Вот так и получилось, что глухой ночью на походную колонну императорской тяжелой пехоты вынеслось обычное стадо коров Ит-Тырков.
Может быть, императорская пехота не испугалась бы обстрела из арбалетов. Даже наверняка не испугалась бы! А вот вид трехсоткилограммовых зверюг, с разбегу прыгающих через пароконные платформы, бойцов несколько смутил. После основного стада, воспринятого в некотором оцепенении, отступали быки. Они-то как раз прыгали похуже. И снесли некоторое количество панцирников в пыль. Ну, бойцы не поднялись, зато императорская пехота выпала из созерцательного транса и схватилась за арбалеты. Так что волкам, вылетевшим с разгону на колонну, в последний раз крупно не повезло.
Походной колонной, очевидно, командовали опытные полевые командиры, потому что решение они приняли на удивление быстро. И именно такое, на которое надеялись трясущиеся в засаде полицейские. Остановились. Окружили оборонительные порядки стеной платформ и стационарных щитов. Выслали ближние разведгруппы, которые исправно доложили, что в степи темно и ни фига не видно. И благоразумно решили больше бойцами не рисковать и вернуться на исходную. А там видно будет. Единственный бык, успевший получить в лоб арбалетный болт, лишь укрепил решение начальства не связываться с неведомой опасностью. Валявшаяся на дороге зверюга так и не была опознана как мирный домашний скот.
Не веря своему счастью, полицейские вперемешку с армейским спецназом наблюдали, как грозная цепь огней удаляется вдоль гор и скрывается за дальним отрогом. Судьба без единого выстрела обеспечила им еще немножко жизни.
Кстати, коров полицейские, в отличие от пехоты, совсем не испугались. А чего их бояться? Эти твари им в степи успели уже надоесть. Лезут ведь в палатки, жрут там все подряд, как будто травы в степи не хватает!
Ит-Тырк. Славный потомок кого-то...
Младший Ит-Тырк уверенно ехал к предгорьям. А что еще ему оставалось делать? Только бежать в город, искать там свою судьбу. В стойбище ведь совсем задразнили. И оскорбительное "Двузадый" было самым снисходительным из прозвищ. С такой кличкой никогда не стать джабеком. А раз так, то и в стойбище делать больше нечего.
Мать клана перехватила его за стойбищем. Хоть и была она жутко стервозной женщиной, к своим сыновьям, даже таким непутевым, как первенец, она относилась с неподдельной теплотой и сочувствием.
— Может, и правильно делаешь, что уходишь, — задумчиво сказала она. — В клане тебя пьянка сгубит. Слабый ты по этой части. А в городе... всякое может быть. Ты, хоть и Ит-Тырк, не такой уж и пропащий. От отца тебе и удали, и ловкости достаточно перешло. И если б не пьянка, быть бы тебе славным воином, нукерхом, истинным потомком Имангали!
Ит-Тырк хмуро посматривал на мать, не понимая, к чему это она. Ишь, опять в синем! Когда только успела? В клане к ней точно никто не отважился бы подкатиться на ночь... а тогда где? И с кем? Э, чего гадать! Тут непонятно даже, кто собственный отец...
— Помни, что ты — сын очень достойного человека! — настойчиво сказала мать. — Помни, что и ты — достойный легиньх! Я горжусь тобой, мой первенец! Удачи тебе в новой жизни желаю — а остальное добудешь сам. Вот, это деньги на первое время. На еду, не на пьянку! Тебе нельзя пить, пропадешь! А это — подарок от твоего настоящего отца. Его именное оружие. Сказал передать, когда повзрослеешь. Держи.
Ит-Тырк с недоумением повертел в руках странный нож с неудобной, очень широкой рукоятью.
— Осторожнее с ним! — предупредила мать. — Вещь с секретом: лезвия стреляют — и сильно стреляют! Трех недругов можешь смело встретить с ним в руках! Вот, смотри...
Женщина умело навела хитрый нож на столбик коновязи, нажала скобу. Раздался резкий щелчок, и Ит-Тырк с возросшим уважением поглядел на клинок, намертво застрявший в дереве. Так и убить можно! Впрочем, мать без затруднений расшатала его и вставила обратно в обойму. Ит-Тырк припомнил сразу старую историю с красавчиком Буршем. А ведь мать и сама могла его уделать! Заманила в степь, чтоб там, без свидетелей, изуродовать в назидание остальным... Что нож, что мамаша — сплошные секреты.
— Езжай уж, славный потомок Имангали! — дрогнувшим голосом произнесла мать и отвернулась. — Если в деревне остановят — проси защиты у Санниэре! Скажи ему — "Черный Аркан"! Он поймет. И поможет пройти к станции.
Так что Ит-Тырк ехал к деревне и крутил в руках странный нож. Ну и кто же его отец, если вот это — его именное оружие? Вор? Или наемный убийца? Э, разве понять? Где-то же находит в степи мамаша достойных отцов для своих сыновей...
Дым он заметил издалека. Заметил — и сразу поскакал к нему. Страшен пожар в степи! Не дать ему набрать силу! Затоптать, направить на сырой овраг, на выжженную землю! Иначе — мучительная смерть любому, оказавшемуся на пути огня! Не зря законы Аркана грозили казнью за небрежно брошенный в степи костер...
Он понял с ужасом, что степь подожгли умышленно. Уж очень широким был фронт огня. Но поджигатели или спешили, или ... может, переменился ветер и погнал огонь на малый перешеек между двумя оврагами. И в этом был шанс на удачу! В этом — а еще в том, что трава была чахлой. Не на чем было огню набрать грозную мощь. Пока что не на чем. Иное дело — за оврагами...
Он обгорел сам, пожег плащ и обувь, но сумел сбить огонь. Поглядел назад, в сторону стойбища. Эх, никто даже не узнает, как он их всех спас! Всхлипнул от боли в обожженном лице и побрел умываться. В овраге, он знал это, должен был сохраниться малый ручеек. Предгорья же близко.
Вот там они его и подловили. Подкрались сзади и... Но он в своей жизни так часто получал подзатыльники, пинки и удары палкой, что успел заметить краем глаза движение и увернулся. Почти увернулся. Зато страшный удар боевой дубинки не убил его на месте, как предполагалось, и даже не лишил сознания.
Он встал почти сразу. Его окружали воины в броне. Поджигатели. Тоже, наверно, пошли отмываться в овраг от сажи и степной пыли. Но заметили его и решили... что?
Один из воинов сказал пару коротких слов. Ит-Тырк сразу понял, что говорят о нем — потому что именно такие слова произносила его мать, когда он попадался на пакости в очередной раз. И с такой же интонацией.
Он мог удрать. Все еще мог. Верный степняк настороженно следил с края оврага. Стоило свистнуть, побежать коню навстречу — и кто бы его нагнал в родной степи? Но один из бойцов открыл ранец и достал факел. Решил снова поджечь степь.
— Помни, что и ты — достойный легиньх! — словно наяву услышал он слова матери.
Ит-Тырк всхлипнул. Ну какой из него достойный легиньх? Он очень хотел жить. Ему было страшно и больно. В отчаянии он поднял голову... в степном мареве, беззвучно покачиваясь, ехали на боевых конях страшно порубленные воины. Побратимы Черного Аркана сурово кивали головами, приветствуя славного потомка Имангали... тихо гудели низкие усталые голоса, и Ит-Тырку даже показалось, что он различает слова...
— Напои меня, степь... — прошептал он.
Голос его сорвался. Да и не знал он, как там дальше. Его мать часто напевала только эти слова.
— Прибейте щенка, и доделаем работу! — раздраженно сказал командир рейнджеров.
— Оставившему в степи костер — мучительная смерть на огне! — сказал Ит-Тырк, утирая слезы. — Кто из вас командир?!
И сжал в руке такой невзрачный, такой безобидный с виду ножик, единственный подарок своего неведомого отца. Жалобно заржал на краю оврага конь...
В мгновенной схватке рейнджеры сразу потеряли двоих — и отпрянули. И потеряли еще одного. А больше Ит-Тырку нечем было стрелять. Тогда бойцы застрелили его из арбалета, снова подожгли степь и ушли. Убитых командир группы приказал оставить: какое-то чувство подсказывало, что им еще потребуются все силы, чтоб добраться до безопасного лагеря.
С ближайшего холма рейнджеры заметили, что поджог снова не удался. Ветер погнал огонь на уже спаленное место, и пожар сник, не получая пищи. Получалось, что наказать степняков за ночное происшествие не вышло. Но возвращаться никому даже в голову не пришло, как и останавливаться для следующего поджога. Бойцы всей кожей чувствовали, как степь следит за ними злобными глазами. А еще они заметили на дальнем обзорном холме характерные отблески. Полицейский патруль тоже наблюдал за происходящим. Рейнджеры засекли, что из группы патрульных унесся в сторону предгорий вестовой, и поторопили лошадей. Они еще надеялись, что смогут уйти.
Потом из-за холма прилетела стрела и ударила командира группы в нагрудную броню. Пришлось спешиться, открыть ответную стрельбу, перебежками обогнуть холм — чтобы только увидеть уносящихся вдаль конников.
Стрелы прилетали еще не раз, не позволяя двигаться быстро. А когда попробовали не обращать на обстрелы внимания — один из бойцов получил прицельно стрелу в лицо. Его тоже бросили. Рейнджеры все еще надеялись вырваться из враждебной степи.
А потом их нагнал на легконогом степняке Дребен Хист.
Дребен Хист — и законы...
Они неторопливо ехали к обзорному холму — Дребен Хист и первый десятник. Зачем — десятник не спрашивал, хотя вполне мог и спросить. Но не спрашивал. Ехал и изнывал от любопытства. Весьма характерная ситуация для мужчин. Впрочем, и для женщин тоже.
Но есть любопытство — и производственная необходимость. Так что кое о чем следовало поговорить, раз уж выдался удобный случай без свидетелей.
— Ну? — иронично подбодрил десятника Хист.
— Командир, я не понял, за что ты порубил рейнджеров! — решился десятник. — Там же... глядеть страшно на то, что осталось! Ну пристрелили они степняка. Так мы же со степью воюем! Я не то чтобы против, но... хотелось бы понять! А то сделаю сам что не так, и найдут меня потом...
Десятник вспомнил и содрогнулся.
— Они преступили закон! — сурово сказал Хист.
— В смысле, имперский свод? Но...
— Настоящий закон, — сказал Хист и замолк.
Десятник не решился переспросить. Уж очень странно поглядел на него любимый командир. Словно решал про себя, а не убить ли на месте десятника, невзначай услышавшего лишнее? А ведь командир мог!
— Ну, слушай, любопытный! — буркнул наконец Хист. — Все равно же собирался тебе открыть...Чтоб ты знал: империя издавна живет по неким законам. И это не свод указов императора! Подумай сам: разве в деревне живут по указам? Дружат, любят, ссорятся, делят выпасы и покосы — по указам императора? Нет! Традиции — вот на чем держится все! Традиции и нормы деревенской жизни. То, что пришло к нам из далекого прошлого, что подтверждено временем... кстати, ты знаешь, кто такой Кыррабалта?
— Смутьян и бунтовщик, — недоуменно сказал десятник. — Песни еще про него есть. Красивые песни. Но я так думаю: душегуб и насильник. А уж потом в песнях приукрасили...
— Неправильно думаешь! — жестко обрезал Хист. — Преуменьшили в песнях — вот что случилось на самом деле! Черный Топор славен вовсе не тем, что половину империи обрушил в прах! Он оставил потомкам свод крестьянских законов — Правду Кыррабалты. Гениальное творение великого мыслителя! Что нам его слава воина! Посмотри вокруг: весь мир живет, не подозревая даже, что чеканные изречения, регулирующие всю нашу повседневную жизнь — просто выдержки из его великого философского труда! К сожалению, не дошедшего до наших дней... и мы пользуемся только устной традицией. Но даже в таком усеченном, искаженном виде величие его подвига поражает. Восстание Черного Топора — это вовсе не то, чем оно кажется. Установить в обществе господство справедливых норм — вот истинная цель крестьянских бунтов!
— Да уж, справедливых... — скептически сказал десятник.
— Именно что справедливых! — сверкнул глазами Хист. — Другое дело, соблюдаем мы эти нормы или нет! Но мы точно знаем, когда поступаем не по совести! Не расплатившийся ввечеру с наемным работником — есть вор! До сих пор ведь в городе напоминают эту норму нечестным нанимателям! И те побаиваются!
— Женщина без оружия — женщина, женщина с оружием — мужчина! — хмыкнул десятник. — Да... как-то я не думал, что это все идет от одного человека...
— Мы не знаем, — вздохнул Хист. — Что прячется во тьме прошлого? Может, и не было Черного Топора. Был какой-нибудь круг мудрецов... А то, что ты сказал, и вовсе приписывают не Кыррабалте, а Черному Аркану. И его побратимам. И про них ведь мало что известно. Так, красивые песни... Но те, кто размышляет, давно поняли, что нашим миром управляют три силы. Три легендарные, из седого прошлого, дожившие до нашего времени, силы... Свод законов деревенского быта Кыррабалты. Нравственные постулаты Великой Степи, что в миру знают как законы Аркана...
И имперский свод указов! — уверенно добавил десятник.
Хист язвительно улыбнулся:
— Думаешь? Тогда задумайся еще вот о чем: управляют ли миром указы, если мы искренне радуемся, когда удается их обойти? И все ведь радуются! Иное дело — законы Аркана, и законы Кыррабалты. Мы их нарушаем тоже, но... стыдно. Стыдно и страшно! А страшно потому, что есть в нашем мире и судия поступкам! Убийцы Аспанбыка — слышал про таких?
— Слышал, — кивнул десятник. — Красивые песни. Не берут денег. Мстят за беззащитных. Неуловимые и бессмертные стражи справедливости. Но их не было. Так, просто красивые песни...
— Они есть, — просто сказал Хист. — Ты умный, задумайся же: почему и сильные мира сего побаиваются нарушать древние законы справедливости? Нарушают, конечно, но... и боятся тоже. Потому что знают: могут и их найти с саблей в горле в виде платы за все их бесчеловечные дела! И если сказано: "Оставившему в степи костер — мучительная смерть!" — так оно и будет! И у рейнджеров была очень мучительная смерть! Чтоб другим неповадно было. Таков закон. И есть те, кто стоит на его страже.
И Дребен Хист открыто посмотрел в глаза десятнику. Тот побледнел и остановил коня.
— Вот так-то, мой брат, — невесело заключил Хист и тоже остановился.
Десятник по-новому оглядел командира. Да, как-то это все не укладывалось в голове...
— Ты меня убьешь теперь? — сипло спросил он. — Чтоб сохранить тайну?
— Нет, конечно, — пожал плечами Хист. — Мы — стражи справедливости, и ничего больше. Действительно — ничего больше. Ради тайны не убиваем.
— Но ты рассказал, — недоверчиво сказал десятник. — Почему?
— Вот, я знал, что ты умный! — улыбнулся Хист. — Потому что ты не расскажешь никому!
— С чего бы?
— Нас очень мало, — хмуро признался Хист. — Никто не знает, сколько. Но — мало. И потому каждый мастер обязан оставить после себя трех учеников. Трех, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул десятник. — Чтоб развивалось ваше тайное общество.
— Не понимаешь, — вздохнул Хист. — Не чтоб развивалось. Чтоб сохранилось. Кстати, не ваше общество, а наше. Хотя общества на самом деле нет. Есть мастер — и три его ученика. И все. Нас хранит тайна. Больше о клане убийц знает разве что сам Аспанбык. Если он еще был на самом деле, тоже ведь личность совершенно легендарная, только по песням и знаем...
— Командир, мне плохо! — пробормотал десятник. — Ты смерти моей желаешь. Не хочу я быть таким учеником, что из троих только один доживает... Не хочу и не буду!
