Первой страдальца увидела шедшая впереди Глаша и аж вскрикнула от ужаса.
— Кто там — зверь или человек? — раздался позади нее голос Оливье, и мгновением позже он оказался рядом.
— Посмотри сам, — прошептала потрясенная девушка. И было, от чего потерять самообладание!
На траве между деревьев, прижавшись спиной к стволу дуба, корчился израненный полумедведь-полу-юноша, образ которого мог привидеться только очень эксцентричному художнику. У несчастного была покрытая бурой шерстью звериная спина и голый мужской торс, шея и лицо были чуть тронуты шерстью, и на этом бледном, искаженном нечеловеческой мукой, лице метались вполне человеческие глаза. Бедняга катался по земле, словно отбиваясь от невидимого врага. Одной рукой, звериной до плеча и человеческой от локтя, он держался за рану в боку, из которой хлестала кровь, а другой, медвежьей с острыми когтями, махал перед собой. Нижняя часть туловища у него была полностью звериной.
— Оборотень, — ахнул маркиз, опуская меч.
— Что это с ним? — слабым голосом спросила Глаша.
— Похоже, что его ранили, когда он был в человеческом облике, — предположил ее спутник. — Он решил перекинуться, так как оборотни быстрей исцеляются в своей звериной ипостаси, но к тому моменту потерял уже много сил, и трансформация не смогла завершиться. Бедняга.
— Что с ним теперь будет? — обеспокоенная тоном Оливье, спросила Гликерия.
— Медведь будет изо всех сил цепляться за жизнь и оттягивать конец, а парень будет страшно страдать, потому что раны смертельные. Он уже не жилец.
— Живчик! — воскликнула Глаша, вспомнив о подарке дриад. — Мы сможем ему помочь!
— Придется истратить весь флакон, — с сомнением сказал маркиз.
— Но это ему поможет? — пытливо спросила девушка.
— Если повезет, опасные раны закроются, и он сможет завершить трансформацию, — задумчиво проговорил ее спутник. — В этом случае начнется регенерация, и он исцелится.
— Тогда мы так и сделаем! — Глаша бросила сочувственный взгляд на оборотня, в беспамятстве метавшегося по земле.
— Но эликсира может и не хватить, — предупредил Оливье. — Он наполовину зверь, и его масса больше человеческой, а раны очень глубокие.
— Ты хочешь оставить его умирать? — поразилась Глаша, которая страшно сопереживала бродячим собакам и всем животным, и потому просто не могла допустить, что они бросят бедолагу без помощи. К тому же, несмотря на пугающий облик, шерсть на лице и смертельную бледность, незнакомец был необыкновенно красив и чем-то похож на Сергея Лазарева из "Smash!", плакат с изображением которого висел в туалете Глаши уже три года.
— Я хочу убраться отсюда прежде, чем здесь объявится кто-то из его сородичей, — признался маркиз. — Представь, как мы им объясним, что просто проезжали мимо!
— А, по-моему, это наш шанс, чтобы завоевать их доверие и наладить контакт! — не терпящим возражения тоном объявила девушка и, ломая ветки, понеслась обратно, за настойкой живчика, лежащей в седельной сумке. Вообще-то, в тот момент она меньше всего думала о доверии оборотней и шансах на получение амулета. Ей просто было очень жаль красивого юношу с лицом ангела и телом медведя, который, поскуливая как побитый щенок, умирал от ран в лесу.
— Нет, я не имею ничего против благотворительности, — покачав головой, пробормотал Оливье, — но кто поможет нам, когда живчик понадобится нам самим? Уникальный эликсир дриад! — с досадой добавил он. — Истратить на какого-то неизвестного оборотня!
Оборотень внезапно замер, остановил на нем осмысленный взгляд и четко сказал:
— Мой отец вам это с рук не спустит, — после чего опять забился в агонии.
— Ну спасибо, — проворчал маркиз, — хороша благодарность.
Через минуту явилась запыхавшаяся Глаша с драгоценным флакончиком в руках.
— Ты мне поможешь? — она покосилась на лихорадочно мечущегося зверя. — Одна я не справлюсь.
Следующие полчаса они кружили вокруг отбрыкивающегося оборотня. Когда Оливье удавалось отвлечь его внимание на себя или на мгновение обездвижить, Глаша осторожно вливала несколько капель в раны. После первых капель они стали меньше кровоточить, после следующих вливаний прекратили вообще, а с новой порцией живчика стали потихоньку затягиваться. Из-за глубины, обширности и многочисленности ран (казалось, бедного юношу рвала на клочья свора собак) требовалось значительное количество эликсира, поэтому девушка и оглянуться не успела, как на дне флакона осталась последняя капля. Помедлив одно мгновение, она влила ее в раскрытые губы юноши-медведя. Тот глубоко вздохнул, закашлялся и весь прогнулся в зверином рыке. Спутники отскочили в стороны, и тело оборотня пронзило судорогой. Человеческий торс стал стремительно покрываться шерстью, захрустели кости, грудная клетка выгнулась, превратившись в широкую звериную. Глаша зажмурила глаза от ужаса и держала их закрытыми до тех пор, пока не задрожала земля и не раздался крик Оливье, за которым последовал глухой удар и хруст веток. Девушка так и обмерла на месте: тело отказывалось слушаться, веки словно налились свинцом. Лицо обожгло горячим дыханием со вкусом малины, она вздрогнула и открыла глаза. Перед ней, покачиваясь, стоял медведь. В стороне валялся неподвижный маркиз. Медведь приблизил морду к Гликерье и глубоко вдохнул ее запах, а потом ткнулся влажным носом в щеку спасительницы и рухнул к ее ногам. Вернее, рухнул бы прямиком на ноги, если бы до смерти перепуганная девушка не успела отскочить в сторону.
Первым делом она бросилась к маркизу. Тот был жив, дышал, но находился в полной отключке. Глаша похлопала его по щекам, но тщетно. Он не шевельнулся даже тогда, когда она со всей силы залепила ему оплеуху. Озадаченная Гликерия вытащила фляжку у маркиза из-за пояса, сделала большой глоток текилы, которая показалась ей водой, после чего переключила фляжку на режим ледяной колодезной водицы и с наслаждением вылила ее на Оливье. Тот тихо застонал и поднял голову.
— Где он? — слабо спросил маркиз.
— Отдыхает, — доложила Глаша, кивнув на неподвижную тушу.
В глазах ее спутника мелькнуло уважение:
— Чем это ты его?
"Надеюсь, что не запахом пота", — хмыкнула про себя Глаша, некстати вспомнив рекламу "Рексоны", и загадочно промолчала, изобразив смущение.
По поляне разнесся громкий храп.
— Похоже, с ним все в порядке, — сообщил Оливье, осторожно осмотрев спящего медведя. — Отоспится и полностью восстановится.
Возле деревьев, там, где земля впитала в себя кровь раненого оборотня, что-то ярко блеснуло, обратив на себя внимание Глаши. Она подошла к смятой траве и выудила оттуда запутанную золотую цепочку с квадратным кулоном.
— Похоже, наш друг не простолюдин, — с гордостью сообщила она.
— Кому друг, — проворчал Оливье, — а кому он кости намял ни за что ни про что. И у нас теперь нет ни капли живчика, чтобы облегчить мои страдания!
— Да ладно, он тебя даже не поцарапал, — отмахнулась девушка, с любопытством разглядывая плоскую золотую пластинку. — Смотри-ка, здесь выгравирована корона! Или это буква W? Похоже, нашего медведя зовут Вольфанг или Вольдемар, — предположила она, глядя, как играет солнце на поверхности подвески.
— Что? — вскрикнул маркиз. — Не может быть!
— Ну, это всего лишь предположение, — забавлялась Глаша, — возможно, он Вергилий, Виссарион или Вахтанг.
— Это Варис, — выдохнул Оливье, бросив один лишь взгляд на находку спутницы. — Наследник властелина оборотней.
И судя по тому уважительному взору, которым он окинул тушу спящего медведя, он не шутил.
* * *
Сны Глаши по-прежнему оказались закрытыми для Ларисы. Волшебница уже не знала, что думать самой и как оправдываться перед магистрами, к которым в тот день шла со своим первым отчетом по делу Нарышкиной. Отсутствие результатов с Ариной старшие волшебники восприняли спокойно, лишь Маргарита с Иваном перекинулись многозначительными взглядами. Кажется, Грозин был уверен в ее скором успехе и огорчен неутешительными известиями, а вредная Маргоша явно злорадствовала. А вот сообщение о том, что связаться с Глашей Ларе так и не удалось, вызвало бурю эмоций, главными из которых были недоверие и досада.
— Как же так? — поражался Бессмертин. — Это простейшая магия, не понимаю, почему она не сработала.
И Лариса послушно повторила последовательность своих действий, вызвав еще большее недоумение магистров: да, все верно, так и нужно, но почему же тогда от магии нет никакого толку? Не придя ни к какому удовлетворительному выводу, комиссия отпустила Ларису восвояси. Напоследок Бессмертин выразил надежду, что Ларе все-таки удастся связаться с девочкой и узнать, как у нее обстоят дела и стоит ли рассчитывать на ее возвращение. Он сообщил, что родители Глаши сейчас в отъезде и о пропаже дочки пока не подозревают, так что было бы идеально уладить проблему до их появления в Москве.
— Но разве они еще не в курсе? — удивилась та. — Ведь прошло уже больше недели. Они что — ни разу не звонили домой?
— Звонили, — кивнул головой магистр. — Мы установили переадресацию звонков, посадили у телефона "соловья" и тот, точнее — та, отвечала на звонки голосом Гликерьи.
"Соловьями" называли одних из низших волшебников, единственный талант которых заключался в умении копировать чужие голоса. Пользы от них коллегии было мало, поэтому к магической службе "соловьи" привлекались редко, а большую часть времени вели обычную жизнь. Самые талантливые выступали с концертами и обретали популярность как пародисты, менее искусные демонстрировали свои удивительные способности к подражанию узкому кругу друзей. А добыть образец голоса Глаши, при наличии волшебных способностей, было не так сложно. Достаточно было заполучить хотя бы одну кассету из домашнего видео.
Не зная, чем убить день, Лариса до вечера просидела в библиотеке, проштудировав учебники по сновидениям и так и не найдя оснований для своей неудачи.
У Насти, между тем, денек тоже не задался.
— У нас катастрофа, — трагически шепнула она, впуская подругу в квартиру.
— Настюшечка, кто там? — прозвенел из кухни высокий женский голос.
— Тетя Вася приехала, — все так же шепотом пояснила Настасья, а вслух крикнула: — Это Лариса вернулась.
После чего она наклонилась к девушке и умоляюще прошептала:
— Ларчик, только умоляю тебя, не ругайся с тетей Васей!
— Да с чего мне с ней ругаться? — удивилась та.
Настя только трагически взглянула на нее, но ничего не сказала. Через 30 секунд Лариса Вольская предстала критическому взору Василисы Суворовой.
Мадам Суворова была редкость некрасива и могла похвастаться разве что крупной бородавкой, вольготно расположившейся на правой щеке. Она была худощава и поджара, словно гончая, да и во всем ее облике было что-то хищное, а цепкий взор густо подведенных черных глаз сканировал собеседника, как рентген. Тонкие губы, щедро намазанные ярко-красной помадой, были плотно поджаты. Волосы этой дамы, вплотную приблизившейся к шестидесяти годам, были иссиня-черны, слегка волнисты и собраны в высокий хвост на затылке. Шею обвивали три ряда золотых цепочек, уютно разместившихся в глубоком декольте молодежной майки. Тонкие ножки были заключены в модные бриджи с завязочками. "Баба Яга, версия 2006 года", — от души развеселилась Лариса, внешне изобразив полное почтение к Настиной тетке.
— Василиса Филимоновна, — с достоинством представилась она и царственно кивнула на долговязое и худое существо лет сорока, робко жавшееся в углу кухни. — А это мой сын Вениамин.
— Очень приятно, — любезно проворковала девушка. — Лариса.
— Вы, Лариса, тоже волшебница? — надменно поинтересовалась тетя Вася, окинув собеседницу таким скептическим взором, словно она не Василиса Суворова, а сам Великий Мерлин, познавший все тайны магии и теперь со снисходительностью взиравший на несмышленыша, делающего первые шаги на ниве чудес и волшебства. Но не этот взгляд взволновал Ларису.
— Что-то в это роде, — уклончиво пробормотала она, отыскав взглядом отводившую глаза Настю. С какой стати деревенская тетка подруги в курсе их настоящей деятельности?!
— Я так и думала, — высокомерно произнесла Василиса, мигом потеряв к ней интерес, и повернулась к племяннице.
Разговор зашел о каких-то общих знакомых и дальних родственниках. Настя рассеянно кивала, а Василиса со смаком пересказывала последние сплетни и перемывала косточки неизвестным Ларисе дядям Митям-Федям-Пашам, тетям Груням-Дусям-Дашам, их неблагодарным детям, невыносимым соседям и даже невоспитанным псам, котам и козам.
— ...А дядю Костю помнишь? — наседала она на племянницу, с шумом отпивая налитый в блюдце чай.
— Нет, — качала головой растерянная Настасья.
— Да как же! — громко восклицала Василиса. — Вспомни, в 85-м году он ехал проездом через Саратов и останавливался у вас. Он еще подарил тебе балалайку, и ты ему на ней играла. Помнишь? — требовательно вопрошала она.
— Помню, — покорно кивала головой Настя.
"...как же не помнить, мне тогда как раз только два года исполнилось", — потешаясь про себя, продолжила за нее Лариса и тут же схлопотала укоризненный взгляд подруги, подслушавшей ее мысли.
— Трень-брень, так смешно было! — закатывала глаза удовлетворенная тетя Вася.
— Вы тоже тогда у нас гостили? — недоуменно спрашивала Настя.
— Я?! — удивлялась тетка, едва не поперхнувшись чаем. — Нет, конечно. Мне рассказывали! Так вот, этот Костя чего учудил-то — вставил себе челюсть! Ха-ха-ха!
"Помереть со смеху можно", — комментировала про себя Лара, ободряюще улыбаясь пригорюнившейся подружке.
— И устроил по этому поводу пьянку, — отсмеявшись, продолжала Василиса. — Нагнал самогонки, созвал всех своих собутыльников — отмечать, значит, это дело. Представляешь? Повод нашел! И вот наотмечался, значит, до такой степени, что худо ему сделалось, пошел в туалет во дворе, а там его так выворачивать стало, что эта челюсть в отхожую яму улетела. Представляешь! — давясь со смеху, тоненько взвизгнула тетя.
Тут уж даже Настя с Ларисой не выдержали — расхохотались, представив себе эту картину.
— А потом что? — спросила Лариса. — Достал он ее?
— Сразу видно, что ты, деточка, в деревне не жила, — ухмыльнулась тетя Вася. — И с удобствами на улице дела не имела. Разве там что достанешь! Теперь Костя новую челюсть заказал. Только вот не знаю — будет ли отмечать или нет. А тетю Мусю помнишь? — вновь вцепилась она в Настю. — Как, не помнишь тетю Мусю?..
И разговор опять зашел о тете Мусе, которую Настя видела однажды в пятилетнем возрасте, про сына тети Муси, который, неблагодарная скотина, бросил старушку в деревне, потому что его жена, городская цаца, не пожелала жить среди коров и утащила Вадика в свою городскую хату со всеми удобствами, горячей водой и газовой колонкой...
Устав от этой болтовни, Лара поднялась с места и кашлянула, привлекая внимание увлеченной собственным монологом тети Васи и пребывающей в прострации Настены:
— Ну, я пойду...
— Что, даже чаю не попьете? — язвительно поинтересовалась Василиса.
