Пленники покорно полезли в укрытие через брешь, оставленную между краем стола и переборкой. Улиар, заползший в укрытие последним, загородил эту брешь еще одним стулом.
Наконец Джинзлер с горечью осознал, что произошло. Звери, запертые в клетке собственного изготовления.
Раздался звук шагов, и сквозь щель между стульями проявилось лицо Берша.
— Вот видите? — злобно произнес джерун. Его рука была прижата к боку, и насекомые постепенно оседали на ней, возвращаясь в состояние покоя. — Даже люди способны слушаться приказов.
Никто не ответил.
— Ладно, мы у тебя в руках, — выпалил Джинзлер, решив, что кто-то должен, в конце концов, выяснить, что здесь происходит. — Чего ты хочешь?
Рты Берша изогнулись в ухмылке.
— Вашей смерти, конечно, — сказал он. — Осталось лишь выбрать способ. — Он указал на других джерунов, которые накладывали что-то вроде целебной мази на своего собрата, подстреленного Формби. — Пурпш, к примеру, жаждет перестрелять вас прямо здесь, чтобы он мог насладиться вашими предсмертными криками. Особенно твоим, аристократ Формби. Но я решил позволить вам самим выбрать способ казни.
— Вам это с рук не сойдет, — огрызнулся Улиар. Слова звучали вызывающе, но Джинзлеру голос старика показался просто усталым.
— Почему же? — невозмутимо ответил Берш, наматывая рукав обратно на притихших насекомых. — Ваши драгоценные джедаи и имперские штурмовики мертвы — не в последнюю очередь благодаря нашей диверсии в турболифтах, где их заперли. Кто еще нас остановит?
— Мы, — прорычал Улиар. — Мы готовились к этому пятьдесят лет. Думаешь, мы не сумеем ничего противопоставить?
— Сомневаюсь, — сказал Берш. — В любом случае, едва ли до этого дойдет. Связь по-прежнему глушится — вы даже не сумеете предупредить своих жалких колонистов об опасности. К тому времени, когда они поймут, что происходит, мы будем уже далеко. — Он улыбнулся. — Впрочем, и вы тоже — на пути в преисподнюю.
Джерун встряхнул своим балахоном. С негромким лязгом несколько небольших предметов упали на палубу.
— Подарок для оставшихся колонистов "Сверхдальнего", — пояснил он. — Несколько малюток уже вдоволь полакомились в турболифтах; ну а эти займутся жилыми палубами.
Нахмурившись, Джинзлер наклонил голову набок и прижался щекой к стулу над головой, пытаясь сквозь щель между стулом и краем стола разглядеть, что происходит снаружи. Он увидел полдесятка продолговатых существ, которые, растянувшись во всю длину, поползли в направлении ближайших стен.
У него перехватило дыхание.
— Токоеды.
— Превосходно, посол, — одобрительно сказал Берш. — Я ведь обещал вам смерть во тьме и холоде, не так ли?
— Что за токоеды? — пожелал знать Улиар.
— Они как кабельные черви, — пояснил Джинзлер, чувствуя, как его внутренности скручивает в узел. — Только хуже. Берш выпустил нескольких в магистрали управления "Посланника Чафа" и едва не обесточил их. — Он поднял брови. — Ведь это твоих рук дело, верно?
— Мы пройдемся по кораблю, — сообщил Берш Улиару, проигнорировав вопрос. — Выпустим оставшихся питомцев — для должного эффекта. После этого — оставим вас наедине с собственной судьбой.
— Не нужно убивать этих людей и уничтожать их дом, Берш, — заговорил Формби. Его голос был невероятно спокоен: практически ничто не выдавало той мучительной боли, которая пульсировала в его истерзанной руке. — Если вам нужен "Посланник Чаф", забирайте его.
Берш фыркнул.
— Ты недооцениваешь нас, аристократ. Дипломатическое судно чиссов? Не смеши — у нас на уме куда более грандиозные планы. — Он повел рукой в сторону волкилов. — И раз уж речь зашла о планах: мы оставим зверей здесь — чтобы убедиться, что вы будете сидеть смирно, пока мы не закончим. Полагаю, вы уже заметили, как трудно их убить. Если все же это ускользнуло от вашего понимания — или если кто-либо из вас предпочитает быструю смерть взамен долгой и мучительной — ваше право испытать на себе остроту их когтей.
— Берш? — снова позвал Формби.
Но Берш уже повернулся к ним спиной и зашагал к двери. Снова выглянув в щель, Джинзлер увидел, как два невредимых джеруна подхватили под руки раненого сородича и поспешили за командиром. Дверь со скрипом отъехала в сторону, и Берш окинул коридор быстрым взглядом. Через мгновение вся четверка инородцев исчезла за дверью.
Джинзлер переключил внимание на трех волкилов. Те мерно расхаживали по залу, продолжая зализывать раны и то и дело останавливаясь, чтобы обнюхать своих мертвых жертв. При этом они не спускали глаз с пленников, которые забаррикадировались в углу.
— Не понимаю, — дрожащим голосом прошептала Розмари. — Что им от нас нужно?
Улиар вздохнул.
— Расплата, инструктор, — проговорил он. — Расплата за преступления реальные и мнимые.
— Какие преступления? — удивилась Розмари. — Чем мы так досадили джерунам?
— Мы ничем не досадили джерунам, — горько сказал Улиар. — В том-то и проблема.
Джинзлер повернулся и уставился на директора.
— Что?
— Вы разве не знали, господин посол? — проворчал Улиар, мрачно сверля Джинзлера взглядом через плечо Розмари. — Берш и его друзья — вовсе не джеруны. Они — вагаари.
ГЛАВА 19
Джинзлер уставился на него непонимающим взглядом; перед глазами стремительно проносились эпизоды путешествия на "Посланнике Чафе". И как только Улиару могло в голову прийти, что такой непритязательный и робкий народец мог быть расой пиратов и рабовладельцев?..
Но прежде чем возглас удивления сорвался с языка, последний, самый яркий образ тяжелым занавесом затмил все предыдущие: безмятежное спокойствие, с которым Берш взирал на то, как волкилы расправляются с людьми и чиссами.
— Как вы узнали? — спросил он.
— По голосам, — в пустоту сказал Улиар. В его глазах застыла застарелая боль. — Или, точнее, по их речи — когда они впервые заговорили на родном языке, перед тем как атаковать. Я слышал такое произношение лишь однажды — но забыть его невозможно. — Его взгляд снова сфокусировался. — Вы вправду не знали, кто они?
— Разумеется, нет, — сказал Джинзлер. — Неужели вы думаете, что мы пустили бы их на борт "Сверхдальнего"?
— Не знаю, — мрачно произнес Улиар. — Кое-кто из вас мог бы. — Он обратил взгляд на Формби. — Например, наследники тех, кто когда-то пытался уничтожить "Сверхдальний перелет".
— Это нелепо, — процедил Формби, морщась от нестерпимой боли. Он лежал на боку, прислонившись к стене и положив голову на колени Фисе. Кровавое пятно на его рукаве заметно разрослось. — Я уже говорил вам: Доминация чиссов не имеет отношения к атаке на "Сверхдальний". Это дело рук Трауна и только его.
— Допустим, — протянул Улиар. — Но что насчет вас, аристократ? От чьего имени вы действуете?
— Может, прекратим препираться по пустякам? — огрызнулась Фиса. — Нужно срочно оказать помощь аристократу Чаф'орм'бинтрано. Где у вас медцентр?
— Вам так важно знать? — прорычал Улиар. — Эти твари убьют любого, кто попытается сбежать.
— Нет, — возразила Фиса. — Во время сражения они атаковали только тех, у кого было оружие. Если мы не будем вооружены и не станем делать угрожающих движений, думаю, они нас не тронут.
— Интересная теория, — пренебрежительно бросил Таркоса. — Для ее подтверждения вы готовы подвергнуть риску наши жизни?
— Только свою, — отрезала Фиса, пытаясь поудобнее расположиться в стесненном пространстве. — Я пойду.
— Не надо, — вмешалась Эвлин. — Я видела, как один из них разговаривал с животными. Кажется, он приказал никого не выпускать из комнаты.
— Действительно, — проворчал Улиар, и его тон внезапно изменился. — Интересно, а как ты это узнала?
— Не знаю, — ответила Эвлин. — Просто мне так показалось.
— Я готова рискнуть, — не унималась Фиса. — Я согласна.
— Я не согласен, — сказал Формби, осторожно коснувшись ее руки. — Ты останешься здесь.
— Но…
— Это приказ, Фиса. — Дыхание аристократа стало затрудненным: начала сказываться потеря крови. — Мы все останемся здесь.
— И это хваленые чиссы? — презрительно бросил Таркоса. — Значит, просто сидеть и ждать, когда смерть придет сама собой?
— Может, на это и надеются вагаари, — пробурчал Кили. — Может, их токоеды не так опасны, как они утверждают. Может, они только и ждут, когда мы выберемся, и звери разорвут нас на кусочки.
— То есть мы должны сидеть здесь и ждать смерти? — огрызнулся Таркоса.
— Никто из нас никуда не пойдет, — решительно сказал Джинзлер. — В этом нет необходимости. Джедаи и имперцы все еще на свободе. Они нас найдут.
Кили фыркнул.
— Джедаи, — бросил он так, будто слово было ругательным.
— Нет больше никаких джедаев, — сказал Улиар. — Вы слышали, что сказал Берш. Они все мертвы.
— Поверю, когда увижу трупы. — Джинзлер вновь извернулся и заглянул в щель между стульями. Волкилы прекратили слоняться по залу и подбрели к импровизированному блиндажу, вероятно, привлеченные голосами. Теперь они расхаживали на расстоянии вытянутой руки от укрытия, навострив уши и приоткрыв пасти.
— Нам нужно оружие, — пробормотал Улиар. — Да, именно так. Оружие.
— У тех людей было оружие… и у чиссов тоже, — напомнил ему Джинзлер, глядя мимо волкилов на тела, разбросанные по палубе у дальней стены. — Помощь — вот что нам сейчас нуж… — Он оборвал реплику на полуслове. Его взгляд задержался на ближайшем из мертвых миротворцев и комлинке, пристегнутом к его поясу.
Том самом комлинке, к которому тянулся юноша, когда Улиар распорядился отключить глушение.
— Директор, — сказал он, пытаясь не выдать голосом внезапное возбуждение. — Будь у нас один из комлинков миротворцев, мы смогли бы вырубить постановщик помех?
— Будь у нас комлинк — разумеется, — кивнул Улиар. — В него заложена специальная многочастотная последовательность команд, позволяющая миротворцам связываться друг с другом и с узлом управления.
— Вы знаете, как ею пользоваться?
— Конечно, — проворчал директор. — В свое время я тоже служил миротворцем.
— Вот только незадача: до ближайшего комлинка — метров десять, не меньше, — указал Таркоса. — Желаете предложить этим милым животным сделать одолжение и принести его сюда?
— Нет. — Джинзлер посмотрел на Эвлин. — Не животным.
Их взгляды встретились, и впервые за все время пребывания на "Сверхдальнем" Дин увидел в глазах девочки страх.
— Нет, — прошептала она. — Я не могу.
— Ты можешь, — настойчиво сказал Дин. — Ты должна.
— Нет, — категорически отрезала Розмари. — Вы ее слышали. Она не может.
— Не может чего? — внезапно насторожился Улиар.
— В ней нет ничего особенного, — настойчиво произнесла Розмари, предупреждающе глядя на Джинзлера.
— Есть, — уперся тот. — И вы это знаете не хуже меня. Розмари, это наш единственный шанс.
— Нет! — выдохнула Розмари, покрепче прижав к себе дочь.
— Выходит, я был прав, — тихо сказал Улиар.
Розмари крутанулась в его сторону.
— Оставьте девочку в покое, — вскрикнула она дрожащим голосом. — Вы не отправите ее умирать на "Д-3". Я не позволю.
— Ты не посмеешь нарушить закон, — прогремел Улиар.
— Она ничего не сделала! — огрызнулась Розмари. — Как вы можете судить ее за то, в чем она не виновата?
— Она — джедай! — рявкнул Таркоса. — Закон не предусматривает исключений.
— Тогда это тупой закон, — встрял Джинзлер.
Все три предводителя Уцелевших внезапно повернулись к нему и прожгли посла неистовым взглядом.
— Не лезь не в свое дело, чужак, — прорычал Таркоса. — Что ты знаешь о нас и о том, через что нам пришлось пройти?
— Значит, все из-за этого? — вспыхнул Джинзлер. — Из-за этого вы не даете детям развивать таланты и способности, которые принадлежат им по праву рождения? И надо же, каков предлог… события, произошедшие полсотни лет назад! Когда они еще даже не родились!
— Нет, — взмолилась Эвлин. Ее глаза заблестели от слез. — Пожалуйста, посол. Я не хочу. Не хочу быть джедаем.
Джинзлер покачал головой.
— У тебя нет выбора, — тихо сказал он. — Никто из нас не выбирает, с какими талантами и способностями суждено родиться. Мы можем лишь принять этот дар и жить с ним, совершенствовать и использовать по назначению — либо зарыть его в землю и притвориться, что его никогда не было.
Он неуклюже повернулся и взял девочку за руку. Она дрожала, а кожа была холодной, как лед.
— Ты можешь использовать Силу, Эвлин, — сказал он. — Это величайший и очень редкий дар. Ты просто не можешь от него отказаться.
Девочка посмотрела на него, смаргивая слезы. Ее взгляд был таким напряженным — и при этом таким целеустремленным…
В это мгновение Дин как будто перенесся на много лет назад: ему снова было четыре, и он впервые в жизни видел свою сестру Лорану. Видел ее настороженность и неуверенность, когда она отвернулась и пошла прочь; чувствовал обиду и негодование оттого, что она занимает в сердцах родителей особое место.
Но так ли это было?
Он покрепче сжал руку Эвлин, чувствуя, как воспоминания, которые он столько лет пытался упрятать под замок, подобно горному потоку врываются в его сознание, смывая тщательно выстроенную им систему самооценок. Вот мама хвалит его за успешное окончание четвертого класса школы. Вот отец восхищается его находчивостью, после того как они вместе сумели отремонтировать домашний голотеатр. Вот другие образы — десятки образов — доказывающие, что его давняя убежденность в родительском пренебрежении к младшему сыну не стоит и выеденного яйца.
Это была абсолютная и полнейшая ложь. Ложь, которую он сам сочинил и которую повторял про себя снова и снова, до тех пор, пока не поверил в нее. Ложь, которую он создал по одной-единственной причине.
Зависть.
Теперь он понял, что не испытывал к Лоране ненависти. Он всего лишь ненавидел то, чем она стала, — потому что подобная участь была его собственной недостижимой мечтой.
Он закрыл глаза. Так просто… но ему понадобилась почти вся жизнь, чтобы наконец увидеть правду.
Или, быть может, просто сознаться в этом самому себе. Ведь в глубине души он знал все это с самого начала.
Он снова открыл глаза; и как только это произошло, образ Лораны растворился в дымке памяти, вернув его обратно на потерпевший крушение корабль, под импровизированный блиндаж, где он сжимал руку маленькой девочки.
Джинзлер повернулся к Улиару.
— У нее есть Сила джедая, директор Улиар, — сказал он. — И всегда будет. Вы должны гордиться тем, что знакомы с ней.
Глаза предводителя Уцелевших сверлили его, как пара голодных дюракритовых слизней. Но, видимо, было что-то такое в лице посла, что удержало Улиара от дальнейших споров. Директор лишь презрительно фыркнул и отвернулся, не сказав ни слова.
Джинзлер по очереди оглядел Таркосу и Кили, бросая каждому из них молчаливый вызов. Но то, что увидел Улиар, явно не укрылось и от них; оба промолчали.
Наконец он повернулся к Розмари.
— А теперь последнее, самое важное, — сказал он. — Ей нужно одобрение тех, кого она любит. Самое главное — она заслужила это.
