Я ударила его по плечу.
— Тише. Думаешь, я этого не знаю?
Затем его рот накрыл мой, и мы оказались на полу, возвещая о начале ночи старым-добрым способом.
В алом и серебристом свете луны, просачивавшемся через передние окна моего книжного магазина, на жестком полу, который ощущался как облака, я занималась любовью с Иерихоном Бэрронсом. Не спеша, медленно, тягуче и нежно. Изливая через свои руки каждую каплю благоговения, которое я испытывала перед этим мужчиной, который понимал меня, как никто другой, видел насквозь мою потускневшую душу и любил каждую ее часть, терпеливо ждал, пока я делала глупости и находила из них выход, никогда не меняясь, никогда не переставая быть зверем, но в то же время был способен на невероятную преданность и великую нежность. Этот лев, к которому я пришла разодетой в яркие павлиньи перья, не откусил голову с моей худенькой разноцветной шейки, он лишь лизнул меня и ждал, пока я отращу клыки.
Теперь у меня не осталось ни ярких перьев, ни клыков. Я стала другой.
Стальным кулаком в бархатной перчатке.
Достаточно сильной, чтобы больше не бояться быть нежной. Достаточно могущественной, чтобы иметь возможность быть уязвимой. Имеющей достаточно шрамов, чтобы понимать и легко обходить самые глубокие чужие шрамы.
А потом сталь Бэрронса вошла в мою бархатную перчатку, и я больше не думала.
♪
Позднее, когда я лежала, растянувшись, поверх его большого твердого тела, я подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Ты видел меня, когда я была Книгой?
Да, сказал его темный взгляд.
Я не хотела знать, но в то же время должна была знать. Новая часть меня не хотела ни от чего прятаться вновь. Она требовала правды все время. Если я что-то совершила, я хотела знать каждую деталь, полностью владеть ею и смириться с этим. Я поняла, что незнание намного сложнее знания, какой бы тяжелой ни была правда. Хуже или нет, незнание всегда кажется огромнее и страшнее, потому что оно влечет за собой сомнение, подрывающее нашу способность двигаться дальше.
— Ты видел, как я убила Джо?
Я видел тебя после того, как Книга сделала это. Не было сомнений, что это твоих рук дело.
А других убитых мной?
Он покачал головой. Меня там не было. Впрочем, я видел несколько неприятных вещей по дороге к Белому Особняку. Я от них избавился. Быстро.
Я резко вдохнула, и на глаза навернулись слезы. Он подчищал за мной. Когда я впервые вернулась в Дублин этим утром, я отчаянно хотела найти те ужасные вещи, которые показывала мне книга: вывернутых близнецов, кастрированного мужчину, ребенка, но я поняла, что прошло тридцать пять дней, и хоть они явно долго мучились в агонии, скорее всего, это был вопрос нескольких часов или дней, и для моего милосердия было слишком поздно. Бэрронс предотвратил их страдания. Стал вместо меня милосердным убийцей. Я отстранилась и посмотрела на него сквозь слезы, гадая, не это ли он имел в виду под песчинками.
— Твои чувства из-за совершенных тобой непростительных поступков выполировали милосердие.
Милосердие от зверя вроде меня? насмехался он.
Да, от тебя.
Он ничего не сказал, но я знала, что это правда.
Тишина затянулась, а потом он легко коснулся руками моих висков и привлек мою голову к изгибу своей шеи.
Внезапно я очутилась в другом месте и времени, в пустынных песках, меня овевал горячий ветер, спутывая мои волосы. Я смотрела, как Бэрронс подсаживает своего сына на лошадь. Красивый маленький мальчик радостно смеялся, пока его отец нетерпеливо смотрел снизу вверх.
Я заставил его отправиться со мной в тот день, потому что спешил. Я не хотел тратить несколько минут, которые потребовались бы на то, чтобы вернуть его матери. Не было причин торопиться. Те несколько минут стоили ему всей его жизни, обрекая на вечность в аду.
Я тяжело сглотнула.
Что больше всего грызло меня из-за заточения тебя камнями — так это выбор, перед которым я стоял: не делать этого и дать тебе разрушить мир; сделать это и запереть тебя в комнате Калсена, смиряясь с риском, что мир в любом случае будет разрушен черными дырами, и ты будешь обречена на вечные страдания, потому что я умру и не смогу прийти и освободить тебя; или же убить тебя, чтобы тебе никогда не пришлось повторить судьбу моего сына. И я не могу сказать, что если бы выяснилось, что мир обречен, то я бы не сделал последнего.
— Спасибо тебе, — просто ответила я.
Он серьезно склонил голову.
— Я была ужасной, когда мной владела Книга?
— Не хуже многих людей, которых я знал. Материальное воплощение Книги было грандиозным, философичным, умным, смертоносным маньяком с огромной силой в создании иллюзий. Та, что в тебе, казалась более мелким эгоистичным психопатом. Круус заявил, что Книга не копировала себя, ей пришлось разделиться, следовательно, она многие части себя потеряла в процессе. Я подозреваю, что за двадцать с лишним лет жизни в тебе ты изменила ее еще больше. Ее время в твоем теле и контакт с твоими чувствами, должно быть, стали самым реальным и осязаемым опытом за все ее время.
— Ты считаешь, что я ее очеловечила.
— До какой-то степени.
— Ты знал, что я была там?
Он слабо улыбнулся.
— Я чувствовал тебя ранее. Ты была в ярости.
— Ты это почувствовал? Но я тогда еще не контролировала себя!
— Твоя ярость была невероятной и сказала мне все, что мне нужно было знать. Ты была там, ты сражалась. Потом Книга попыталась притвориться, будто мечется между собой и тобой, и я подыграл, но в тот момент я чувствовал только Книгу. В другой раз я почувствовал тебя тогда, когда пришел к тебе.
— И сказал мне стать ею.
Его темные глаза блеснули. И ты великолепно справилась. Мой маленький монстр.
Я ахнула.
— Ты чувствовал меня тогда, когда я была такой — свободной ото всех эмоций?
Ты была женщиной, осознающей свою силу. Могущественной. Непоколебимой. Прекрасной.
Я вновь уткнулась в изгиб его шеи, сияя изнутри. Подо мной лежал единственный мужчина, который вообще мог понять, чем я стала в тот момент, и мог этим восхищаться. Большинство мужчин испугало бы созерцание того, как женщина избавляется ото всего, что делало ее человеком, чтобы сделать работу. Он считал мою силу прекрасной. Мой монстр и его зверь; они друг другу нравились.
— Нам нужно спланировать, как переместить людей из этого мира, Иерихон, — я переключилась с себя на наши многочисленные проблемы. — Эта планета умирает, но это не значит, что человеческой расе конец. Они могут жить в другом мире, колонизировать.
— Мы с Риоданом уже работаем над этим. Годы назад мы проложили пути через Зеркала в другие миры, где могут жить люди. Мы знали, что однажды этот мир может стать намного более враждебным, чем нам того хотелось бы, — он на мгновение замолчал, а потом добавил: — И все же мы не рассматривали возможность, что однажды этот мир полностью исчезнет. До недавнего времени мы никогда не сталкивались с риском окончательной смерти. Теперь все мы под угрозой полного уничтожения.
Или вечного ада. Перерождаться в черной дыре вновь и вновь. Я провела пальцами по резким линиям его подбородка, принося безмолвную клятву, что никогда этого не допущу.
Он поймал мою руку, поцеловал каждый палец и сказал:
— Когда ты думаешь о всех жизнях, которые ты забрала, открыв Синсар Дабх, подумай еще о том, что если бы ты этого не сделала, ты бы не стала Королевой Фейри, тем самым не обрела бы единственную магию, способную спасти мир.
— Ты думаешь, что жизнями нескольких стоит пожертвовать ради жизней большинства.
— Вселенная устроена непостижимым образом. Когда живешь достаточно долго, начинаешь видеть высшую цель и схему, более крупно, чем остальные.
— Единственный вариант, по которому высшая цель для меня оправдывается — это если я спасу Землю. Я не знаю, что имею и как этим пользоваться.
— Мы разберемся. Но если окажется, что мы не сможешь, ты тоже покинешь этот мир.
Я отстранилась и уставилась на него. Прежняя я взорвалась бы, сорвалась в гневном отрицании. Новая я просто поцеловала его, затем отстранилась и нежно сказала:
— Нет, не покину.
Я буду жить и умру рядом с этим мужчиной. Но я никогда его не покину.
Тогда он улыбнулся, сверкая белыми зубами на смуглом лице, перекатил меня под себя, распростер надо мной свое тело и обрушил на мое тело шторм страсти, пока над нами буйствовала гроза и грохотали молнии, будто над Дублином разверзся всемирный потоп конца света.
43
Королева пламени, король льда
Мак
Когда я проснулся, Бэрронс уже ушел. Я потешила себя мыслью, что я его так основательно вымотала, что ему нужно было пойти поесть и восстановить силы. Я пыталась его вымотать. В итоге это я вырубилась на честерфильде. Неудивительно.
Прошлая ночь была потрясающей и стоила перенесенных ужасов, в результате которых я оказалась здесь, такая, как есть.
Я перекатилась на спину и одними губами поблагодарила потолок за свои недавние испытания. В ту ночь, когда мы победили материальную Синсар Дабх, я знала, что между мной и Бэрронсом существует серьезный дисбаланс могущества и силы духа, и это поедало меня изнутри. Теперь я больше не ощущала этого дисбаланса.
Скребление в парадную дверь выдернуло меня из моих мыслей. Вздохнув, я отбросила волосы с лица — срань Господня, они доставали почти до талии! — подняла голову и выглянула из-за спинки дивана.
Прищурившись, я попыталась осознать то, что увидела.
Маленькие фейри как разноцветные древесные лягушки налипли на каждый дюйм стекла в передней части магазина.
И таращились на меня.
Я таращилась в ответ.
Так мы провели несколько минут. Я понятия не имела, о чем думали они, но мои мысли представляли собой следующее: "Что это за блестящие пятнистые и полосатые создания, и почему они украшают мой магазин?" Этот вид Фейри мне раньше никогда не встречался, миниатюрный и изящный, похожий на убивающих-смехом-Фейри, но менее вычурные, попроще.
Я наконец поднялась, подошла к окну и коснулась рукой стекла, очерчивая силуэт маленькой изящной женской особи с песочного цвета пятнышками и рыжевато-коричневыми волосами.
Она задрожала и восторженно запищала.
Затем все они начали щебетать, галдеть и скрестись по влажному стеклу.
Сбитая с толку, я подошла к двери и осторожно ее отворила. Они остались висеть в воздухе, прилипнув к какому-то силовому полю, которое Бэрронс воздвиг вокруг магазина, чтобы предотвратить проникновение Фейри за исключением Крууса, когда тому разрешалось. Все они были худенькими, с фиолетовой кожей, у кого-то были пятнышки всех оттенков зеленого и болотные волосы, у других — серые и белые полоски и серебристые волосы. Были там и солнечно-желтые с лимонными локонами, темно-коричневые с короткими клочками волос цвета грязи, бледно-голубые с лазурными гривами, розовые с бледно-розовыми косичками. Вокруг кишела настоящая радуга из Фейри с огромным разнообразием окрасок и узоров на их коже.
Я махнула рукой, распугивая их, и они расступились в стороны, давая мне выйти. Как только я шагнула из алькова, тысячи Фейри размером с мою ладонь начали падать с небес вспышками ярких цветов. Я высунула голову из-за колонны и выглянула на улицу. Фейри, прилипшие к стенам каждого здания, падали, приземляясь на испещренную лужами улицу, где немедленно опускались на колени, склоняли головы и скрещивали руки на груди в безошибочно узнаваемом знаке...
Преклонения?
Внезапно их щебетание перестало быть неразборчивым.
— Наша королева! Наша королева! Разве она не мила? Ооох, она так прекрасна! — меж них вибрировали радостные трели.
— Кто вы такие? — спросила я у толпы крошечных существ. — То есть, какая каста и почему я вас до сих пор не видела?
Худая фейри с серыми пятнышками прошлепала вперед по грязи и низко поклонилась:
— О Грозная и Милосердная Королева, Спирсидхи давно находятся под запретом при дворе.
— Почему?
— Нас сочли неприемлемыми и изгнали, величественная подданная, — сказала она.
— Она говорит с нами! Она говорит с нами! — прокатилось по битком набитой и влажной от дождя улице. — Она может выслушать наше прошение?
— Предыдущая королева? — спросила я.
Она печально кивнула.
— Выгнала в мир Людей, устраивать дома на деревьях и в потоках воды, меж камней, в цветах и садах Людей. Мы ощутили восстание новой, другой королевы, и пришли к тебе с прошением, милосердная и мудрая Королева, в надежде, что ты выслушаешь нашу мольбу и пересмотришь нашу судьбу.
Все эти "королевские" штучки для меня были немного слишком, но я была не настолько глупа, чтобы принижать свой статус. Я выучила урок в тот день, когда сказала Охотнику, что не являюсь королем. Он сказал, что раз так, то я больше не могу летать. Пока я не разберусь со всем, я изо всех сил буду нести ответственность и сохранять уважение и помощь Фейри.
— Почему вас изгнали?
Фейри-мужчина с пятнышками цвета меди и загара подался вперед, опустился передо мной на колени прямо в грязь, приложил ладонь к груди и низко поклонился.
— О Великодушная Королева, в отличие от остальных представителей нашей расы, наши сердца не обратились в лед.
Ошеломленная, я наклонила голову. Он говорит, что они ощущают эмоции? Я как раз собиралась спросить, когда он продолжил:
— Как и наши чресла. Из зависти и злобы они изгнали нас, изумительная, всемогущая королева. Та, что больше не правит, постановила, что мы недостаточно Фейри, чтобы жить в их мире, как только мы начали производить на свет потомство.
Я ахнула.
— Вы можете иметь детей? — я думала, что для Фейри невозможно размножаться.
— Мало, но да, о Справедливая и Лучезарная Подданная. Это не начало происходить, пока мы не пришли в этот мир. Другие касты какое-то время терпеливо ждали, не случится ли этого и с ними. Когда этого не произошло, они обратили против нас ледяное сердце королевы. Она изгнала нас из нашего места обитания в Фейри.
Он указал на кого-то позади себя, и молодая, светло-пурпурная и зеленая Фейри с окрасом, идеальным для пряток в зарослях гортензий, подошла ближе, держа в руках крошечный сверток, баюкая его под блестящим листочком, чтобы защитить от влаги. Она убрала в сторону запотевший листок, чтобы показать мне голенького, прозрачного, новорожденного Фейри размером с ноготь.
— О! — воскликнула я, улыбаясь. Оно такое милое. И такое крошечное! — Она прекрасна.
Покраснев, фейри воскликнула:
— Я почтена вашей добротой, Великая Королева! Наши дети при рождении лишены цвета и медленно с возрастом обретают свои узоры, окрашиваясь цветами тех элементов Природы, которые они предпочитают. Некоторых влечет к водопадам, — она махнула рукой в сторону молодой фейри, отмеченной вертикальными волосками белого и бледно-серого. — Других — к камням или лесам или лугам с высокой травой или цветам. Какая-то часть Природы взывает к каждому из нас и окрашивает соответствующим образом, — она вновь покраснела. — Я живу среди можжевельника и вереска, Великая Королева. Если я буду благословлена, там же будет жить мой ребенок.
