Королевство белок

Берест кивал. Живя открыто, Пристанище не может не делать уступок мировому порядку. Но пока Пристанище принадлежит всего лишь самому себе, никакой закон не ограждает его от порабощения. Князь Тьмы держал свой город в магическом круге. Но когда Князь был отвлечен битвой со "слабым человеческим магом" Берестом, и невидимая граница исчезла, город пал. Теперь, без магического круга, даже большая шайка разбойников будет опасна Пристанищу точно так же, как большому княжеству — вражеская рать.

Берест думал, что безопасность Пристанища не в том, чтобы сделать попытку затеряться в лесах и в столетиях вновь, а в том, чтобы объявить о себе открыто и воззвать к правде.

Берест, Энкино, Зоран и Снодрек с тремя своими бойцами — это и было первое посольство Пристанища в Годеринг.

Они вышли в дорогу пешком. Маленький отряд рассчитывал продать где-нибудь мечи и купить лошадей или обменяться: в Пристанище было много лишнего оружия.

Хассем остался в Пристанище.

Отказавшись от дикого корня, он обрек себя на такие муки, что ему не раз чудилось — душа расстается с телом. Ирица не могла исцелить Хассема, ей хватало сил только облегчить ему невыносимую боль. В бреду Хассем часто просил кого-нибудь найти для него в лесу ту траву, корень которой раньше придавал ему силы. Но Берест держал слово. Все знали: он никому не позволит принести Хассему его зелье. В самое трудное время Берест стерег своего друга, не выходя из его покоя. Он, неподвижно сидя на краю постели и опустив голову на руки, думал о той минуте, когда окажется один на один с собой: борьба Хассема окончится смертью, и Бересту всегда придется жить с тем, что не позволил никому облегчить его последние дни ради пустой, призрачной надежды на выздоровление.

Наклоняясь к Хассему, Берест прислушивался, о чем он говорит в бреду.

— Никто не сдвинет его... — с горечью шептал тот. — Некому сдвинуть....

Бересту чудилось в этом что-то знакомое, но он не мог вспомнить, что.

А Хассему казалось, его ведут в каменоломни. На обочине — огромный валун. На валуне, сутулясь, сидит большой ворон, старый воронище. Хассему виделся Берест, который клялся: если камень сдвинут — это знак, что Хассем скоро будет свободен.

Хассем лежал в маленькой полутемной каморке: свет его беспокоил. Возле деревянной кровати Ирица поставила на скамейку кувшин с водой. Смерть приходила нелегкая... Лицо Хассема так осунулось и побледнело, что над верхней губой был отчетливо виден каждый волосок редких юношеских усов. Проваливаясь в забытье, Хассем снова и снова переносился душой к камню у обочины.

Неужели никто так и не столкнет его с места? Ворон сидит на валуне, молчит и что-то знает... Хассем в гневе смотрит на камень. "Не можешь ты так лежать! Ты сдвинешься, и я буду свободен!".

Под взглядом Хассема камень вдруг становится оранжево-красным, и его охватывает пламя... Ворон с криком, хлопая крыльями, взлетел. Хассем не отводил взгляда... И камень рассыпался, испепеленный дотла, а на клочок выжженной земли под ним, медленно, кружась в воздухе, опустилось черное перо, что обронил ворон.

Хассем, часто дыша, открыл глаза. Берест сидел около него на кровати. Хассем видел его сбоку: свесившиеся пряди волос, очертания бороды, усов и губ, носа, лба. Берест слегка обернулся, они встретились глазами. В маленьком покое сильно пахло целебными травами.

— Ну, брат, хуже тебе или лучше? — наклонившись к Хассему, чтобы расслышать ответ, спросил Берест.

Хассем чуть улыбнулся.

— Я вернулся, Берест. Совсем...

Взгляд Хассема был пугающе проницательным — это мог быть взгляд старика:

-Я видел, что мы способны изменять этот мир. Мы угодны Творцу, Берест. Помни...

Берест собрался в Годеринг, чтобы заключить вассальный договор. Детям сказали, что занятий у них в это время не будет: наставник Энкино тоже едет с посольством. "Для представительности: он хорошо говорит", — пояснил Зоран.

Берест по дороге начал учиться. Они наконец купили лошадей, и по пути, в седле, он твердил наизусть священное писание: и чтобы освоить грамотную речь, и чтобы лучше понять, чем живут верные Вседержителю народы.

— Смотри. Много стихов о том, что всякая власть от бога. Написано, что ей противятся злые люди, а добрые люди почитают своих господ. "И потому надобно повиноваться, не только боясь наказания, но и по совести". "Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх", — в раздумье прочитал Берест. — А не написано того, что власть иной раз сама лютее зверя.

— Нет, Берест, — пояснял ему стих из писания Энкино. — Если ты хочешь это понять, то ты должен понять, что богатство и власть освящаются верой. Господа держат ответ только перед своей совестью и богом, но не перед стоящими ниже. Миропорядок Вседержителя вовсе не в корне отличается от порядка, который установил в своем княжестве его Враг. По-настоящему разница только в том, сколько позволяется рабам или простонародью. Под властью Князя Тьмы им не позволяли иметь ни семей, ни домов, ни куска хлеба досыта. Их держали в цепях. Под властью Вседержителя им можно иметь семьи и дома и, если повезет, заработать на верный кусок хлеба, и их не держат в цепях или взаперти. Однако суть в том, что они всем обязаны своим "высшим". Таков миропорядок...

— Как ты скажешь, Энкино: если я назовусь князем Пристанища, то в Годеринге тоже будут считать, что меня поставил над людьми сам Вседержитель? — задумчиво спросил Берест. — Хассем все говорит: ты угоден Творцу...

— Не очень-то верится, — прищурился Энкино. — Ведь князья воюют друг с другом. Если бы они в самом деле считали друг друга избранниками Творца, то с чего бы? Вот простонародье, пожалуй, должно будет и тебе кланяться, если тебя признают.

Берест только сдвинул брови. Со дня основания Пристанища он всегда думал о том, как должны жить люди, чтобы добро исходило ко всем не от милости некоторых?

— А у Хассема какой-то свой Создатель, — продолжал Энкино. — Я про такого нигде не читал. Хассем говорит, что его можно познать только через откровение. На Вседержителя он мало похож. Мне кажется, что Творец Хассема — это наши же надежда, любовь, правда, сострадание, воля к борьбе за добро, но только если их представить отдельно от нас...

Его прервал Зоран. Тяжело повернувшись в седле, так, что оно заскрипело, он сказал:

— Дымком пахнет. Жилье рядом.

Рядом с деревней был маленький закопченный трактир. По дороге, припорошенной снегом, всадники въехали в трактирный двор.

— Хозяин! — позвал один, соскочив с коня. — Эй, хозяин! Прими у нас коней!

Трактирщик появился из боковой пристройки: сперва осторожно выглянул, потом вышел.

— Много вас... — проворчал он. — Мне и лошадей-то поставить больше негде. Ехали бы дальше.

— Неужто столько народу, что нам и места нет? — спросил высокий, седой человек с еще не старым, смелым лицом. — Мы нездешние, а уже поздно. Дай нам поесть. Если у тебя занято, мы пойдем по домам проситься, чтобы поставили наших лошадей и самих пустили ночевать.

— Мы заплатим, — заверил черноволосый парень, с виду южанин.

— А за кого воюете? — спросил трактирщик, подозрительно оглядывая их, и быстро добавил. — За кого бы ни воевали, у меня сейчас стоит лорд Эрвуд из Вельдерна. Двух ваших лошадей я поставлю у себя, а вас накормлю, но ведите себя потише.

— Подожди, хозяин! — бородатый русоволосый парень подошел к трактирщику. — А что, Годеринг разве нынче воюет? С кем? Кто такой лорд Эрвуд?

Трактирщик велел жене и дочери спрятаться на жилой половине и не показываться. Пятнадцать вооруженных латников, сопровождение лорда Эрвуда, были недовольны ужином, но лучшего бедному трактирщику негде было взять. Сам лорд сумрачно сидел во главе длинного стола. Он молчал, и никто не смел к нему обращаться. Пламя камина отражалось в чеканке его доспеха и светло-серых глазах.

Лорд Эрвуд, прославленный многочисленными победами на турнирах и военной доблестью, был личным телохранителем самого правителя Вельдерна.

В трактирном дворе раздался топот копыт и чужие голоса. Лорд Эрвуд неторопливо поднялся и вышел на крыльцо. Позади сгрудились его латники.

Вельдерн, давний вассал Годеринга, взбунтовался еще полгода назад. Лорд Вельдерн быстро набрал наемников — быстрее, чем из столицы успели заметить увеличение его войск, — и объявил себя независимым властелином. Рыцарь Эрвуд получил ранение в одном из боев и остался лечиться в захваченном городишке. Теперь, выздоровев, он возвращался к своему господину.

Нахмурив брови, лорд Эрвуд вышел на порог трактира, глядя на чужаков. Приезжие были в легких доспехах, без шлемов. Похоже было, это наемники, но Вельдерна или Годеринга? В распахнутую дверь врывались клубы морозного воздуха. "Где-то набрали крепких ребят", — оценил лорд Эрвуд стать приезжих.

Чужаки гурьбой столпились у крыльца. Лорд искал глазами их предводителя: может быть, кто-то из рыцарей Вельдерна случайно оказался на той же дороге, что и он сам? Но никакого главаря у приезжих, казалось, не было: ни один из них не был одет лучше других и не имел никаких отличительных знаков.

— Кто ваш предводитель? — требовательно спросил лорд.

— Я, — вышел вперед русоволосый парень.

Брови лорда Эрвуда поднялись чуть выше.

— Имя?

— Меня зовут Берест.

Эрвуд слегка пожал плечами — среди наемников могло быть много людей с иноземными именами.

-Кому ты служишь?

— Никому, — отвечал тот.

— Годерингу? — так же невозмутимо продолжал спрашивать рыцарь.

— Мы никому не служим.

— Значит, едете наниматься в войско, — это был даже не вопрос, а заключение.

— Посмотрим, — прямо сказал Берест. — Пока что мы сами по себе, а там будет видно.

— Откуда вы взялись?

— Из Пристанища.

Эрвуд усмехнулся и слегка развел кисти рук. Менее сдержанный человек развел бы руками, но он ограничился этим движением.

— Как зовут вашего лорда?

— Берест и зовут, — вдруг весело и насмешливо улыбнулся юноша-южанин. — Он князь Пристанища. О войне, господин, мы узнали только сейчас. Мы ни на чьей стороне.

— Я найму вас, если вы того стоите, — подумав, решил лорд Эрвуд.

Семеро крепких вооруженных парней на собственных лошадях — их можно было прихватить с собой.

-Мы не нанимаемся, господин, — миролюбиво повторил Берест. — Деньги или воинская слава — не наше дело. Нам все равно, кому из лордов служить, лишь бы он был в силах дать мир и защиту Пристанищу.

— Зато мне не все равно, какому из лордов вы будете служить, — Эрвуд бросил пренебрежительный взгляд на князя Пристанища, с виду похожего на крестьянина. — Я не намерен отпускать вас живыми, чтобы вы могли присоединится к врагу моего повелителя. Или вы с нами, или я поступлю с вами, как на войне поступают с неприятелем.

Бересту стало досадно. Потерять убитым кого-нибудь из своих в случайной, нелепой стычке? В Пристанище и так мало людей, а других таких, как эти шестеро, вовек не нажить.

— Мы вам не мешаем, господин, — сказал Берест. — Если что — ладно, поедем искать себе другого ночлега. Худой мир лучше доброй ссоры.

Берест сделал знак, чтобы его спутники шли назад к лошадям.

— Стой, холоп! — приказал лорд Эрвуд.

Берест остановился. Одним кивком рыцарь дал приказ латникам, и они высыпали во двор.

— Не хочешь добром отпустить? — задорно бросил Берест. — Так чем за людьми прятаться, давай я тебе один на один по шее надаю.

— Грязному наемнику я заткну рот по-своему, — ровно сказал лорд Эрвуд, приближаясь к нему. — Просто выбью зубы, а потом вас всех вздернут на воротах!

Не доставая меча, рыцарь замахнулся кулаком.

— Ах, ты так?!... — Берест выругался, уклонившись.

Но он мог бы и не уворачиваться: руку рыцаря еще раньше перехватил стоявший рядом Снодрек...

...В обеденной зале ярко горели свечи. Были ранние зимние сумерки. Огни отражались в столовом хрустале. По обычаю, стол стоял на небольшом возвышении, вокруг замерло несколько слуг, готовых переменить блюдо или налить вина. Лорд Эйтол, правитель Годеринга, обедал в кругу семьи: жена, две дочери, мальчик-сын и молодой брат жены.

— Отец, — сказала младшая дочь лорда. — Из-за войны не будет зимних празднеств?

Лорд Эйтол вздохнул. Исход войны был еще неясен, более того — затраты на войско опустошали казну. Становилось не до зимних турниров.

— Все эти восстания вассалов имеют свойство затягиваться, — произнес лорд Эйтол. — Они нанимают воинов, потом не могут с ними расплатиться, и воины рыскают по всей стране, чтобы набить кошелек. За ними приходится гоняться бог знает по каким дорогам. Правда, потери Вельдерна не могут не радовать. Лорд Эрвуд убит...

— Так что на самом деле за слухи о его гибели? — осведомилась жена.

— Бесславно пал во дворе деревенского трактира. Проезжий рыцарь со свитой — человек восемь или десять — разгромил весь его отряд. До Вельдерна добралось несколько уцелевших латников, чтобы донести до своего сюзерена весть о кончине его любимца, — с удовольствием сообщил лорд Эйтол.

— Кто-то из наших рыцарей? — спросила старшая дочь.

— Ума не приложу. Какой-то князь Берест. Вельдерн рвет и мечет и объявил награду за этого "проклятого вассала Годеринга".

— Но среди наших вассалов такого нет, — удивилась супруга лорда.

— Это не мог быть кто-то под чужим именем? — с волнением спросила дочь.

У двери показался оруженосец.

— Что там, друг мой? — приветливо окликнул его лорд Эйтол.

Оруженосец подошел к столу и замялся, видимо, не зная, говорить ли при всех. Лорд подал знак, и юноша прошептал ему на ухо несколько слов.

Лорд негромко рассмеялся.

— Ну что, — обратился он к семейству. — Хотите увидеть наших героев в лицо? Свиту пусть покормят, — велел лорд оруженосцу, — а князя зови сюда.

— Тот самый загадочный вассал? — догадалась леди.

— Сейчас мы на него посмотрим, — кивнул ей муж. — Что-то очень уж неожиданно и таинственно.

— Наверно, какой-нибудь воин, предкам которого твой отец или дед давным-давно пожаловали клочок земли, а ты и забыл, — предположила жена.

Через миг в дверь вошел высокий русый человек с перевязанной головой. В пропахшей конским потом одежде, с осунувшимся, усталым лицом, он хмуро и застенчиво огляделся.

"Похоже, князь-то из простонародья?" — мелькнуло у лорда.

— Приветствую тебя, рыцарь, — мягко произнес лорд Эйтол. — Итак, передо мной тот самый князь...

— Берест из Пристанища, — сказал раненый.

Он все оглядывался, как-то тревожно, непривычный к богатым палатам.

"Что за медвежий угол — это Пристанище? И ведь наверняка мой дед о нем знал, а я даже представления не имею, — мелькнуло у лорда Эйтола. — И что мне теперь делать с этим героем? Князья там, как видно, одичали, работают в поле вместе с мужиками (он заметил, как выглядят руки Береста), дороги туда нет, непроходимые леса или горы, и теперь этот наследник милостей моих предков является ко мне и, несомненно, потребует за свои подвиги еще милостей, дополнительных. Впрочем, он, похоже, неприхотлив. При дворе ему делать нечего, а небольшая сумма из казны..."