Пояс для Эмилии

— Моли о пощаде, — хищно оскалился Маслаков, — моли, и мучения будут недолгими. Я не стану рисовать на тебе кровавые узоры.

— Беспокойся о себе и...

Волна морозного ветра шевельнула волосы на затылке Ольги. Она чудом пригнулась и развеяла локон Верлиоки, но не успела отразить выпад Глеба. Слепящая молния летела точно в лицо, но почему-то наткнулась на барьер и срикошетила в стену. Из пробитой дыры посыпались камни. Один осколок зазвенел по серебряной глади застывшего Источника.

— Какого...

За спиной Глеба стояла Мила. Тяжело дышала после бега: портал перенёс не к печати, выбросил на середине подземного пути.

— Я собственными руками расправился с тобой! — он обернулся к Ольге и крепче сжал кинжал, — ты создала её призрак, да?

— Вы не всё знаете о Леди, — девушка пожала плечами, — думали, что я умерла? Что навсегда осталась в заповеднике?

— Ты иллюзия!

— Я живая. Из плоти и крови, — она заговаривала зубы врагу и старательно не смотрела на мать, которая использовала заминку для ответной атаки, — вы были слишком самоуверенны, чтобы довести убийство до конца! Пока вы предвкушали другие убийства, я открыла глаза и пообещала наказать за всё!

— Поэтому твоя мать не лила слёзы и...

Ольга резко развела руки, и с пальцев сорвалась золотистая сеть. Глеба прибило к колонне подобно мухе, застрявшей в липких сетях. Мужчина силился освободиться, один за другим взрывал кристаллы, и нити тлели. Белая Леди добила бы врага, но того защищал барьер.

Верлиока обернулась на грохот:

"Пятая? Это ничего не меняет, — щурясь, она изучала Милу, — слабая. Они искрятся, а ты едва теплишься, словно зверь на последнем издыхании Негодна даже на закуску".

В пещере воцарились сумерки. Ледяная печать отражала битву подобно зеркалу.

— Миланя, уходи, — Ольга безуспешно нападала на седовласую старуху, одновременно оглядывалась на Маслакова, — спасайся, мы задержим обоих. В особняке безопасно, на чердак не поднимется даже Верлиока. Забери из спальни мои латыри и запрись покрепче.

В голосе Белосельской сквозило отчаяние. Не верила она в победу. Продержатся сёстры час, но подземелье не покинут. Растворятся в Источнике, а сил трёх неопытных наследниц не хватит сдержать разбуженное лихо.

— Нет-нет. Я нашла в дневнике кое-что очень важное! Я приведу того, кто нам поможет! Надо лишь пройти на ту сторону и отыскать!

— Уверена? — в потухших, было, глазах женщины загорелся огонёк.

— Да! Позволь мне попытаться!

— Хорошо. Тогда...

— Осторожно!

На долю секунды Ольга упустила из виду щупальца Верлиоки, сорвавшие с Маслакова остатки сети. Выхватив кинжал, Глеб набросился на Белую Леди и пронзил бы плечо, но...

— Остановись!

Этот голос Мила бы узнала всюду. Насмешливый, в "Венском Вальсе" и институте, нежный, в заповеднике и цветнике, или, как сейчас, твёрдый, словно его обладателю незнакомы сомнения и слабости. Пришёл!

— Женя! — Алая Леди чувствовала, что вот-вот расплачется.

Весь в чёрном и будто стал выше. Плечи защищены мерцающими щитками, брюки и туника расшиты ало-золотой нитью, а пряжка на поясе — копия розы ветров.

Юноша улыбнулся Миле, но тут же мрачно взглянул на отца.

— Что ты здесь потерял? — Глеб стиснул рукоять, — немедленно уходи! И что это за маскарад? Во что ты вырядился?

— Нет, — младший Маслаков показал витой браслет, — я с ними. Я такой же, как они. Как те, кого ты убил.

— Что за глупости?! Сними его! Выбрось! В тебе не может быть проклятой крови!

— Он прав, — Ольга отсекла очередной локон Верлиоки.

— Это жалкая ложь!

— Почему? После твоего ухода я составила генеалогическое древо твоей жены. Настя происходила из рода Виринеи, и твой сын — наследник младшей из великих сестёр. Он той же породы, что я и остальные.

— Не верю! — Глеб повернулся к наследнику, — последний раз повторяю, уходи! После я разберусь с этим, но сейчас...

— Нет. Я сделал выбор.

— Глупый мальчика! Ты понятия не имеешь, во что ввязался! Эту ночь никто из Леди не переживёт! Они сдохнут в агонии!

— Тогда я уйду с ними.

— Сколько пафоса! И ради кого? Ведьм, из-за которых погибла мать? Вон из пещеры!

Вместо ответа юноша сжал кулак. Браслет окутало радужное сияние.

— Хорошо. Я преподам урок послушания.

Бывший Искатель убрал кинжал в ножны и, коснувшись метки на руке, поднял булыжники и обрушил на сына. Ольга в то время сжала Милу за плечи и повела к вошедшей во вкус Верлиоке. Против седовласой старухи бились две Леди, тело третьей растворялось в порывах синего тумана.

— Иди, раз должна. Я прикрою и его, и тебя.

— Я обязательно вернусь с подмогой.

— Поторопись.

Белосельская оттолкнула дочь и резким жестом засиявшей ладони подожгла серебристую прядь-щупальце. Да, Верлиока одолела Синюю Леди, но сестёр снова трое. Евгений отвлёк отца, и старшая бросилась на помощь Тирунеш и Адальмине.

— Ты не столь сильна, как думаешь, — выступила Ольга, заставив мстительницу отвернуться от розы ветров, — давай! Удиви меня! Покажи свою великую мощь! Или на болотах ты так обнищала, что не сразишь и зайца?

"Безумству храброй пою я песню".

Рассерженная Верлиока выплюнула собственные зубы. Острейшие клыки просвистели быстрее пули и пробили стену. Один оцарапал плечо Белой Леди.

Уклоняясь от очередной пряди, Белосельская увидела, как Мила по кругу добралась до печати. Прикоснулась к лучу, сжала кулаки и решительно прошла сквозь ледяное зеркало. Снежный рой накрыл пещеру, колонны задрожали от вопля старухи, а Ольга прикусила губу. Наследница должна успеть до перерождения луны, иначе останется в чужой страте до окончания цикла. Если, конечно, сохранится дверь между мирами. Один точный удар, и все жертвы будут напрасны.

Всё или ничего.

— Глава 21. Ладия.

В лицо Миле ударил горячий воздух. Лёд зеркала сменился зноем, и девушка закашлялась. Наступила на что-то неровное и упала бы, но кто-то удержал за плечо и оттащил в сторону.

— Здравствуй. Голова не кружится?

— Нет.

Затаив дыхание, Алая Леди посмотрела на... Лукерью? Как это возможно? Голос её, но выглядит, как девочка-подросток. Лицо округлое, брови светлые-светлые, только волосы заплетены в знакомую косу ниже талии. Одета в светло-зелёный сарафан с вышивкой, на руке — браслет из засушенных цветов. Странно, премудростям обучила и благословила зрелая женщина, за гранью встретила юная, словно ученица старших классов. Да рядом с ней Мила похожа на старшую сестру!

— Что-то не так?

— Во сне вы были старше, — осторожно произнесла наследница.

Лукерья хитро улыбнулась, а девушка прикусила губу. Овал лица прародительницы стал угловатым, заострились скулы, потемнели брови — на Милу смотрела женщина из первого путешествия в другой мир.

— Теперь похожа?

— Очень.

— Хочешь, такой останусь.

— Н-нет.

— Разве будущая Леди стала бы внимать словам девочки? Отнеслась бы серьёзно к ровеснице? Сомневаюсь, — она помолодела, — по эту сторону мы выглядим так, как хотим. Такой я была, когда узнала правду о своём предназначении. Впервые за сознательную жизнь встретилась с матерью и словно очнулась после многолетнего сна.

По эту сторону.

Мила отвлеклась от Лукерьи и округлила глаза. Девушки стояли на узловатой ветви дерева. Гигантского исполина, с золотистыми прожилками на бронзовой коре и огненными цветами. Лепестки развевались, будто водоросли в толще воды. Пламя затухало и разгоралось, в сердцевине зиял угловатый чёрный провал, словно скважина замка. Странно, очертания казались знакомыми, но Алая Леди не могла вспомнить, где видела ключ.

Пахло дождём в сосновом лесу и листьями. Бесконечные ветви несли бутоны в звёздное небо. Девушка посмотрела вниз и не увидела земли, только гигантские сучья. Всюду плескался океан разноцветных звёзд. Голубых, словно кристаллы льда, розовых, будто рассветные всполохи, белых и стальных, как океанский жемчуг. Искры медленно кружились, мерцающими волнами колыхались в небесной мантии иного мира.

Вдали порхали вороны. Карканье напомнило скрип железного механизма, покрытого коркой многолетней ржавчины. "Птицы" голодны? Ищут добычу?

Мила попятилась. Лоскуты алого платья цеплялись за разломы на коре.

— Не бойся, — улыбалась Лукерья, — упадёшь, стражи подхватят и опустят на сук. Это в ваших мирах они грозные, свирепые, в коридоре вечности — игривые и добрые. Вьют гнёзда, растят птенцов и защищают нас.

— В коридоре вечности? — девушка облизала пересохшие губы.

— Каждая ветвь — путь в другую страту.

— А бутон — это печать? Роза ветров, как в Солонне?

— Верно.

— Получается, в определённый час можно открыть дверь в любой мир?

— Умная Леди.

— Сколько же...

Мила сбилась со счёту. Ветер колыхал цветы. Резкий порыв, и в бесконечность осыпались полыхающие лепестки. Они плыли вниз подобно лодкам, скользящим на волнах звёзд и растворяющимся в струйках сизого дыма, пахнущего мёдом и согретой солнцем росой. Печать казалась сломленной, но что это? На черешке рос новый треугольник. Крохотный огненный язычок робко тянулся к горделивым собратьям.

За спиной девушки цветок блестел бирюзовым льдом. Гостья коридора бесконечности будто смотрела в схваченное морозом окно. Там, под сводами пещеры, мама и другие Леди ожесточённо боролись с Верлиокой. Вот сверкнула молния, и потолок обвалился. В ужасе Мила прикусила губу. Только бы никто не пострадал!

— Им тяжело, — увиденное отрезвило наследницу, — а я, глупая девочка, мечтаю о мирах. Вы сказали, что поможете найти её. Но где?

— Около вершины, — Лукерья посмотрела вверх, — пойдём.

— Мы успеем за час?

— Здесь время течёт иначе. Туфли оставь, помешают.

Мила послушно разулась и оставила обувь у трещины. Правда что, на каблуках по деревьям не покарабкаешься. Девушка плохо представляла, как перебраться на другую ветвь (не прыгать, как ниндзя?), но не отставала от Лукерьи. Та уверенно бежала по светящейся коре, сразу видно, провела в коридоре вечности много лет. Интересно, Марена и Виринея тоже любуются звёздными волнами и цветами из огня? Или сёстры следят за боем в подземелье? И кто мать первых обладательниц пояса?

Наследница прочитала дневник от корки до корки, но ничего подобного не нашла. Всё же, особенные истины не стоит переносить на страницы, не то прочитавший потеряет почву под ногами. Лишится рассудка и наделает глупостей. Изучи Мила тетрадь Лукерьи до посвящения, решила бы, что стала жертвой розыгрыша. Глупого, жестокого, проверяющего способность трезво мыслить. Подобные шутки любила Света, не раз ставящая сестру в неловкое положение. Будь то "случайно" забытое домашнее задание в школе или рассказанные старшекурсникам истории из детства "забавной младшенькой", после которых над Милой не потешался разве что ленивый. Интересно, Света нашла себя в столице? По сестре она не скучает, это само собой, но обрела ли внутренний покой? Если всё... успокоится, то надо её увидеть. И сестру, и Анатолия. Нормально простить и попрощаться, ведь бегство оставило в душе неприятный осадок. Пусть отец оказался не родным, срывал злость по поводу и без, но воспитал, дал образование. Есть, за что поблагодарить.

Над толстым сучком ветер покачивал ветвь, с которой свисала сплетённая из листьев лестница. Гибкая, на вид, прочная. Невольно Мила вспомнила школьный лагерь. Верёвочные лестницы и дом на старом дубе, куда старшие пускали только богатых или полезных ребят. Мила к таковым не относилась, поэтому смотрела на шалаш издалека. Что ж, в каком-то смысле ей воздалось. Кто-то из одноклассников устроился в банк и заработал на элитное жилье, несколько девочек стали домохозяйками при солидных мужьях, одна организовала салон дорогих меховых изделий, но никто не открыл путь в другой мир. Несколько месяцев назад, застенчивая и молчаливая, привыкшая к тирании и боящаяся перемен Мила уверенно шагала по коридору вечности. Поднималась по ветвям и мысленно готовилась к встрече с великой силой, способной усмирить Верлиоку.

— В странном месте вы живёте, — вполголоса произнесла девушка, уцепившись за верёвки из дубовых листьев. Ярко-зелёных, расчерченных инеем, словно собранных весной в лесу морозным утром.

— Нет, — усмехнулась Лукерья, — коридор — дом стражей. Мы вольны путешествовать по стратам и оставаться в любой. Недоступна лишь та, где родились и прошли физический путь. Первый путь. Повторного появления пряхи не одобряют. Переступить грань — всё равно, что бросить вызов.

Мила приподняла бровь:

— Пряхи?

— Они отмеряют срок жизни. Прядут нить, ровную, а иногда с узелками. Пряжа обрывается, и человек закрывает глаза навечно, — Лукерья протянула руку и помогла наследнице ступить на ветвь, — когда тебе исполнится сто лет, ты встретишься с ними. Для полного посвящения тебе надо сделать ещё три шага. Каждый в своё время.

— Как пряхи решают, что... пора?

— Этого не знаю даже я.

— Можно ли повлиять? — Алая Леди видела, как вдали ветер покачивает другую лестницу, — попросить? Переубедить?

Проводница обернулась через плечо.

— Увидишь прях, поймёшь.

— Значит, нет.

— Только единожды они связали разорванную нить. Когда твоя мать отдала воскрешающий латырь. Негодовали, кричали. Старшая в сердцах сломала прялку, но я напомнила о забытом обещании, и они сдались, — Лукерья слегка ссутулилась, будто воспоминания отозвались болью, — правда, зуб на Ольгу и на меня точат.

— То есть, отплатят при случае?

— Скорее всего.

Девушки бежали по очередной ветке. Повеяло холодом, и Мила увидела, как угасает цветок. Замирают лепестки, растворяется последний язычок пламени, лёд покрывает бутон. Мгновение, и в покрывале звёзд мерцает зеркало, готовое пропустить в иной мир. Интересно, там живут люди или кто другой? Встаёт ли по утрам солнце? Одно? А, может, два или три? Леди отмерян длинный век, вдруг получится прикоснуться к другой розе ветров? Великая Лукерья-то, наверняка, изучила все.

Но приключения после. Сначала — дом. Маме очень нужна помощь, да и Жене пригодится. Глеб Антонович очень хитёр и не остановится ни перед чем.

— Вы упомянули о матери. Кто она?

— Сестра Верлиоки.

Споткнувшись, Мила чудом не упала в пропасть. Большой палец на ноге пересекла царапина, но удивление приглушило боль.

— Что?

— Дара. Её младшая сестра.

— Но... как?

— В каждой страте есть подобные нам. Дети, внуки, правнуки существ, одной крови с Верлиокой. Отец либо мать приходят из этого мира, ищут вторую половину и оставляют наследников. Таких, как я, Марена и Виринея. Выросшие среди обычных людей, мы лучше понимаем, кто друг, а кто враг, и откуда тянется корень зла. Своего отца я никогда не видела, да и он вряд ли знал о нашем существовании.

Алая Леди прикусила губу. Подобный расклад отдалённо напоминал династические браки Европы времён монархии. Двое заключили договор и маются друг с другом, зато у государства — праздник. Так и здесь, разве что "союз" продлился несколько дней. Встретились, выполнили долг и навеки разошлись.