— Это аргумент, — ворчливо огрызнулась духовник, когда удалось схватить воздуха в неожиданном забеге. — Вот только Комета не в курсе текущего календаря.
В отличие от травницы, она не питала никаких радужных надежд относительно неожиданно обнаруженного свеченья. Все её дурные предчувствия внезапно обрели вполне конкретный вектор приложения, ознаменовавшись набором теней на фоне нестерпимого сиянья. От одной из них расходился удушливый фон крепкой, но какой-то искорёженной силы, будто нарастающее излученье, иль выпущенный на волю газ. Танка ещё успела подумать, что такое же ощущение возникало возле отца, когда он снимал, наложенную на время задания заглушку резерва, как край собственной ауры дрогнул от соприкосновения с отдачей чужого заклятья. Поток сырой, неконтролируемой силы ударил по ногам. Земля волною поднялась и резко схлынула, опрокидывая девиц со своего гребня под склон резко вытянувшегося в небеса крутого холма.
— О! Вспомнила, — просипела чуть оглушённая падением Танка. — Я хотела никуда сегодня не выходить.
Рядом неразборчиво простонала Валент, скатившаяся весьма неудачно в какую-то звериную борозду. Вряд ли она могла знать об угрозе для наследницы Ворожея или ужасном гороскопе, полном белых пятен и странных знамений, но было приятно уже то, что кто-то страдал вместе с тобой, при этом делал это добровольно и от всей души. Эти тихие хрипы казались пением золотых птиц из Небесных кущ в той гнетущей тишине, что тяжёлым пологом опустилась сверху. Казалось, она даже пахла свежей сосной или скорее мрамором, такой гробовой была.
Яританна осторожно приподняла голову. Даже сквозь закрытые веки сияние, исходящее с вершины холма казалось слепящим. Белоснежный, словно искусственно лишённый оттенков свет чуть пульсировал, заставляя входить в единый с ним ритм окружающее пространство. Ритм тот был дик, прерывист и чужд живому, но так силён, что подчиняясь его давлению, входили в резонанс и небо и земля. В центре пропитанного силой ореола, насколько можно было рассмотреть, пятном абсолютного мрака высилась чёрная фигура. Разворот плеч, застывших жёсткой бронёй какой-то реликтовой твари, выдавал в стоявшем мужчину (вряд ли здесь могла оказаться женщина с пришитыми к плащу наплечниками). Глубокий капюшон прикрывал голову чародея. Полы длинного плаща хлопали в потоках поднимающейся силы тяжёлыми крыльями птицы-рух. Сиянье от этих взмахов, будто дрожало, что делало стоящую у огромного плоского камня фигуру ещё внушительнее.
"Проклятая кровь", — в смятении подумала Чаронит, заворожённо вглядываясь в сотканную из силы и властности фигуру своего потенциального убийцы.
Нежное девичье сердце дочери боевого чародея трепетало от мощной ауры, подобной которой не видели во всём княжестве. Пусть трепет тот был сродни дрожи добычи пред хищником, незнакомое чувство перехватывало дыханье восторгом. Яританна с жадным упоением, практически обожанием скользила взглядом по фигуре столь милого всему её кровожадному и охочему до агрессивной силы естеству чародея. Боевики, что попадались в её поле зрения, изрядно расшатали пьедестал под светлым образом могучего, сильного и мудрого война, героя и настоящего мужчины. Злодей же её ожиданий не обманул: был грозным могущественным и явно беспощадным. Всё в нём от укрытой сиянием макушки, до подошвы сапог идеально укладывалось в образ человека, способного сокрушить мир. Сапоги привлекли особое внимание замёрзшей в ноги девицы. Высокие, дорогие, из плотной кожи, с крепкой подошвой и одной пряжкой. Отчего-то именно эта пряжка никак не давала ей покоя. Наверное, потому что была одной на два сапога, что для педантичной тенеглядки было сродни вызову.
— Тан, это ты? — раздался позади тихий опасливый шёпот, и маленькая ладошка подёргала не реагирующую блондинку за подол. — Та-а-а-а? Танка, это же ты меня сейчас за ногу трогаешь?
Духовник не отрывала взгляда от пугающего чародея. Надежда на то, что горячая влажная пятерня на лодыжке, принадлежит боевой подруге, таяла по мере того, как глаза травницы привыкали к яркому свету. От пятерни тянулась длинная конечность, переходящая в неявно проступающее распластанное тело. Из него хаотично торчали какие-то ветки и лоскуты ткани, создавая эффект неухоженной кучи мусора. Тело конвульсивно дёрнулось, подняло мохнатый клок-конечность и булькающим голосом Стасия пробормотало:
— С-с-струха, пшли домой...
— А-а-а-а!!!! Упырь!!!! — вполголоса взвизгнула Алеандр и, суча ногами, попыталась вывернуться из захвата.
— Где!?! — испуганно вскрикнул пьяненький мужской голос под боком.
— Кто!?! — практически ловко встрепенулась "упырьская куча" и с силой рванув на себя девицу, попыталась толи убежать с ней, толи спрятаться за щуплым тельцем.
Перепуганная травница попыталась отбиться от надвигающейся справа второй кучи, но руки предательски завязли в чём-то напоминающем человеческие волосы
— А-а-а-а-а!!! — заголосили они уже втроём, слаженно и звонко; лишь голос Равелия чуть выбивался из общей ноты: сказывалось отсутствие семейственности.
В этот момент Яританна отчётливо поняла, каково на вкус пресловутое "кабздец". Слово отдавало ароматом тлена, крепким душком жжёных трав и тем специфическим привкусом, что был знаком каждому духовнику, работающему с разрывами реальности. Повелитель этих страшных ароматов на данный момент медленно оборачивался на шум возни, удерживая кончиками пальцев норовившие вывернуться нити заклятий. Танка, смиренно ожидая собственной кончины (всё же Сосновский убить наследницу Ворожея был просто обязан), отключилась от происходящего, сосредоточившись на тёмной фигуре.
Зря. Стоило бы прислушаться к нешуточной борьбе за свободу, развернувшейся за её спиной между юной чародейкой и двумя странного вида субъектами, пахнущими брагой и выгребной ямой. Эл, охваченная паникой, сражалась так отчаянно и яростно, что "упыри" никак не могли скрутить своевольную жертву. Жертва в очередной раз взвыла дурным голосом и мощно брыкнулась, метя "упыряке" в челюсть. Увы, тварь оказалась неловкой и рухнула на бок самостоятельно, в то время как удар пришёлся в спину замершей блондинке, утянув за собой и травницу, и монстра. Танка успела лишь растерянно квакнуть, от резкого и очень болезненного из-за пустого резерва включения ночного зрения, прежде чем повалиться лицом в столь полюбившиеся сапоги. Уже уходя за грань сознания, она ощутила вибрацию распахнутой воронки и рывок, вскидывающий её безвольное тело вслед за тёмным чародеем. Стоило Алеандр облегчённо выдохнуть, когда одна из цепких рук перестала сдавливать её рёбра, а мелкие звёздочки от удара померкли, как из-под неё будто выдернули мягкое тело напарницы. Собственный зад двинулся следом, как приклеенный к чужой пояснице. Взвизгнув ещё раз, девушка сильнее вцепилась в "умруна" вонючего, но весьма устойчивого. Теперь уже тот попытался отцепиться от рвущейся в поднебесье добычи, хватаясь за всё в подряд, но тело беспощадно отрывалось от земли, влекомое непреодолимой силой. Схваченный за ногу второй "умрун" пронзительно заголосил, когда потоки энергетического ветра закрутили его в своих вихрях. Он рванулся раз-другой, кролем рассекая невидимые глазу волны, пальцы отчаянно коснулись поверхности раскалённого добела алтаря...
Неподалёку пронзительным светом вспыхнуло чьё-то атакующее заклятье в тряске сгорающего телепорта и эсхатологическая воронка схлопнулась россыпью мерцающих трещин-разломов.
* * *
* * *
**
* * *
*
* * *
*
* * *
**
На окраине Новокривья, в районе старого города, что до падения Кровавого Князя был просто одной из многочисленных крепостей, чуть обветшалой и оплывшей, как уволенный в запас воевода, стоял большой особняк. Среди каменных домов, рассыпающихся заборов и остовов каких-то исторических памятников он выделялся разве что только относительно новой крышей. Ремонтная служба, в порыве небывалого альтруизма, ни с того ни с сего охватившего градоправителя, сменила формовочную черепицу, покрытую трещинами и лишайником поверх изящных гербовых штампов, на листы заговорённого железа. Дешёвый, разворованный ещё на этапе добычи, материал уже успел зацвести рыжеватыми хризантемами на стыках и отчаянно грохотал загнувшимися краями при малейшем порыве ветра. В дождь же под высокими сводами могучего дома гуляло эхо демонских оргий.
За свою долгую и порядком изнуряющую жизнь зимний сад семейства богатых ростовщиков, державших половину доходных домов столицы, успел примерить на свои обшарпанные плечи десятки ролей. Росли под его крышей диковинные оранжерейные цветы, кусавшие на потеху Царскому наместнику прогоняемых строем полуголых подростков. Носились меж стен стоны раненых, когда, гонимые Первой Битвой Чародеев, квартировали здесь сёстры милосердия. Рыдали и молились перепуганные девицы, брошенные агитацией и высокими идеалами на подступы фронта, сперва над растерзанными телами бойцов, а после в ногах их названных братьев, что прикрываясь стягами Великого Вождя шли не защищать родную землю, а убивать и насиловать Царское отродье. А после здесь был чудесный детский дом. Прямо так на костях расстрелянных девочек и их подопечных, пристроив несколько кирпичных аппендиксов и разбив перегородками огромное пространство на холодные мрачные комнатушки. Живи, детвора! Славь новую власть! И жили, и славили, пока новая власть дом "Царского прихвостня" не передарила. Ах, чего только не видели эти мрачные стены! И голод тюремных отстойников на этапах постоянных репрессий, и заунывное хоровое пение нового клуба, и настороженную тишину ревизионных архивов, и суету дешёвых барачных квартирок. А после как-то сам собой возвратился Князь, родившийся в семействе продолжателей дела Вождя — и потёртое, кишащее тараканами и мелкой нечистью, строенье неожиданно исчезло из городских реестров, неплохо маскируясь среди таких же крепеньких, неубиваемых развалюшек.
Уже на подступах к нему душок родимого урочища, пробивающийся сквозь многочисленные артефакты и заглушки, радовал душу нежитеборца предчувствием знакомой работёнки. Затишное и миролюбивое местечко, что, в сравнении с другими подворотнями охваченного смутой Новокривья, могло почитаться весьма безопасным, встретило группу Главы всего парой захмелевших от избытка тёмной силы вурдалаков, да кротким, почти безобидным умертвием. Видать, неупокоенные обитатели подполья, уже успели разбрестись по городу в поисках своих давних обидчиков.
— Всё уяснили? — строго спросил Араон Артэмьевич, скрывая за напускной серьёзностью волненье и неуверенность.
Коли измученные в конец аналитики, выволоченные призывом беспрестанно транслируемой клятвы, на служение интересам Замка, смогли правильно сопоставить информацию по практикам, то именно в этом непримечательном особнячке помеченном табличкой "Историческая ценность" сейчас мог находиться Медведь. С коварной твари, спланировавшей масштабные беспорядки, вполне могло статься удрать из страны, пока не уляжется пыль на могилах противников. Хотя затесавшийся в группу экспертов диагност и жарко уверял, сыпля какими-то "психотипами", "душевными конструктами" и "векторными слепками", что мозг и главный исполнитель присутствовать в гуще событий просто обязаны, иначе отлаженность системы была б на другом уровне. Что ж простым боевикам, которых удалось выцепить с улицы прямо в разгар сраженья, такие данные были лишь на руку. Точнее именно такая информация чародеям, взбунтовавшимся против слепости княжеских лизоблюдов, была жизненно необходима. Ведь, рано или поздно действие Кометы прекратится, нежить удастся перебить, а пред уставшими, измотанными противостояньем бойцами появятся улыбающиеся инквизиторские твари. И лучше к тому времени бросить под княжеские ножки виновника "народных волнений", чтобы самому не оказаться распятым над воротами резиденции. Это прекрасно понимал не только Важич. Простые горожане, решившие сражаться на улицах за безопасность собственных жилищ, стражники, примкнувшие к уверенному и адекватному руководству, мирные чародеи, стремящиеся помочь хоть чем-то — все были связаны тонкой чёрной нитью потенциальных траурных лент, если к рассвету здравые объекты для сиятельного гнева не будут предъявлены.
Окружившие строение боевики были предельно собраны и настороженны. Многие из них уже зияли дырами в защитных костюмах и ополовинили резерв, но никто не смел даже думать об отступлении. Благо, за безопасность собственных домов и близких не следовало переживать: на место изрядно уставших чародеев явились молчаливые крепкие парни, прятавшие под чёрными рясами жрецов боевые жезлы и заговорные клинки. Оперативные тройки из чародея и парочки преисполненных благодати Триликого ходили меж домов, уничтожая нечисть и силою молитв и клятв призывая всех на сторону верных Князю Мастеров.
Мастера готовились к худшему, сжимали в руках оголённые мечи, жезлы и самострелы, плели в сознании заготовки под щиты и стихийные плети, но не трогались с места — ждали отмашки своего командира. Арн же медлил. Странное предчувствие упорно мешало ему просто рвануться штурмовой группой в лишённое особой защиты здание. Наконец, ноющий мениск и паранойя взяли верх.
— Первая пятёрка, заходите с севера, ни одного лишнего звука. Людей вырубать, но не калечить. Возможны заложники, — Глава проследил за удалением боевиков и обратился к следующим: — Вы идёте со стороны фронтона. Вы — берёте на себе окна первого этажа. Внимание не привлекать. Кристалл записи мне быстро! Я пойду один.
Что странно, ещё несколько дней назад, (да что дней!) ещё сегодня утром на подобное заявление из уст едва получившего младшего Мастера чародея встретило бы активное сопротивление. В первую очередь противился бы здравый смысл. Теперь же недовольных не нашлось. Напротив, боевики, приободрённые решительным настроем начальства, реагировали быстро и слаженно. Даже артефакт был доставлен в кратчайшие сроки, не иначе как выломали его прямиком из охранной системы ближайшего архитектурного памятника. Сам Араон, пожалуй, предпочёл бы, чтобы заветный кристалл искали подольше, дав молодому человеку возможность собраться с духом перед решающим шагом, но пришлось напоминать себе, что он не просто чародей, недавно окончивший своё обучение, а Глава Замка Мастеров и не имеет права на сомнения и нерешительность. Прикрепив на пояс громоздкий артефакт и оправив защитную куртку, молодой человек мельком осенил себя знаком Триликого и шагнул в тень высоких створчатых дверей.
Входная комната была небольшой и тёмной. Из угловых подпорок, столь удобных для установки арбалетов и охранных пластин, щерились крючья выломанных в спешке артефактов. Остаточные искры потревоженных чар, ещё пробегали по их краям, накаляя до слабого красноватого свечения. Густой бордовый полумрак, делал заброшенное пространство особенно глухим и пустынным. Коли Глава и ожидал сразу же столкнуться с Медведем, едва переступит порог, то виду не подал. Он сам до конца не мог разобраться, разочарован ли отсутствием врага, или испытывает некое облегчение от того, что не был встречен рядом щерящихся ловушек и смертельных заклятий. В душе чародея не было страха пред боем с более опытным и, возможно, превосходящим по силе противником. Он вообще относился к тому типу людей, что просто не умеют бояться конфликтов и исподволь ищут их, лишь бы иметь возможность лишний раз в этом убедиться. Ещё с раннего детства, когда чародейский дар глубоко дремал, младший Важич бесстрашно бросался на любую нечисть и затевал драки со старшими мальчишками. Тогда им управляло единственное желанье проявить себя да восстановить справедливость. Сейчас же непривычное чувство ответственности, давящее на шею золочёной удавкой, заставляло медлить, рассчитывать каждый шаг под навязанным гнётом, грозило предчувствием фатальной ошибки. Сжав плотнее ручку примотанного цепью серпа, даровавшего некое подобие спокойствия, Араон Артэмьевич Важич двинулся вглубь здания, стараясь ступать мягко и осторожно.
