— Однако, — едко заметил он под конец, — то, что они заинтересовались Серебряными Лабиринтами, пытаются влиять на политику академии и достигли кое-каких успехов в наложении постоянных заклятий на обсидиановое оружие, могло бы навести вас на разные мысли.
Касавир слушал его, опершись предплечьями на стол и сцепив пальцы.
— Ты мне лучше вот что скажи, — он испытующе прищурился, взглянув ему в лицо, — насколько я помню, твой информатор связан с Гильдией...
— Я этого не говорил, — быстро вставил эльф.
— Говорил, — отрезал Касавир, — сегодня утром. Да и ты не скрывал от него, кого представляешь. Проблемы у Гильдии начались не вчера. Почему он утаивал такую важную информацию? Что он вообще за птица?
— Боги, — Сэнд всплеснул руками, — вот уж не знал, что мне придётся выкладывать всю его подноготную. Чем тебя не устраивают сведения, ради которых лично ты не пошевелил и пальцем?
Касавир пожал плечами.
— Я не знаю, можно ли ему доверять. Как и любому магу, столь осведомлённому о делах в Подгорье. Не мне объяснять тебе, как это опасно.
Сэнд фыркнул и недовольно протянул:
— Ну, дорогой мой... тогда нам нечего было здесь делать с самого начала.
Но Касавир непреклонно покачал головой.
— Я не оспариваю твои методы, я просто задал вопрос. У меня есть серьёзные сомнения насчёт... всей этой ситуации. Мы и без того вынуждены действовать по наиболее рискованному плану из всех возможных — то есть негласно и независимо, — он взглянул на Эйлин и коротко вздохнул, — во всяком случае, пока. Но я не готов работать вслепую и доверяться тому, о ком ничего не знаю. Я не хочу стать звеном в цепи лжи и предательства. Против Гильдии развёртывается диверсионная и информационная война, и в наивность, твою или леди Гильдмастера, я не верю. Я обоснованно подозреваю, что твой информатор ведёт свою игру, и хочу понять её.
— Если тебе интересно моё мнение, — вмешалась в разговор Кара, с зевком бросив взгляд на свои отполированные ногти, — если бы, например, я знала что-то такое, что могло бы облегчить жизнь другой колдунье, из меня бы этого клещами не вытянули. Все хорошие волшебники индивидуалисты, такова наша природа.
Слегка удивлённо взглянув на Кару, Сэнд сделал красноречивый жест в её сторону, подтверждая правоту её слов.
— Да, представь, у упрямого старикана не очень хорошие отношения с магами. Что тут удивительного? Уотердип — свободный город.
Но, поняв по каменному выражению лица паладина, что упираться бесполезно, он прикрыл глаза, коротко вздохнув, и проговорил сухим, раздражённым речитативом:
— Ну, хорошо, хорошо. Он был членом Гильдии лет тридцать назад, когда нынешняя леди Гильдмастер стояла на пороге своей должности, — эльф чуть замялся. — Там слишком сильно запахло... ммм... экзотическими субстанциями, и запах привёл к его двери... Но Тину по-прежнему ценит его. В какой-то степени, я был её посланником. Практически без надежды на успех. Но, как видите...
Кара настороженно сощурилась. Тину?
— Скажи прямо, что эта крыса когда-то попросту сдала его ради карьеры, — презрительно процедила она, — так мило и так знакомо.
Сэнд открыл было рот для отповеди, но, поймав слишком напряжённый для обычной склоки взгляд колдуньи, лишь покачал головой, опустив глаза.
— Ты всё не так понимаешь, Кара, — быстро пробормотал он и, кинув на неё повторный взгляд исподлобья, отчеканил чуть громче: — Ты никогда не была в её положении и не испытывала подобного давления. Даже не представляешь, что это такое. Тебе очень повезло в жизни.
Отведя взгляд куда-то в дальний угол, он сказал с тихим вздохом, почти шёпотом:
— И я бы хотел, чтобы везло и дальше.
— Обвинение в некромантии? — кашлянув, вернул его к разговору Касавир. — И Гильдия отказала ему в поддержке? — он медленно покачал головой. — Не нравится мне это.
С внезапной неприязнью посмотрев на паладина, Сэнд в молчании побарабанил пальцами по краю стола и, поджав губы, выдвинул один из ящиков.
— Вижу, к чему ты клонишь, — процедил он. — Я понимаю, что в Невервинтере его и судить бы не стали, а просто послали бы в его дом какого-нибудь лояльного Девятке капитана с приказом убить, чтобы не позорил репутацию магов и не угрожал государственной безопасности своими исследованиями. Но...
— А в компанию ему приставили бы какого-нибудь агента из магов, которому можно доверить любое сомнительное дельце, — громыхнув стулом, зло перебила его Эйлин, и холодно глянула на него сверху вниз. — Что-то ты больно осмелел, Сэнд. Уотердипский воздух голову вскружил? Ребёнку понятно, что Подгорью жизненно необходимы души, энергия, рабы, и это первое, но далеко не последнее, что стоит помнить, спускаясь туда. В таком деле сомнительный союзник хуже явного врага. А ты тут демагогию разводишь.
Эльф ухмыльнулся, глядя мимо неё, словно не заметив подначки, и, неторопливо пошарив в ящике, достал серебряную табакерку и потёртую чалтскую трубку с чубуком в виде кисти скелета, сжимающей круглый сосуд.
— Надеюсь, ты не будешь заламывать мне руку, как это у вас принято, — пропел он и взглянул на паладина: — Касавир. Позволь мне отвлечься и кое-что объяснить тебе и твоей длинноязыкой супруге.
Паладин поиграл желваками, переглянувшись с досадливо сморщившейся Эйлин, — "ну, зачем, зачем?", — но не стал возражать, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и устремил внимательный взгляд на эльфа. А тот принялся неспешно набивать трубку. В его аккуратных движениях, в тщательности, с которой он, поглядывая на Касавира и цедя слова, слой за слоем засыпал и уминал курительную смесь, угадывалось сдерживаемое раздражение.
— Ты очень эффективен в борьбе с нежитью и монстрами, потому что хорошо их знаешь, — продолжал он. — Разновидности, рефлексы, слабые места, и так далее. Ты даже умеешь отчасти управлять нежитью, хотя это умение находится уже на грани дозволенного. Сама магия паладинов, фактически, стоит на грани, между смертью и возрождением, так же, как и пресловутая некромантия. Ведь так?
Сэнд бросил на Касавира быстрый взгляд из под дрогнувших бровей, чтобы убедиться, что тот понимает его. Выражение лица и поза его собеседника не изменились, лишь в сузившихся глазах промелькнуло едкое, недоброе. Эльф с удовлетворением хмыкнул и продолжил свою речь:
— Но, хоть ты и великолепный практик, ты, разумеется, не смог бы постичь всё это лишь интуитивно или на боевом опыте. Добрую долю жизненно важных сведений вы черпаете из книг, где всё относительно толково изложено, систематизировано и снабжено иллюстрациями разной степени достоверности. — Сэнд усмехнулся: — Но не боги же их написали для своих избранных. А служители тёмных культов не очень-то спешат распространять свою вековую мудрость среди непосвящённых. Если тебе посчастливится найти какой-нибудь уцелевший обрывок знаний он либо рассыплется у тебя в руках, либо убьёт тебя или лишит разума. Или, в конце концов, у тебя его отнимут и запрут под пудовый замок, как источник злых чар и искушений. Имея в распоряжении лишь такие отрывочные, полуподпольные источники, ты и твои предшественники приносили бы гораздо бОльшие жертвы в своей борьбе.
Пока маг доводил до их сведения прописные истины, никто не пытался прерывать его. Взывать к совести Сэнда, когда он пользуется тем, что всем нужен, — это всё равно, что взывать к сознательности долго молчавшего вулкана, надумавшего извергнуть накопившееся. Эйлин оставалось лишь жалеть о том, что они вообще затеяли этот спор, дав ему возможность устроить маленький спектакль, финалом которого, видимо, должно стать позорное поражение Касавира. В конце концов, если удастся представить дело так, чтобы вывести из под удара обоих Дюсаров, то с остальным и правда лучше справятся Арфисты или Гильдия Магов. Пусть берут в оборот этого старика да вытряхивают из него всё, что им нужно. Плохо только, что без Сэнда провернуть такое дело они, — Эйлин очень надеялась, что об их отряде ещё можно вести речь во множественном числе, — не смогут.
А эльф ностальгически вздохнул, откинувшись на спинку кресла и прикрыв большим пальцем чашу набитой трубки.
— Поэтому, есть такие чудаки, как маги-учёные, готовые идти чуть дальше границ дозволенного. Их цель — знание, и только. Знание, которым пользуешься ты. Ты рискуешь головой, сражаясь с монстрами, а кто-нибудь, живший задолго до тебя, рисковал душевным покоем, репутацией и жизнью, отлавливая, создавая и изучая их. Копался по локоть в нечистотах, не обращая внимания на плевки в свой адрес. А уважение людей и благосклонность богов доставались другим.
Уголок рта паладина чуть дёрнулся, обозначив невесёлую усмешку.
— Сэнд, я всё это прекрасно знаю, но...
Но Сэнд не слушал его и не ожидал никаких ответов. Казалось, он вообще говорит не с ним. Может быть, с чем-то, что паладин для него олицетворял в этот момент. Касавир лишь сжал губы и собрал глубокую складку меж бровей, когда, помолчав пару секунд, Сэнд посмотрел ему в глаза, и в его ровном, ни на полтона не повысившемся голосе вдруг зазвенел металл:
— Разве его путь менее достоин уважения, чем твой? Да, исследователю легко сорваться в бездну. Познав всё, легко почувствовать себя творцом жизни и смерти. Но стать жертвой чужого невежества и страха ещё легче. А учёный, который ходит по чужим следам, не прорубая новых троп — это не учёный.
— Ты ли это говоришь? — с некоторым удивлением проворковала Кара. — Уж тебя не заподозришь в неблагоразумии.
В её насмешливом тоне звучала явная провокация, и Сэнд не преминул отреагировать. Смягчившись лицом, он послал ей свою самую отечески-печальную улыбку и со вздохом сказал:
— Ах, tyenya[4], если бы ты знала, как я иногда бываю неблагоразумен. — Скользнув взглядом по прическе, плечам и руке колдуньи, крутившей кубок за толстую ножку, эльф с хозяйским видом поерзал в кресле и по-кошачьи сощурил бирюзовые глаза: — Всегда об этом думаю, глядя на тебя.
Зажав в зубах костяной мундштук, он поджёг от свечи лучину и, попыхивая, не торопясь, в два приёма раскурил трубку. Затем глубоко затянулся, растёкшись в кресле. Сделав несколько шагов от стола, Эйлин незаметно потянулась. Тяжёлые ноги горели, мышцы отчаянно требовали отдыха. Хотелось бы ей сейчас оказаться в таком кресле, а не на жёстком, хоть и удобном стуле. И без доспеха. И в обуви полегче.
Сладковатый гипнотический дымок от курительной смеси окутал сидящих за столом и, потанцевав немного на месте, потек тонкой прерывистой струйкой вверх, к окну.
— Чёрт с тобой, — мрачно-обречённо пробубнила она, крутанув глобус, — спорь с Касавиром, перемигивайся о чём-то своём с Карой, кури свою траву. Торопиться некуда.
— Что? — Сэнд слегка повернул голову в её сторону. — Ах, да. Во-первых, сколько раз просил, не называй мою курительную смесь травой. За травой — это не ко мне. Во-вторых, я не люблю изменять своим привычкам. А ещё не люблю предвзятости и дилетантского подхода. Впрочем, — он обвёл присутствующих насмешливым взглядом, — если кто-то из присутствующих готов решать вашу диалектическую задачку вместо меня, я этому буду только рад.
"Чтоб тебя бешенные пчёлы покусали. В язык", — подумала Эйлин, а вслух мстительно съязвила:
— Угу, был бы здесь сэр Ниваль, ты бы бегал, как будто у тебя шило в заду.
— Ему никто не мешает здесь быть, — холодно отрезал эльф.
— Ладно, ладно, не заводись. Сказала же, делай что хочешь, — она демонстративно отогнала от себя дымное облачко. — Надеюсь, в этом тумане, в конце концов, что-нибудь да родится.
Ещё пара порций густого сизо-зеленого дыма пустились в путешествие по комнате, и Сэнд, не вняв намёкам, продолжил разговор с Карой.
— Видишь ли, дорогая, всё дело в моей пагубной страсти к разнообразию, — снова последовал оценивающий прищур в сторону Кары, на который она ответила самоуверенным фырком, — без него моя жизнь была бы адом. Когда впереди почти вечность, у тебя есть два пути — созерцание и совершенствование. В своё время первый путь я категорически отверг. У меня было всё, что нужно: ум, дар, весь мир и время — много времени, чтобы познать и покорить его своими талантами.
— И что же тебе помешало? — сладким голосом осведомилась колдунья.
Сэнд больше не делал попыток заигрывать. Приложившись к трубке, он сквозь мутную завесу смерил её долгим изучающим взглядом. Затем, скривив тонкие губы, выпустил дым поверх её головы и холодно хмыкнул.
— Знаешь, в чём коварство погони за силой и знанием? Рано или поздно ты, горящий в огне страсти к совершенству, забывший покой и отринувший оковы женских объятий, обретающий всё большую силу и уверенность, готовый свершить всё, что может свершить воля и разум, вдруг оказываешься на пороге великого знания и великого свершения. Которое может изменить... всё.
Дрогнула жилка под возбуждённо заблестевшим глазом, и он, подавшись вперёд, перешёл вдруг на вкрадчиво-зловещий шёпот:
— И вдруг осознаёшь, что ты-этого-не-получишь. Потому, что не сможешь перешагнуть через предел внутри себя, чтобы вступить в этот златой град, — маг простёр руку в драматическом жесте, и скромно оправленный александрит сверкнул кроваво-красным в отблеске свечей. — Потому, что его дивные сады щедро унавожены человеческой плотью, на площадях и аллеях бьют едкие фонтаны слёз, а с лепестков надменных пурпурных лилий в золотые кубки стекает тёплая багряная роса. А у входа в сиё царство ты должен собственной кровью записать имена всего, что когда-то заставляло тебя грустить и радоваться — и забыть их.
Сэнд откинулся на спинку и картинно-устало выдохнул:
— Потому, что у всего, дитя моё, есть цена. Имея самые благие намерения, трудно остановиться, познав лишь аромат священного плода. А, сорвав и вкусив его, ты тем самым запускаешь некий процесс в своём теле, теле дерева, окружающей почве и растительности, в жизни всех тварей, живущих вокруг...
Эйлин передёрнулась. А говорит, не трава.
Взглянув на неё, Сэнд усмехнулся, мгновенно вернув на лицо благодушную маску:
— Я не раз упрекал тебя в том, что ты не умеешь выигрывать любой ценой, — с досадливой хрипотцой проговорил он и виновато развёл руками. — На самом деле, это тяжёлая наука. Я осваиваю её всю свою жизнь.
Он на секунду прикрыл глаза, подавляя вздох горечи или усталости — или того и другого. И глухо вымолвил, устремив в потолок немигающий взгляд:
— Это... непросто — видеть, что лишь лёгкая завеса отделяет тебя от венца твоих долгих трудов и изысканий. Трепеща от гордости и предвкушения, чувствовать дыхание вожделённой тайны, угадывать её очертания... и не сметь! — нервные пальцы на подлокотнике сжались в кулак, выставляя острые костяшки. — Не давать себе права протянуть руку, потому что твои разум и опыт пройденного отчётливо являют тебе цепочку последствий этого финального шага. Для тебя и для этого проклятого мира.
Сэнд некоторое время молчал, коротко затягиваясь и выбивая пальцами тихую дробь на обшарпанном деревянном подлокотнике. Лицо его не выражало эмоций. Словно всё, что некогда доставляло боль, давно стерлось, покрылось патиной созерцательного безразличия.
