— Но кому нужно нас так вести? Словно бы дичь загоняют в капкан. Так онтокса ведут к яме, не давая ему уйти в чащу, — затянул Рагмар.
Он хорошо знал, о чём говорил, лучший охотник племени, где ему не нашлось места. Этот мир менялся слишком быстро. А может, не мир, а обитатели его? Рагмар пока что не нашёл точного ответа на этот вопрос.
— Или заказчику, или людям, которым не хочется выполнения этого заказа, — протянул Олаф.
Он тоже знал, о чём говорил, человек, прежде звавшийся Бесшабашным — а потом прозванный Везучим. Ещё бы. Ведь он — выжил...Единственный из всего отряда — но выжил...И помог ему в этом сам Ричард, будучи ещё подростком. Подростком — по возрасту: к тому времени он уже давным-давно повзрослел. Сгорели в пламени его детство и юность, сгорели в один день, а золу растоптали убийцы родителей под стоны заживо сгоравших людей...Да, Ричард уже забыл, был ли он когда-нибудь ребёнком или нет...А может, и не было ничего такого? И он с самого рождения сидел, вперив взгляд свой в очередную книгу?.. Нет, не может такого быть! Хотя...Кто его там знает?..
* * *
Есть такие люди, о которых говорят "застёгнут на все пуговицы". Рудольф был из таких — причём в самом прямо смысле слова. Он всегда был одет, словно бы через минуту — на приём к отцам города, а то и к самому бургомистру. Видимо, маг ждал этого, но никак не мог дождаться. А время он любил проводить, тренируя молодых магов. Большинство из них нашло себя в наёмничестве, кое-кто остепенился и осел в одном из городов Двенадцатиградья. Но где бы они ни были, каждый первый день осени к Рудольфу на стол ложилась кипа бумаг: ученики присылали письма. Никто уже не помнил, кто первым из подмастерий Дельбрюка завёл традицию присылать ему обстоятельные доклады о том, что произошло за год после окончания обучения.
Но как-то оно получилось, что Рудольф теперь собирал целый ворох бумаги раз в год. Городские скороходы загодя готовились к доставке, чистя сапоги и отдыхая денёк-другой перед этим: за прошедшие годы у мага в учениках побывало столько людей, что они своими письмами заполняли целый сундук! И не самый маленький сундук, следует заметить.
Получив письма, Рудольф терял — единственный раз за год! — самообладание, ходил по дому, нервно заложив руки за спину, что-то шептал себе под нос. Мало кто мог сообразить: Дельбрюк волнуется! Да-да! С виду невозмутимый маг, прошедший огонь, воду и трёхлетнее перемирие со всеми соседями Лефера (последнее было ужаснее и труднее всего), Рудольф волновался и собирался с духом. А когда солнце клонилось к закату, он наконец-то садился за письменный стол и доставал аккуратный, короче указательного пальца, ножик для писем и...
Рука его едва заметно подрагивала, что лучше всего было видно по кончикам пальцев. Они стучали по рукоятке ножика, словно змеи, которые желают, но не могут обвить отбивающуюся добычу. И вот наконец дичь слабела: Рудольф наконец-то брал ножик в руку — всегда левую — и начиналось священнодейство.
Сперва делался небольшой надрез, поверх сургучной печати. Мэтр рассматривал сквозь образовавшуюся щёлочку буквы с пару-тройку мгновений. Затем ножичек откладывался в сторону, и конверт вскрывался пальцами, прекращавшими дрожать, едва на свет появлялся сложенный вдвое, втрое, а то и вчетверо листок или несколько листков. После чего Рудольф уходил в чтение письма. Едва оно заканчивалось, как Дельбрюк брал в левую руку ножик, и всё повторялось заново.
Действо затягивалось до самой зари, и после Рудольф ещё долго, очень долго сидел за столом, вглядываясь через распахнутое настежь окно в алеющий горизонт. Он, видно, думал, как они там, его ученики, говорят ли правду или подвирают, желая похвалиться перед учителем.
И только дважды за девять лет (сколько был в учениках Ричард) установленный порядок нарушался, оба раза — по вине самих учеников. Письма приходили не от них самих, а от родственников, друзей или городских чиновников. Вместе с серебристыми чернилами в дом приходила смерть: в Двенадцагтиградье принято было в письме сообщать об уходе в лучший мир чернилами серебряного цвета. И только великий человек удостаивался золотого цвета.
Ричард подозревал, что Рудольф специально сперва делал маленький надрез, дабы увидеть цвет букв. Значит, уже несколько раз до его ученичества Дельбрюк узнавал о смерти "птенцов" своих.
Если приходили "серебряные" письма, то все нераспечатанные конверты отставлялись, а Рудольф принимался мерить шагами свой кабинет. После он, не надев (единственное исключение из правил!) шляпы, покидал дом и бродил по улицам Лефера. И хотя час был поздний, никто на улице и пальцем не решался тронуть мэтра: все знали, что в отместку он может сжечь обидчика. А в случае чего наёмники просто переломают кости дураку, и даже в самом дальнем уголке Двенадцатиградья ему не скрыться.
Но в остальные дни распорядок был совершенно иным. Если засыпать было позволено практически в любое время, то проснуться подмастерья (а их у Рудольфа всегда было несколько, самых разных возрастов) должны были с восходом солнца. Это значило, что летом приходилось просыпаться очень рано, зато зимой можно было выспаться на славу.
Потом — короткий урок самого Рудольфа или одного из старших учеников. Обычно это были лекции по основам магии, но могли устроить и урок грамматики. Более всего Ричард любил уроки истории. Если Дельбрюк позволял старшим подмастерьям вести какие-нибудь другие предметы, то историю читал сам, в каком бы состоянии он ни был. Магус помнил, как однажды Рудольф пришёл, истерзанный жестокой простудой, с побагровевшим носом и слезящимися глазами. Всего за час до того учитель едва шевелил языком, а изо рта его вырывались скорее хрипы, чем слова. Но рассказ об истории магии и магов Рудольф провёл без единой запинки, чистым голосом, так, будто бы и не болел вовсе.
А потом начиналось самое интересное...
Когда Ричард едва оправился от усталости и ран, Рудольф привёл его на последний, третий этаж дома. Стены были обиты стальными листами. Но странное дело, они отливали багрянцем... Но не кровавым, нет! Именно такого цвета пламенеющее рассветом солнце, которое встаёт над миром, чтобы даровать жизнь и радость всем его обитателям. Что же это был за металл? Когда Ричард приблизился, он разглядел, что сталь эта имеет оранжевый оттенок.
— Что это, мэтр?
Магус ещё в первый день начал обращаться с таким почтением к Дельбрюку. "Застёгнутый на все пуговицы", этот маг и вправду вызывал уважение. Может быть, что-то было в самой этой походке, в манере держаться?
— Вы, Ричард, никогда не слышали об этом металле. И никогда не услышите. Сюда пошла руда, привезённая из очень далёкого места... Очень и очень далёкого. Земля эта стала дном океана после Великой Замятни. Говорят, его завезли сюда наши предки, создавшие города — опоры Двенадцатиградья. Точнее, Тринадцатиградья... Хотя...
Маг замахал головой, будто бы прогоняя мысли прочь.
— Не стоит Вам, Ричард, забивать этим голову. Лучше займёмся практикой.
Рудольф знаком приказал Магусу отойти к двери, и тот поспешил подчиниться.
Дельбрюк поднял правую руку кверху и элегантно щёлкнул пальцами.
Весь этаж был пуст — за исключением противоположного угла, тёмного, в котором угадывались очертания некоей то ли круглой, то ли квадратной штуки...Ага, это покрывало! Оно не освещалось даже светом ламп, тот словно бы боялся бросить отблеск или малейший лучик на эту вещь.
Покрывало само собой начало сползать, и взору Ричарда открылся...шар. Точно такие же Магус видел на ярмарках: в их глубине гадалки рассматривали будущее и рассказывали о нём за звонкую монету. Шар был тёмным внутри, но край его был прозрачным.
Ричард часто думал, что такова же и сама жизнь человека: кажется, чистая и ясная, и всё в ней понятно, а стоит только приглядеться, как мир будущее становится гадательным, неясным и тёмным, обманчивым и постоянно изменяющимся.
— Вот Ваш первый урок, Ричард. Запомните: магия — это сплав разума человека и окружающего мира. Если человек может — он подчинит себе мир. Если не сможет — то мир подчинит его себе. Я не пожелаю Вам второго и буду надеяться на первое. В Вас неплохой потенциал...Но...Посмотрим, сможете ли Вы удержаться между первым и вторым. Итак, что такое магия? Подумайте.
Рудольф смотрел только на хрустальный шар и больше ни на что, и по тону мага чувствовалось, что он собран и устремлён только к одной цели.
Ричард задумался. Действительно, а что же такое магия? Что это ещё за соединение разума и окружающего мира? Разве такое возможно? Человек ведь... Да, а ведь человек действительно зациклен на себе, он никак не связан с миром. Есть только он. За пределы своего тела ему не выйти...
— Мэтр, я не могу понять, как разум человека может выйти за его пределы...Он ведь здесь?
Ричард ударил кулаком себя в грудь. Ведь все знали, что разум в животе, в сердце! Все-все знали!
— Хм...Интересно...Да, Вы правы, Ричард — но по-своему.
Рудольф повернул голову и внимательно, будто бы впервые его увидев, взглянул на Ричарда. Магус много позже узнает, что мэтр только трижды так отвлекался на учеников во время практических уроков.
— А быть правым по-своему — это всё равно что ошибаться...Но, в общем-то, в таком возрасте не следует забивать голову подобными нюансами, мой ученик. Да, действительно, разум наш заключён в нашем же теле, как и наша душа. Мы привязаны к нему и не может уйти вовне. Разве только мы не маги или волшебники. Ах, да, я же совсем забыл!
Рудольф к тому времени уже отвернулся, но Ричард увидел, как краешек рта Дельбрюка дёрнулся улыбкой.
— Мы же и есть маги! Запомните, Ричард. Мы, маги, боремся с миром силой нашего разума. Мы должны подчинить его себе. Заставить его действовать так, как нам захочется. И для этого...мы вступаем в противоборство с ним...
Ричард не сразу заметил, что воздух перед Рудольфом накаляется. Знаете эту дымку, пар, поднимающийся над костром, или что-то там такое, отчего воздух дрожит? Это было именно так!
Потом возникли крохотные красные вихри. Они буравили воздух в двух шагах от мага. Стало жарко. Вихри закрутились ещё быстрее, и ещё быстрее, и ещё, словно бы надеясь обогнать само время — и вдруг взорвались, обратившись в шар, сотканный из пламени. Это было больше похоже на то, как если бы из костра быстро выбросили бы все палки, а пламя сжали гигантскими ладонями и придали круглую форму.
Это было потрясающе красиво. Ричард даже потянулся к этому сгустку пламени, несмотря на опаляющий жар. А Рудольф в этом время делал пассы руками, точь-в-точь как снежок дети лепят. В ответ...пламенны шаг двигался! Точно! Магус заметил, что порождение магии крутился вокруг своей оси, послушный движениям ладоней Дельбрюка. Это было потрясающе! Просто потрясающе!
— Как красиво... — выдохнул Ричард.
— Да. И очень опасно. Пока разум маг удерживает его в человеческой власти, он прекрасен. Когда выйдет из-под контроля — смертельно опасен, — и Рудольф взмахнул руками, бросая невидимый снежок.
Шар понёсся в сторону своего хрустального двойника с тихим шипением, будто жарящееся на сковородке мясо.
Сгусток пламени ударился о хрусталь, и раздался взрыв. Волна разогретого воздуха сильно ударила прямо в грудь Ричарду, и ему пришлось даже сделать шаг назад и прикрыть ладонью глаза. А Рудольф стоял, не шелохнувшись: он сложил руки на груди и легко, легче весеннего бриза, улыбался. Он упивался творением разума своего, будто бы ничего и не было в этом мир прекраснее и важнее, чем владычество над этим самым миром.
Огонь был прекрасен.
Но...
Магус вдруг услышал стоны, и крики, и стоны, и крики...Родители...Сгоравшие заживо...Ричард пошатнулся и схватился за голову. Эти звуки лезли в его голову, и лезли, и лезли, и он был не в силах с этим справиться. Он упал на колени, закрыв лицо ладонями. Рудольф даже не посмотрел на него. Но почему? Почему всегда аккуратный и заботливый мэтр сейчас ведёт себя так?
— Запоминайте каждое моё движение, Ричард. Вам придётся превзойти меня в борьбе с миром — ведь придётся сражаться ещё и с самим собой. Я чувствую, что Вас мучают воспоминания. Боюсь, что они будут мучить Вас ещё долго...Учитесь, Ричард, учитесь фокусировать внимание на силе своего разума и на мире, не подпадая под его власть. То событие, которое пробудило в Вас магический дар, теперь всегда будет возвращаться в Ваше сознание. Не все это выдерживают...Не все...
Рудольф повернулся к сотрясаемому всхлипами Магусу. Глаза Дельбрюка были пусты...Или нет, не пусты? Он что-то вспоминал...
— Те минуты вечно будут преследовать Вас. Вечно. Боритесь, Ричард, не подчиняйтесь, не покоряйтесь...Покорённый миром маг — это страшнее Палача, потому что тот осознаёт, что делает...А мы...
Дельбрюк вышел прочь. А Ричард ещё долго стоял на коленях, не в силах справиться с болей...
А потом...Потом он заставил себя подняться на ноги. И заставил себя жить дальше. Если это можно назвать жизнью...Теперь он всегда будет заставлять себя...
* * *
Глава 5
Смеркалось. Повозка тихонько тарахтела по тропинке, вытоптанной тысячами и тысячами стад коров и овец, сгонявшихся сюда на водопой пастухами. Знойным летом Широчка была настоящим спасением для людей и скота, в тени деревьев спасались от солнца, а в тихих заводях — от жажды. Но сейчас здесь, на удивление, не было ни души. Только трое наёмников да два леферских тяжеловоза — разве много это для полноводного Фера? Могучая река даже не замечала их! Ну в общем-то оно и хорошо: Рагмар надеялся, что духи реки пропустят ватагу с миром и не тронут повозку, не захотят поиграть с нею на илистом дне реки.
— А вот и брод! — радостно сказал Олаф, когда повозка тяжеловозы подняли телегу на очередной холм. — Добрались!
Здесь Фер сужался, и можно было даже разглядеть его дно. Потоки воды обтекали кочки, поросшие осокой, а птицы ходили вокруг да около, высматривая лягушек и мелких рыбёшек. При появлении наших героев обитатели небес взмыли вверх, боясь, как бы не стать ужином.
У Рагмара заурчало в желудке, да так грозно, что даже сам Фер боялся нести свои воды мимо него.
— Ничего, скоро сделаем привал и там наедимся вволю. Хорошо, запасы прихватили с собою из города! Не надо тратить время на охоту, — заметил Олаф, зевая. — Да, хорошо бы сейчас прилечь...
— Кто знает, какой охота будет потом? Лучше прибережём запасы. Вождь, я принесу дичь, как только мы разожжём костёр. Надоело лежать и ничего не делать.
Мышцы Рагмара ныли от безделья, а желудок при мысли о добычи свело ещё сильнее. Ему бы размяться, прогулявшись по лесу и поймав что-нибудь на ужин! Духи этого леса должны быть благосклонны к страждущим путникам, ведь они не принесли ни топоров для рубки дерева, ни факелов, ни короедов с собою. Да, эти гиганты пугали лесных духов, и те с ненавистью встречали охотников! Потому орки никогда не подпускали близко к родной чаще этих монстров, прилагая все силы, чтоб прогнать короедов.
