — значит, этой любви не было вообще. И значит — так тому и быть. Это твой выбор. Он у тебя есть. И я его не заберу. Ты вольна ждать меня, или же забыть.

— Ты изменился — грустно сказала Санда, глядя в глаза любимого — когда-то ты бы умер, но не отдал меня никому на свете.