— Да. Он пришёл... менее полчаса назад. Но я не знаю, где он был. И мне кажется, даже он сам не знает. Он выглядел...
Жерар запнулся.
— Каким он выглядел, Жерар?
"Безумным. Одержимым. Не контролирующим свою магию". Но вслух Жерар сказал совсем другое:
— Испуганным и запутавшимся. Наверное, его кто-то ограбил и избил, вот он и не помнил ничего.
Шварц устало покачал головой.
— Всё пытаешься выгородить друга? Не стоит. Я уже многое знаю о юном Горгенштейне, и скажу тебе — ему уже не помочь. Даже если Бромель не избавиться от Луки, как свидетеля своей связи с чернокнижием, то им займётся потом Паолос. И будет иметь на это право. И более того, я сам отдам Луку ему в руки.
— Почему? — хрипло спросил Лекой, зная ответ.
— Потому что он тёмный маг, Жерар. И ты знаешь это, — мягко сказал Шварц. — Скажешь, неправда?
— Я никогда не видел, как Лука совершает запретное колдовство!
Даже зная, что защищая Луку, он сам усугубляет своё положение, Жерар не мог промолчать.
— Может быть так и есть. Когда я заходил в прошлый раз, я проверил тебя... Ты затронут тьмой, но настолько слабо, что мне вполне ясно, что сам ты никогда не участвовал в тёмных ритуалах. Я могу поверить, что Луке хватило совести не втягивать тебя в свои дела. Совести, — Шварц неожиданно грустно усмехнулся, потирая лоб. — Я до сих пор верю, что у чернокнижника может быть совесть. Но Лука... ведь он мне действительно нравился. И ты мне нравишься, Жерар. Ты смышлёный, и весьма многообещающий маг. У тебя впереди карьера во дворце, я слышал. Неплохо для сына мельника, да? Я сам крестьянский сын, так что вполне могу представить, как сложно тебе пришлось. И теперь всё это насмарку. У тебя нет ни денег, ни связей, чтобы откупиться от псов Инквизиции. Они придут за тобой в следующий раз, и меня уже не будет рядом.
Шварц отдаст его инквизиторам, чтобы они добыли для него ту информацию, что он попытался сейчас скрыть. И он, конечно же, расколется. Иного и быть не может. Так не лучше ли рассказать всё Шварцу сейчас, надеясь, что этот священник окажется к нему более милостив?
И Жерар Лекой сломался.
Глава 9. Брат. Друг. Враг.
В этот день завтрак Равеля Горгенштейна был настолько поздним, что вполне бы сошёл за ужин. И всё потому, что он встретил вчера старого приятеля в отставке, а потом до самого утра пил в его компании, пытаясь хоть как-то развеять тоску по службе. Гражданская жизнь утомляла Равеля, погружала в болото ничегонеделания. Томас было предложил ему поучаствовать в одной из своих торговых поездок, но Равелю пришлось отказаться. Он не мог позволить исчезнуть себе из столицы на долгое время, боясь, что когда руководство всё же простит его и разрешит вернуться службе, его не смогут найти.
А простить его должны. В конце концов, даже под предлогом боевых ранений они не могут слишком долго держать одного из лучших офицеров армии на гражданке. Скоро где-нибудь снова случиться военный конфликт, или же поднимется бунт в одной из провинций, в котором властям Гортензы придётся действовать жёстко и бескомпромиссно. И тогда они снова вспомнят о нём, обязательно вспомнят, думал Рави.
Но пока даже беспокойные восточные провинции вели себя до отвратительности тихо, и Равелю ничего не оставалось как проводить свою жизнь как бесполезный столичный хлыщ, тратя деньги на женщин, выпивку и азартные игры. Равель, вставший на путь саморазрушения, отнёсся к своей задаче совершенно серьёзно. Вот только домашним это демонстрировать не хотелось. Молодого воина раздражало беспокойство матери, нотации отца, неодобрение Томаса и Лавеля, хотя, на самом деле, он давно стал чужаком в этой семье. Даже Лука, странный, диковатый мальчишка, который ещё меньше, чем Равель, был способен на привязанность и любовь, даже он был более важен для семьи, чем их блудный сын Рави. Этот несносный ребёнок, Лукреций, пропал куда-то неделю назад, и этого хватило, чтобы матушка слегла с нервической болезнью, а Томас, отложив все свои дела, остался в столице дожидаться вестей о младшем.
А ему... ему должно было быть наплевать. Он ведь терпеть не может эту маленькую крысу. Вот только почему он раз за разом возвращается к мыслям о младшем брате, было совершенно непонятно. И сегодня... сегодня тревога была особенно велика. Ощущение, что с Лукой случилось что-то плохое, навязчиво не покидало Равеля, усиливаясь с каждым часом.
Сидя у грязного окошка какой-то захудалой таверны, на втором этаже которой он сегодня отсыпался, Равель вяло пытался доесть безвкусную чечевичную похлёбку, и размышлял о том, какие причины могли заставить Луку вот так вот сбежать, никого не предупредив. Проблем в школе у него не было, в долги он не влезал. Впрочем, о чём-то странном намекал Ави, когда они с ним случайно встретились при весьма необычных обстоятельствах.
" — Я не уверен, что то, чем увлекается Лука, допустимо даже по меркам магов. Скорее всего и в Орхане о нём многое не знают. Возможно, наш младший ещё более паршивая овца, чем я или ты, Равель.
— Хуже, чем убийца или мошенник, приручивший демона-лисицу? Это не так-то просто".
Тогда они посмеялись над этим, два отщепенца своего рода. В конце концов, сколь бы ни был странным их младший брат, он в гораздо меньшей степени был склонен попадать в неприятности, чем тот же Ави. Но это было до того, как Лука пропал.
Пару дней назад, до своего очередного загула, Равель вызнал у Томаса адрес, по которому Лукреций проживал у своего друга. Стоило бы зайти, поговорить с этим школьным приятелем. Наверняка он знал больше, чем говорил. Можно было сделать это даже сейчас, благо что квартирка находилась совсем недалеко. В этот момент Равель решил, что он лично найдёт Лукреция и выбьет из него всё дерьмо.
Вот только, кажется, его кто-то опередил. Булыжник у дома щедро осыпало стеклом из выбитых окон, а дверь держалась на одной петле, и вот-вот грозилась рухнуть. Осторожно её приоткрыв, Равель тихо шмыгнул внутрь и почти тут же услышал голоса. Двое, судя по всему, молодой парень, тот самый приятель, что был на помолвке Августы, и какой-то мужчина. И они как раз обсуждали исчезновение Луки.
Остановившись в прихожей, Равель попытался прислушаться к диалогу, что было не так уж просто, так как говорили тихо, да и Рави всё время отвлекался. Ему казалось, что в воздухе постоянно что-то мельтешит, а на стенах вспучивались и даже шевелились обои, живя своей таинственной жизнью. "Магия", — с отвращением подумал Равель, пытаясь ничего не задеть. — "Интересно, так и должно быть или это последствия неудачного колдовства?". Он прикрыл глаза, пытаясь отвлечься от происходящего, и сконцентрироваться на незнакомом голосе.
"Чернокнижник". Когда это слово прозвучало, воин не сразу понял, что оно о его младшем брате. Равель поддался вперёд, желая слышать большее, и под ногой его что-то хрустнуло. Голоса тут же смолкли, и Равелю ничего не оставалось, как показаться.
Так и есть, это был тот неуклюжий мальчишка, устроивший незабываемый фейерверк, а с ним рядом священник. На вид, самый простой, но у Равеля вполне хватало опыта чтобы заметить за внешней простотой ту уверенность в себе, которой отличались люди, наделённые властью.
— Кто вы? — недовольно спросил священник.
— Это Равель Горгенштейн, брат Луки, — поспешно ответил паренёк.
— О-о-о, как не вовремя вы зашли. Или вовремя, это как посмотреть, — с едва заметной насмешкой сказал святой отец, внимательно глядя на Рави. — Простите, а вы не маг?
— Нет, я офицер регулярной армии, — хмуро ответил Горгенштейн, изучая бардак в комнате. Пахло кровью, мочой, и чем-то ещё, неестественно резким и приторным. Мда, тут явно происходила драка, но судя по всем не совсем простая. Впрочем, как и всегда, когда в дело оказываются втянуты маги. И опять эти странные магические штукенции, наполнившие комнату.
— Хм, а мне показалось... хотя неважно. Меня зовут Йохан Шварц, я преподаю богословие у Жерара и Лукреция. Вот, решил зайти поинтересоваться жизнью своих учеников, а тут такое.
— Что здесь произошло?
Жерар замялся, поглядывая на священника, но тот не проявлял никакого желания ответить на вопрос, продолжая всё так же назойливо изучать Равеля.
— Лука объявился, — вздохнув, наконец ответил студент Орхана. — И за ним пришли псы Паолоса.
— Псы Паолоса?
— Служители ордена святого огня, — пояснил Шварц. — Хотя чаще всего вы называете их инквизиторами. Они пришли за Лукой и забрали его.
— Значит, я не ослышался. Вы действительно сказали, что Лука — чернокнижник. Это серьёзное обвинение. У вас есть доказательства?
— У нас? О, нет, я не отношусь к инквизиции.
— Только не говорите мне, что вы простой школьный учитель, — поморщился Равель.
— Если не хотите, не буду, — покладисто ответил Шварц. — Что вы теперь намерены делать? Вы выглядите решительным человеком, офицер, но едва ли даже ваша решительность поможет вам перед орденом святого огня.
"Он подумал, что я собираюсь во что бы то ни стало спасать Луку. Я выгляжу таким хорошим человеком? Преданный брат, защищающий младшего... но я никогда таким не был".
— Проблемы Луки не мои проблемы, — наконец хмуро ответил Равель. — Этот мальчишка сам вырыл себе яму и свалился в неё. Но мне придётся сообщить о случившимся семье, и мои родители скорее всего будут задавать мне вопросы. Так что не могли бы вы мне подробнее ответить, почему Луку обвиняют в чернокнижии?
— Ну хотя бы потому, что когда за ним пришли святые псы, он отбивался от них явно не с помощью простых заклинаний. Вы обычный человек, а не служитель господа, обученный видеть последствия тёмной магии, поэтому вы и не замечаете, сколь запачкан этот дом скверной.
Но Шварц ошибался. Равель видел. Для него та тёмная магия, что затронула стены этого дома, походила на огромные, шевелящиеся пятна лишая, густо усеявшая всю поверхность. И сейчас эти пятна медленно, почти незаметно глаз передвигались к Равелю, как будто желая его поглотить. И Шварц это тоже явно заметил, вот почему он спросил, не является ли этот Горгенштейн тоже магом.
— Я вижу только беспорядок, — пожал плечами Равель, сохраняя невозмутимость, когда одно из пятен, похожее на кусок красного мха, наконец доползло до его ботинка, и сейчас пыталось забраться по ноге. Если я дёрнусь, Шварц поймёт, что я ему соврал. Но почему я могу видеть последствия тёмной магии, если по словам священника, не должен? — Значит, они отвезли его в Дольхен?
Дольхеном называлась обитель инквизиции, место, овеянное самой дурной славой.
— Именно туда, хотя уверен, что Доминик скоро перевезёт мальчика к себе.
— Доминик? О ком это вы?
Священник покачал головой, как будто даже неодобрительно:
— А вы действительно не очень интересуетесь делами семьи, — Шварц вытащил карманные часы и нахмурился: — Думаю, нам всем пора идти. Скоро здесь появиться служба очистки. Тебе, Жерар, тоже лучше не попадаться людям Паолоса на глаза, пока я не улажу вопрос с твоим статусом. Может быть, тебе пока переночевать в Орхане?
— Нет нет, — поспешно ответил маг. — Я остановлюсь у тётки.
— Тогда оставишь адрес. Хотя давай я лучше провожу тебя. Офицер Горгенштейн... пожалуйста, будьте осторожны с той информацией, что вы получили от меня. Вы же понимаете, что если то, что Лукреция связывают с тёмной магией, станет известно слишком многим, это нанесёт пятно на вашу репутацию. Пострадает ваша карьера, как и дела вашего отца. И не предпринимайте никаких необдуманных поступков ради Лукреция.
Йохан Шварц не пытался угрожать, кажется, его предупреждение было вполне искренним.
— Ни в коем случае, — вежливо улыбнулся Равель. — Как я и сказал, я не собираюсь решать чужие проблемы, тем более связанные с дурным колдовством. Я верный сын Церкви.
Священник ушёл, предусмотрительно забрав с собой мага, и Рави так и не смог поговорить с Жераром. Что ж... нужно сказать Томасу о произошедшем, а тот уже сообщит отцу и матери. Для семьи это будет настоящая трагедия, так как из Дольхена почти никто не возвращался живым, тем более маги.
"Лучше бы ты действительно умер от моей руки, Лука. По крайней мере, это было бы не так мучительно, как попасть к инквизиторам...".
Присев на корточки, Рави приподнял тварюшку, пытавшуюся на него забраться. Та обвилась вокруг его ладони, и, кажется, едва ли не замурлыкала. На ощупь этот кусочек мха был тёплым и слегка влажным, но совсем не противным.
— Значит, магическая скверна? — задумчиво сказал воин вслух. — Ты не кажешься чем-то ужасным. Возьму-ка я тебя с собой, пока до тебя не добрались святоши. В конце концов, даже Августин завёл себе зверюшку, так чем же я хуже?
В Орхане ещё с первого курса пугали орденом святого огня. Говорили, что инквизиторы могут остановить мага силой своих молитв, и что даже магистры беспомощны против святых братьев. Говорили, что святая вера братьев может сжечь нечестивых колдунов, что ним могут творить чудеса, против которых магия бессильна. Много ходило об инквизиторах мрачных слухов, но Лука сомневался в их правдивости. Разве заклинаниям может противостоять какая-то вера бритоголовых монахов, целыми днями распевающие псалмы?
Так он думал до того, как псы ордена пришли за ним. Они знали его заклинания, они могли отбивать их, при этом сами не будучи магами Лишь силой веры и молитвами, от которых в голове становилось дурно, как будто он был на мессе. Впрочем, оружие они тоже имели. Но не мечи или арбалеты, а какие-то странные короткие копья с наконечниками, пылающими белым огнём. Огонь слетал с копий, и всякий раз, попав в Луку, они причинял чудовищную боль, хотя на коже и одежде не оставалось и следа. Именно тогда маг понял, сколь правдивы были слухи: монахи действительно могли бы сжечь его заживо, если бы не хотели пленить. Но он нужен был им живым.
Ещё у них были плети, укусы которых выпивали магию и лишали силы, и против которых было так сложно увернуться в узкой комнатке квартиры Жерара. Сколько раз они его ударили, прежде чем он потерял возможность ходить? Раза четыре, не менее.
Но даже когда Лука совсем ослабел, он сопротивлялся. Одного из святых псов он окатил тейго — веществом, разъедающим плоть до костей. Если бы Жерар узнал, что Лука хранит что-то подобное в его квартире, он бы его просто выгнал. Но сейчас тейго весьма пригодился. Крики монаха ещё долго звучали в его голове. Другой попался в ловушку, когда словил руками кинутую магом побрякушку. Инквизитор глядел на шерстяной комок в своих руках, и не мог понять, какую угрозу тот несёт, пока нити не зашевелились, впиваясь в кожу и проникая внутрь тела. Правда, ему успели отрубить руку с подарком Луки, пока тот не добрался до человеческого сердца, так что этот пёс остался жив, хотя и не боеспособен. После этого братья стали действовать осторожнее. Но это не спасло одного из монашков, неосторожно приблизившегося к Луке на расстоянии вытянутой руки. Всего лишь прикосновения хватило, чтобы заразить его Белым мором — проклятием, сгущающим кровь, и превращающим его в белый прах. Инквизитор всё ещё корчился от боли, когда обездвиженного мага начали вязать верёвками, лишающими его магических способностей. В тот момент Лукреций всё ещё был в сознании. Правда, не долго. Ярость монахов, потерявших своих братьев, была так велика, что они едва удержались, чтобы не убить мага. Били так, чтобы не сломать ничего важного, и чтобы не оставалось следов на лице, но и этого хватило, чтобы вырубить и так истощённого мага.
