| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Мы слушаем, светлейший, — сказал кто-то из толпы.
— Эти люди огромного роста пришли в Сангарию извне. И там, в этом их другом плане бытия, они живут или жили в Источнике, причем постоянном и стабильном. Постоянный Источник — вот причина их глаз и сходства с нашими Стражами. Более того, наши Стражи вырастают в месте, полном обычной магии, которую источает Обитель, а поразительная стойкость к магии этих воинов говорит о том, что они выросли в среде, полной сырой магии, то есть, это природный Источник. Демонические останки свидетельствуют, опять же, о том, что они живут в Источнике и ведут постоянную войну с демоническими гостями, украшая черепами врагов свои доспехи. И магия их доспехов также имеет безусловно демоническую природу. И мое мнение — что они намерены использовать силу пробужденной Обители, чтобы открыть проход в свой мир. Я не знаю другого способа потратить всю мощь ее.
Торубаэлю услышанное не понравилось.
— А почему вы решили, что они собираются пробудить Обитель?
— Логика. Вначале они освобождают чернокнижника, чей учитель учителя написал манускрипт по использованию Обители. Затем атакуют Ламедию, где, если мне не изменяет память, хранится этот 'труд'. А затем они похищают не только Обитель, но и княгиню, поскольку в том манускрипте есть строчка, что лишь кровь эльфийских королей способна пробудить всю мощь Обители. Другими словами, они намерены принести Келленсилль в жертву во время ближайшего парада планет.
От этих слов толпа пришла в ужас, а Торубаэль мрачно оглядел своих карателей и Стражей.
— В таком случае, у нас мало времени. Мы отнять княгиню и Обитель у захватчиков любой ценой...
— Боюсь, все хуже, чем ты думаешь, Торубаэль. Наша беда в том, что они не захватчики.
— Почему?!
— Потому что их доспехи созданы для их родного мира. Там они питаются сырой магией Источника, но здесь Источника нет, и эти воины, по сути, медленно умирают по мере того, как доспехи иссушают их жизненные силы. Ради чего — вопрос очень интересный.
— Так может, им нужна от Обители только его сила Источника?
— Тогда зачем им манускрипт и княгиня? Более того, их доспехи питаются только сырой магией, но не магией Обители. Так что, Торубаэль, нам предстоит иметь дело не с обычным завоевателем, которым движут жажда наживы и власти. Это смертники, которым терять нечего, поскольку они уже принесли наивысшую жертву во имя своей цели.
* * *
Путешествие проходило довольно обыденно, по меркам солдата-кавалериста. С тем небольшим различием, что среди отряда — наследница престола в солдатском плаще и шлеме.
Кархад ехал в середине вверенного ему отряда — десять рыцарей, тридцать тяжелых кавалеристов — ни на миг не оставляя без присмотра принцессу. Мирдана держится в седле хорошо и не нуждается в опеке как наездница, но края, по которым вел их Р'Энкор, безлюдные и, не исключено, опасные. Хотя на основных трактах, судя по слухам, достигавшим этих мест, еще опаснее, отряды стражи сбились с ног, гоняясь за разбойничьими бандами.
С самого начала Р'Энкор принялся показывать, кто тут главный, и выставил Кархада дураком.
— Сэр рыцарь, за каким лядом ты поставил ее высочество в центр строя рыцарей?
— Тупой вопрос! — огрызнулся Кархад. — Дураку ясно, что там безопаснее всего!
— Обычный кавалерист едет в центре, окруженный рыцарями, — хмыкнул дроу, — с таким же успехом можно сюда и штандарт с королевским гербом поставить. Дураку ясно, что это не простой кавалерист, весь маскарад псу под хвост, и кто после всего этого тут тупой? Вначале рыцари, за ними кавалерия!
Так что теперь Мирдана едет сразу за рыцарями, за ней кавалеристы. В общем-то, так тоже безопасно. Сам он — рядом с ней, гребаный дроу с другой стороны.
Кархада коробило от одной мысли, что юная принцесса едет без служанок и фрейлин, среди почти полусотни мужчин. Все рыцари, конечно, выбраны в отряд лично королем, то же самое касается и кавалеристов, все до единого исключительно благородные, преданные, огнем и сталью проверенные люди, тут никаких вопросов. Но все же, сказать кому — принцесса одна в толпе солдат — и аж коробит от неприличия.
На ночлеги они останавливались в придорожных трактирах, откуда Кархад выставил всех постояльцев, в качестве извинений выдав каждому по золотому ойрану. Причем даже в трактире принцессе пришлось обходиться без прислуги.
— Головой думай, — сказал Кархаду Р'Энкор, — к чему весь маскарад, если трактирщик будет знать, кому прислуживала его дочка? Выставить охрану на этаже комнат, и не пускать никого, чтобы трактирщик ни в коем случае не обнаружил, что в одной из комнат на четверых живет всего один 'солдат'.
Но особенно сильно Кархада бесили беседы, которые во время пути Мирдана вела с Р'Энкором. Даже не сами беседы как таковые, а один лишь факт, что принцесса так много времени уделяет мало того что дроу, так еще и гнусному убийце. И пусть он — 'свой' убийца, это никак не меняет того факта, что Р'Энкор — последнее живое существо на свете, которое Кархад хотел бы видеть при дворе и особенно вблизи от принцессы.
А Р'Энкор, конечно же, весьма хорош, и не только в деле убийств и защиты от убийц. Ведет беседы, аки светский франт, утонченно, красноречиво, нарочито вежливо и почтительно. Кархад и раньше прекрасно знал, что Мирдана относится к эльфу чрезмерно хорошо, так теперь еще и видит собственными глазами, как именно этот негодяй завоевывает расположение принцессы. Нет, все-таки король совершил ошибку, велев дочери изучать владение стилетом и тем самым сведя ее с самым коварным и безжалостным существом в королевстве.
Кархад, слушая беседы и изредка докидывая слово-другое, поражался тому, насколько широк кругозор Р'Энкора. Зашла речь о музыке в других странах? Он в этом разбирается. Известный театр в Зоданге поставил новый спектакль? Р'Энкор его видел и помнит, хоть и не дословно, все диалоги. Кархад, пусть и рыцарь, но тоже светский человек, уважающий и театр, и музыку, однако какой-то вылезший из-под земли приблудный наемный убийца его тут делает по всем статьям, каково?
Зашла речь и об орочьем племени 'детей ветра' — ба, Р'Энкор, оказывается, и у них бывал. Даже жил как гость, видали, а?
— А заливать-то не надо, — буркнул Кархад, — орки — народ гордый и с сильным кодексом чести, кто поверит, что они пустили в свои земли и даже поселение темного эльфа, да еще и самого печально известного?
Р'Энкор снисходительно хмыкнул:
— Встречный вопрос, сэр рыцарь. Назовите хоть одну причину, по которой орки могли бы отказать мне в гостеприимстве?
— Ты же дроу, твой народ ненавидит всех поверхностников без исключения...
— Но прямо сейчас я среди людей, да еще и не где-нибудь, а в свите ее высочества. И что? Да, нас учат ненавидеть всех, кто не дроу. Но орков, вот потеха, никто не учил ненавидеть нас. К тому же, даже лесные эльфы, с которыми мы заклятые враги, дают приют некоторым из нас. А с орками мы не враждовали. В теории, маленьких дроу с пеленок учат ненавидеть всех подряд, но сила искусственной ненависти невелика, к тому же от начала времен очень немногие дроу могли бы похвастаться тем, что видели орка своими глазами, и обратное тоже верно. Как ненавидеть того, кого ты себе и представить толком не можешь? Орки живут в степи, мы — в Подземье под горными массивами. Нам было предначертано слышать друг о друге, но никогда не видеть. И подавляющее большинство орков не знает разницы между дроу и лесным эльфом. Я для них — эльф, только с серым лицом. Некоторые орки в лучшем случае знают, что белолицые эльфы враждуют с серолицыми, но единицы понимают, каковы причины и кто там прав, а кто виноват.
— И им, как и лесным эльфам, наплевать на твою репутацию убийцы?
Р'Энкор улыбнулся.
— Нет, не наплевать. Они меня за это очень уважают.
Это высказывание заинтересовало Мирдану.
— А разве орки одобряют убийства исподтишка?
— А с чего вы взяли, ваше высочество, что я убиваю исподтишка? Мало кто из очень многих моих жертв умер в непонимании, и почти у всех была хотя бы пара мгновений на то, чтобы подготовиться к защите. Другой вопрос, что очень многие предпочитали сделать бессмысленную попытку бегства или звать помощь, которая все равно не успеет.
Так или иначе, но орки ничего не имеют против убийства исподтишка, потому что на войне со столь бесчестным противником, как люди, приходится пускаться на хитрости, чтобы добраться до вождей и командиров. С точки зрения орков, люди — подлейшие из подлых, ни один орк не может понять или простить человеческого короля, который посылает армию на войну, а сам остается во дворце. Как не понимает и того, почему полководец командует битвой с холма, а не ведет своих воинов лично. Оркам редко удается добраться до командиров, потому что те обычно успевают удрать даже при полном разгроме, бросая своих воинов. Ну а я делаю то, чего не могут сделать орки: достаю всяческих нехороших людей прямо в их городах и замках. Конечно, ни один орк никогда в жизни не наймет меня, однако мои похождения их восхищают.
— А как ты думаешь, — сменила тему Мирдана, — это верно, что орки настолько воинственны, кровожадны и вероломны, как это считается? Мне-то известно, что орки никогда не лгут, но как объяснить, что был заключен мир, а затем — беспричинное нападение?
— И да, и нет, ваше высочество. С одной стороны, если у ваших соседей-орков нет с вами счетов, то они к вам не придут. Их слишком мало, они слишком редко рождаются и слишком долго растут, чтобы нести потери без очень веской причины. И друг с другом они воюют, можно сказать, по турнирным правилам, зачастую без потерь. Потому — орки не воинственны с этой точки зрения. А с другой стороны — они не знают иного способа решения конфликтов, кроме войны. Точнее — вообще не приемлют. Обида, агрессия, нарушение границ, месть — ответ один. Война. Я вам больше скажу: в языке орков не существует понятия 'воин'. Орк мужского пола — воин по своей сути, и никак иначе. И орочье слово 'война' в буквальном переводе на талсидонский будет звучать как 'мужня', то есть 'дело мужчин'. А для обозначения человека, не являющегося воином, у орков есть понятие 'немужчина', и большинство орков думает, что у людей три пола: мужчины, женщины и немужчины. Разделение понятий 'мужчина' и 'воин' в их головы не укладывается.
— А я и не знал, — признался Кархад.
— Какие ваши годы, сэр рыцарь... Разменяете шестой десяток — тоже будете знать много такого, чего не будут знать молодые... Орки редко начинают войны или набеги, а если начали — то у них есть причина. Даже если после двадцати лет мира без видимой причины и предупреждения налетает орочья ватага — виноваты все равно люди. И такие вроде бы беспричинные нападения обычно случаются из-за мести. Допустим, если когда-то погиб некий орк, оставив после себя малолетнего сына, то десятки лет спустя повзрослевший сын начинает мстить, и если таких набирается много — вот и ватага. Если один из них вождь — вот и орда. Тут такое дело... Люди обычно не знают или не понимают, что когда вы заключаете мир с вождем некоего племени — вы заключаете его только конкретно с этим вождем. С одним-единственным орком. Который будет неукоснительно соблюдать договор и никогда не поведет в набег свое племя. Но он не может запретить другим оркам своего племени вести свою личную войну, особенно из мести. Месть за тех, кто им был дорог, у орков — святое. И не только у них. Но в целом же, если вы заключили с орком соглашение или он дал вам слово — то будет соблюдать.
— Кстати, о словах. Я всегда хотела понять, как так вышло, что за твоим народом давно закрепилась слава вероломных, держащих слово только пока это выгодно, а ты среди них умудрился родиться честным?
— Я был в детстве как все, на самом деле, — пожал плечами Р'Энкор. — Лгал и нарушал слово, если так было надо. Это среди нас нормально, если кто-то когда-то обманул меня — я не буду ему это пенять, потому что на его месте сам поступил бы так же. Нарушение договора, если договор становится невыгодным — так же просто и естественно для нас, как вдох и выдох... А потом мы с отцом оказались на поверхности... Мы наивно полагали, что сможем найти место среди вас, если станем как вы. Странными, нелогичными, держащими слово, даже если это себе во вред. И мы пообещали друг другу, что не будем лгать. И потому я с тех пор не лгу.
— Хм... Ты держишь слово, потому что дал отцу слово?
— Да. Я не справляю поминок по мертвым, как вы, не строю величественные мавзолеи... Вместо этого я чту память отца, держа слово, которое когда-то ему дал.
Кархад ухмыльнулся.
— Звучит примерно как 'долговая расписка, обеспеченная долговой распиской', — сказал он и сразу же был награжден осуждающим взглядом Мирданы.
Тут дроу чуть привстал в стременах и крикнул:
— Всем внимание и не зевать! Мы приближаемся к самому опасному месту нашего маршрута.
— Какая опасность нас подстерегает? — спросил один из рыцарей, обернувшись.
— Ущелье и ветхий подвесной мост. Если б я должен был устроить нам засаду — я устроил бы ее здесь.
* * *
Сознание вернулось еще до того, как пропали звон в ушах и боль в челюсти. Келленсилль пару раз моргнула, ощущая, как ее всю качает туда-сюда, и открыла глаза. Лежит на чем-то мягком, смотрит в потолок... чего? И еще ее терзают некие необычные ощущения, словно ее душу скрутили путами и сунули куда-то далеко от тела.
В следующий миг княгиня сообразила, что причина покачиваний — человеческий экипаж, в котором ее везут. Она попыталась сесть и обнаружила, что ее руки скованы короткой цепочкой, а совсем рядом, на противоположном сидении кареты, сидят ее пленители.
Келленсилль все же села и первым делом смерила того, что побольше, взглядом, полным безграничного пренебрежения, одновременно рассмотрев его. Он, безусловно, один из нападающих, и его руки, лежащие на коленях и закованные в тяжелые перчатки, кажутся знакомыми. Точнее, знакомыми кажутся именно латные перчатки: вроде бы, как раз от одной из них у княгини ноет правая сторона челюсти. И его глаза... Золотистые глаза стража, с каким-то необычным серым отливом, буквально лучащиеся дикой мощью, природу которой Келленсилль пока не понимает.
В этот миг здоровяк, убедившись, что его пленница полностью пришла в себя, заговорил низким голосом, в котором Келленсилль послышался рокот шторма.
— Я приношу извинения за удар и все сопутствующие неудобства, это была вынужденная мера, — сказал он на абсолютном языке и добавил: — переводи.
Последнее адресовалось второму, тощему седому старику с крючковатым носом и злыми, горящими глазами.
— Госпожа княгиня говорит на зодангане либо кадорине? — вежливо осведомился он на зодангане.
— На обоих, — холодно ответила Келленсилль, решив пока не выдавать свое знание абсолютного языка.
— Великий Трэйкхан Кхейл приносит вам свои извинения за удар, который был вынужденной мерой. И я, пожалуй, присоединюсь, хе-хе, вы, высшие эльфы, едва ли не единственные на свете, не сделавшие мне зла, хоть и подозреваю, что исключительно в силу того, что мы с вами не пересекались, хе-хе.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
