На неведомых тропинках 1. Шаг в темноту

Водитель зарычал, с другой стороны ему ответили точно так же.

— Почему? — заинтересовалась я, не обращая внимания на злящегося Сеньку, пока не закручу образ обратно в тряпки, подойти ни тот ни другой не осмелятся, что само по себе уже доказательство.

— Знаешь, как так получилось? Старик не рассказал, как освященный предмет стал артефактом? — повернулся ко мне волкоголовый.

— Нет.

— Это не ее дело! — влез водитель.

— Не тявкай о том чего не понимаешь, волчок, — мужчина показал внушительные зубы, — Вы собираетесь притащить эту пакость в Серую цитадель, так хоть узнайте, что именно, — продавец прислонился к стене, сложил руки на груди. — Ее создали люди в начале прошлого века, и иконописец, и тот, кто отливал оклад, были обычными мастерами, создававшими простые вещи. Таких икон написали немало, но эта уникальна.

— Еще бы, — перебил парень, — не тонковата защита? — он указал на руки продавца, — кожа еще не слезла?

— Вы можете касаться ее? — удивилась я.

— С предосторожностями, — продавец стянул перчатку и продемонстрировал обычную мужскую руку, — но да, могу.

— Но как? — я посмотрела на изображение святой Анны, кем бы она ни была.

— Ее осквернили кровью невинных. Однажды настоятель прихода Серафим взял из красного угла икону и забил ею свою мать, жену и двоих детей. С тех пор за иконой тянется недобрая слава, смыть пятно не удалось и святой воде. Образ неоднократно освящали, без особого толка. После произошедшего на лице святой стали выступать кровавые слезы, предвестники несчастья. Говорили: заплакала Анна Пророчица — жди беды. Первое село, куда переместилась икона после убийства невинных, сгорело вместе с жителями, занялось ночью, когда спохватились, было уже поздно, спаслись немногие, они-то и вывезли непострадавший образ. Деревня, в которую перебрались погорельцы, опустела от мора через год. Потом был приход советской власти, война, дорога в светлое будущее. Все владельцы артефакта мертвы, и не только они — обычно всем селом, хутором, деревней на тот свет и отправлялись, размах у святого образа, как принято говорить, щедрый, — волкоголовый засмеялся, будто залаял, — а вы ее в цитадель тащите!

Ну да, тащим. Не для себя. Покупатель — Семёныч, с него станется и в Юково эту пакость привезти. Даже оскверненный кровью святой предмет оставался святым, а потому в руки нечисти не давался. Икона не убивала созданий с нечистой кровью, как любая другая, а жгла. Ну, и серебро оклада не оставляло наших равнодушными.

Зачем эта убийственная красота старику? — размышляла я на обратном пути. Ничего, кроме массового геноцида, в голову не приходило. Водитель бросал тревожные взгляды то на меня, то на сверток на моих коленях.

— Может, ну ее? — безмерно удивил меня парень и самой идеей, и тем, что заговорил, стараясь спрятать необъяснимую враждебность, — бросим в болото, пусть пиявок травит.

— А старик? — в принципе, не скажу, что такая мысль меня не посещала.

— Скажешь, что о стёжке заботилась, — выдал мохнобровый.

— И ты меня не остановил?

— Что я могу против опоры стёжки? — он крутанул руль, и мы выехали из тёмного квартала на обычную дорогу. — У меня приказ, чтоб ни один волос не упал.

— Откуда знаешь? — я напряглась. Сведения о тех, кто своим существованием отодвигают безвременье от стёжки, держат в секрете. Выдать такую информацию постороннему — поставить село под угрозу.

— Об опорах? — парень недобро оскалился. — Я давно старосту вожу, глухотой не страдаю, — слова были наполнены горечью, будто затронули личную, болезненную тему.

— За что ты меня так не любишь?

Мохнобровый отвернулся и сосредоточился на дороге. Нам обоим было не по себе, как может быть не по себе двум чужим людям, запертым в замкнутом пространстве.

— Я должен был стать опорой стёжки, а не ты, — ответил он с какой-то детской обидой.

— Я, заешь ли, письменных заявок не заполняла, — машина резко вошла в поворот, заставив схватиться за ручку.

— Знаю, — парень вздохнул, — от этого еще хуже.

— Ты ведь не человек? — поинтересовалась я, не очень понимая, почему он надеялся стать опорой.

— Нет. Я изменяющийся, имеющий два тела, человек — волк, между прочим, единственный во всем Юкове, таким был седьмой основатель стежки, или шестой, о чистом человеке, я раньше и не думал. Кто, если не я, должен стать опорой?

— Зачем тебе это надо? — удивилась я, — Вряд ли каждый встречный желает проверить тебя на прочность, и ты не нуждаешься в защите Ефима?

— Не понимаешь, какая тебе дана власть? — сколько горечи в голосе, совсем еще молодой парень, так и не избавившийся от юношеского максимализма, — Уважение? Я стал бы не просто волчком, а опорой, тем, от кого зависят жизни других. Ты боишься утопить эту штуку в болоте, — он указал на сверток с артефактом, — разве старик может что-то тебе сделать? Только отругать. Ты же опора, хватит пресмыкаться!

— Тебе стыдно, — догадалась я, — стыдно за меня. Ты злишься, потому что был бы куда лучшей опорой, — впереди замаячила высокая стена замка, — н-да, поговорил бы с Ефимом, что ли.

— Уже, — он махнул рукой, — Хранитель сказал, от него это не зависит.

— От меня тем более.

Я достала пуговицу, водитель сделал то же самое, жаль предлога забрать у него пропуск не представилось. Мы въехали во внутренний двор цитадели около пяти утра. Свет звезд уже померк, небо светлело, скоро рассвет. Но, судя по всему, бал еще продолжался

— Звезда севера почти в зените, — сказал Арсений, когда мы вышли из машины. — Пара дней, и она войдет в полную силу.

Я задрала голову вслед за водителем. По телу прошла дрожь: пара дней — все, что у меня осталось, на пике силы будут принесены жертвы. В наших мирах светит одно солнце, но не могу сказать то же самое про звезды. Я не увлекалась астрономией, поэтому не могу перечислить все отличия нашего неба от того, что видят люди каждую ночь. Разные ли тут созвездия на северном и южном полушарии? Где полярная звезда? Знаю, есть звезды зимние и звезды летние, и у каждого в короне есть фаворит — звезда юга и звезда севера, когда они в зените, на алтаре льется кровь.

По уступу-карнизу четвертого этажа вдоль окон шла гибкая короткошерстная кошка, чем-то напоминающая сиамскую. На самом деле помесь с темными лапами, хвостом, мордой, и ушами, и хаотичными пятнами на холке и спине. Второй такой не существует. Муська, которую Кирилл в один из дней принес домой маленьким пищащим котенком, выросшая в гибкую красавицу, которая смогла дать отпор подрастающей Алисе, когда в той взыграли инстинкты, заставившие ее охоться на питомца. Любимица всей семьи, исчезнувшая в тот же день, что и моя дочь. Я должна была догадаться, Алиса никогда бы не бросила Муську, и никуда без нее не ушла.

Окно, затянутое изнутри голубыми шторами, открылось, свет отразился от переливчатых стекол. Худенькие ручки сгребли прогуливающееся животное до боли знакомым жестом. Теперь я знала, где в этой громадине живет моя дочь.

— Все нормально, — почувствовав волнение, попытался утешить меня Сенька, — в конце концов, икона нам не принадлежит, мы выполнили приказ, не больше.

В гостиной никого не было. Арсений состроил хмурую физиономию и исчез в неизвестном направлении. На стук в спальню ведьмака никто не ответил. Ну, и ладненько. Я бросила замотанную в тряпки икону на столик, пусть лежит до востребования, так сказать. Мелькнула мысль прихватить артефакт с собой, в качестве оружия массового поражения, но, поразмыслив, я от нее отказалась, наследит он изрядно, и тогда тихо исчезнуть не получится. Перед уходом я с некоторой дрожью заглянула за плотную штору балдахина, явидь лежала все в той же позе, тихое дыхание вырывалось с едва слышным звуком. Удача пока была на моей стороне.

Лестница, ведущая к нашим покоям, уходила выше — до третьего этажа, а вот с четвертым вышла незадача — ступеньки заканчивались. Помимо этой единственная виденная мной лестница была парадная, напротив бального зала, так что я снова спустилась, миновала несколько переходов и коридоров.

Веселье пошло на убыль, двери из светлого дерева настежь распахнуты, более медленная и лирическая в звучании музыка, поредевшие ряды гостей, предпочитающие держаться поближе к трону, усталые лица слуг, снующих с подносами, на которых чаще стояла грязная посуда, чем обновленные бокалы с неизвестным содержимым.

Я ступала по мягкому ковру, покрывающему ступени. Лестница была намного длиннее обычных, но и высота потолков в замке впечатляющая. Второй этаж, коридор, уходящий влево и вправо, двери на одной стороне, окна на другой, небо посветлело еще больше. В спину толкнуло ощущение чужого взгляда. Я резко обернулась. Между этажами на ступеньках, где я прошла минуту назад, стояла молодая женщина, короткие светлые волосы, серые глаза, мини-платье без бретелек переливающегося серебристого цвета, изящные туфельки на стройных ногах. Я склонила голову в приветствии. Незнакомка смотрела серьезно, без высокомерия и агрессии, без любопытства, но с легким беспокойством. Поколебавшись, девушка кивнула в ответ.

Я решила подняться на третий этаж. Пока изгиб лестницы не позволил мне скрыться, я чувствовала внимательный взгляд серых глаз. Это беспокоило, излишнее внимание вредит и мне, и тому, что я собираюсь сделать.

Третий этаж скопировали со второго: коридор в обе стороны, окна, двери, ближайшая была открыта. Я не удержалась и заглянула. Овальная комната, увешанная портретами суровых людей в парадной одежде разных эпох и заставленная скульптурами на подставках, вазы, бюсты, торсы без рук и ног. Посреди на темном постаменте торжественно возвышался старый нож с малахитовой рукоятью и раскрошившимся иззубренным с одной стороны каменным лезвием. Очень старый и давно уже не используемый на алтаре атам, на котором вековым напоминанием о его службе стали темные пятна, въевшиеся в бывшее когда-то прозрачным лезвие. Скорей всего, реликвия рода, уже выполнившая свою норму по вскрытым венам и вырезанным сердцам. Вся комната — дикая смесь музея, пыточной и фамильного склепа, портреты предков, части тела, запечатленные в бронзе, гипсе, мраморе. Плюс урны с прахом, подписи — гравировки на железных пластинах, чтобы, не дай святые, не перепутать двоюродного дедушку с четвероюродной сестрой, второго мужа третьей невестки младшего сына. В таком хранилище больше практической пользы, чем кажется, многие зелья и заклинания требуют такой составляющей, как прах предков. Странно другое: ценные экспонаты оставлены без охраны. А если я захочу порчу на весть род навести? Вернее я-то не захочу, но они этого не знают. Хоть бы слугу поставили.

Коридор по-прежнему был пуст, правда, на мгновение мне послышались шаги, заставившие меня спрятаться за дверью открытой комнаты, но никто так и не появился. Если кто-то и шел, то своей дорогой. Моя цель была этажом выше. На четвертом свет ламп был приглушен и ни одного окна, будто структура замка разительным образом изменилась, и внешняя стена вдруг стала внутренней. Дверей всего по три: слева и справа, значит, помещения за ними раза в два больше комнат этажом ниже.

Направо или налево? Пусть будет направо, подумала я и свернула в левую сторону. Я иногда так делаю и нисколько не обижаюсь, когда начинают посмеиваться над пресловутой женской логикой, мне попросту все равно.

За первой дверью полутемное помещение, не горит ни одна лампа, если бы не прозрачная крыша, я бы ничего не разглядела. В свете нарождающегося утра резные листья растений напоминали диковинные опахала, влажно пахло землей и удобрениями. Оранжерея, или ботанический сад, или теплица, как тут грядки с растениями называются.

Вторая дверь в пятнадцати метрах от первой. Заперто. Я дернула сильнее, и мне показалось, что створка поддается. Но нет, именно показалось. Третья дверь, коридор изогнулся, но дальше комнат не было, и это почему-то обеспокоило. Неудача. Я дернула за медную ручку что было силы, даже ногой в косяк уперлась. Ничего, только кожу на пальцах содрала, да пропустила чужое появление. Коридор был пуст, я тянула за ручку, а через мгновение незнакомка в серебристом платье заглядывает через плечо. Святые! Так и знала, не к добру эти расшаркивания на лестнице. Я даже забыла, как дышать от испуга, вытаращила глаза, воздух вышел из легких с неопределенным "пфф".

Ее спокойные серые глаза встретились с моими совсем не романтичного болотного цвета, хотя некоторые, желая польстить, называют их ореховыми, не уточняя впрочем, сорт ореха, да и не часто такое случается. Незнакомка без слов схватила меня за руку и оттащила от проема в стене с силой, которую вряд ли ожидаешь от девушки ее сложения. Вовремя. Дверная арка, выглядевшая вполне буднично, если сделать скидку, что находилась она в старинном потустороннем замке, на глазах зарастала теплым графитовым камнем. Смутная догадка, отчего здесь дверей в два раза меньше, а окон совсем нет, посетила меня в тот момент, когда в камень обратилась вторая дверь.

— Быстрее, — скомандовала сероглазая и первая побежала к лестнице.

Спорить и задавать вопросы в такой ситуации я посчитала излишним. Выход на четвертый с тихим шелестом закрылся, когда мы достигли середины лестничного пролета. Графитовая стена еле слышно пощелкивала, будто остывая.

— Что это? — спросила я.

— Охранные чары, или если на современный манер, охранная система замка, довольно старая, — незнакомка откинула с лица светлую прядь, — но действенна. Хозяйская часть закроется полностью. Рекомендую спуститься еще ниже, — девушка разгладила несуществующие складки на платье и пошла вниз.

На первй этаж мы спустились вместе, нас ни кто и ни что не преследовало, зловещий треск нарастающего и застывающего монолита не наступал на пятки, не заставлял убегать. Я несколько раз обернулась, но больше ничего необычного не заметила. Охранные чары были пассивными и гоняться за нарушителем по замку не собирались.

— Не знаю, от чего вы меня спасли, но все равно спасибо, — мы остановились у подножия лестницы.

Девушка улыбнулась, принимая благодарность. Я подняла голову, всматриваясь в верхние пролеты, пытаясь вспомнить, где и когда я умудрилась активировать охранные чары и как теперь их обойти.

— Кого бы вы там ни искали, — заметив мой взгляд, сказала девушка, — забудьте об этом до вечера, не помогут ни обходные пути, ни другие лестницы.

Острой шпилькой кольнуло разочарование. Я нахмурилась: так быстро сдаваться не в моих правилах.

— Чары активировали не вы, а рассвет. Если не в вашей власти загнать солнце обратно за горизонт, забудьте. Покои хозяина и его семьи будут изолированы со всех сторон и от всего мира до заката.

— Неудобно, — пробормотала я, — а если понадобится выйти?

— Говорю, защита старая, — она пожала плечами, — раньше считалось, безопасность хозяина важнее всего. Нечисть днем спала, а во сне мы уязвимее всего, вот и провели ритуал обращения к замку с просьбой хранить хозяина в это время.

— С просьбой? Он что, живой? Замок я имею в виду.

— Не совсем, — незнакомка сделала строгое лицо, — но я не уверена, что должна вам это рассказывать.