Хороший ученик

Мы направились к колесу, в молчании отстояли очередь и вместе с несколькими туристами вошли в овальную кабину. Встав в торце, я окружил нас Стеной тишины, снял Очки и сказал:

— Слушаю вас.

— Азкабан попал в очень щекотливое положение, — произнес Грей, глядя в окно. — Попал уже давно и теперь хотел бы из него выбраться.

— С нашей помощью, — уточнил я. Грей не ответил. — Почему сейчас? Что мешало вам выбраться из него раньше?

— Сейчас для этого сложилась удачная ситуация. — Он повернулся ко мне.

— А завтра сложится другая удачная, — возразил я, — и вы вновь решите сменить союзников. Мне казалось, интересы Стражей связаны исключительно с Акзабаном...

— Они связаны, — сказал Грей. — Но мы, разумеется, не всесильны, и иногда нам требуется помощь, опыт, которого у нас нет. Столкнувшись с определенными сложностями, мы обратились к тем, у кого, как нам казалось, такой опыт был. Со временем — и надо сказать, довольно быстро, — мы попали от них в большую зависимость, а это недопустимо. Нельзя, чтобы Азкабан был открыт кому попало, как открыты Пирамиды. У них и у нас совершенно разная начинка. Я знаю, мистер Ди, что вы о нас думаете, и как никто другой понимаю вашу ситуацию. У вас есть личные причины питать к нам неприязнь, и я не призываю...

— Мистер Грей, давайте конкретнее, — перебил я его. Кабина продолжала подниматься, открывая вид на Лондон. — Что вы можете мне предложить и чего хотите взамен?

— Азкабан превратился в придаток Отдела Тайн, — с заметной горечью ответил Грей. — В его филиал. В частную тюрьму, полигон для испытаний, камеру хранения. Конечно, поначалу они многое нам дали, и мы серьезно продвинулись в решении стоявших перед нами задач. Но... признаю, мы оказались слишком самоуверенны.

— И не в первый раз, — не сдержался я. Грей вздохнул.

— Мы знаем, что вы добьетесь своего, — сказал он, — и хотели бы просить вас сохранить статус Азкабана, его самостоятельность и неприкосновенность. Вы ведь пойдете до конца?

Я промолчал.

— Люди, которых вы ищете, действительно находятся у нас. Мы дадим вам возможность поговорить с ними...

— Нет, — сказал я и повернулся к панораме города. — Нет, мистер Грей. Дальше можете не продолжать.

— Но вы же их искали!

— Я думал, вы серьезный человек, и разговор у нас будет серьезным, поскольку цена вашей независимости высока. Однако на таком уровне обсуждать дела я не намерен. Я и так в курсе, что они у вас, и знаю всё, что они могут рассказать.

Грей смотрел на меня в недоумении.

— Тогда чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы с ними ничего не случилось, даже если вас об этом очень попросят.

— Нас уже попросили! — хрипло воскликнул Грей и схватил меня за рукав пальто. — Нас уже попросили! Это последняя возможность поговорить с ними, потому что в воскресенье их отведут к дементорам, и они превратятся в "овощи", которых до скончания жизни придется кормить с ложки!

— Повторяю, мистер Грей, если вы дорожите Азкабаном и хотите перестать зависеть от Отдела Тайн, вы сохраните не только их тела, но и души, и память, и рассудок, — сказал я, вежливо отцепляя от себя его руку. — Как вы это сделаете, меня не интересует. Знаю только, что всё в ваших силах, и в этом нет ничего сложного. А когда я вам скажу, вы их отпустите, целыми и невредимыми, чтобы все убедились в их жизнеспособности и вменяемости. Тогда, возможно, у нас будет повод вас поблагодарить.

Кабина добралась до самого верха, однако погода для любования пейзажем была неподходящей — далекие панорамы города скрывались за туманом и облаками. Люди переходили от окна к окну, не обращая на нас внимания.

— Я мог бы рассказать вам о вашем отце, — осторожно произнес Грей.

— Если бы я захотел о нем узнать, то давно узнал бы. Лучше расскажите, кто из Отдела Тайн с вами общался.

Грей молчал. Я с досадой качнул головой.

— Подумать только, вы торгуетесь! Конечно, вы нам поможете, если назовете имена, но я-то вам не помогаю — я вас спасаю! Если это слишком дорогой обмен, разбирайтесь сами.

Грей назвал четыре имени; одним из них оказался официальный представитель Отдела Тайн, трое других были мне неизвестны.

— Я позвоню, — сказал я на прощание, когда колесо заканчивало полный оборот, и все собрались у выхода. — Возможно, вам даже не придется решать свою маленькую дилемму со сквибами.

Остаток дня я провел в Министерстве, глядя на экран ноутбука, читая донесения Ларса, но так ничего и не дождавшись. Положение в Хогсмиде немного улучшилось — стиратели покинули деревню, антиаппарационные чары были сняты, но полицейские пока оставались, а у Министерства продолжали митинговать протестующие. Ларс нашел информацию по трем именам, но она ничего не прояснила — официально все эти люди служили на рядовых должностях в Отделе магических происшествий и катастроф. Ближе к вечеру он навестил секретаршу Бруствера и, вернувшись, рассказал, что министра целый день не было, и никаких распоряжений от него не поступало.

Перед самым уходом мне позвонил Поттер: днем его вызвал глава Отдела магического правопорядка, сделал втык за "самовольное и наглое" посещение тюрьмы и запретил впредь подобное самоуправство, а также напомнил о своем желании увидеть, наконец, результаты следствия по похищению анимага. Я выразил сочувствие, не скрывая ухмылки, однако Поттер был слишком зол на начальство и не смог оценить ситуацию по достоинству.

Вечером я заглянул в лондонскую квартиру проведать Мадими. Еще в прихожей, не успев даже закрыть за собой дверь, я услышал доносящийся из комнаты вопль монаха.

— Где тебя носило! — орал он. — Я здесь уже трое суток изнываю, я потерял всякую надежду! И почему, когда ты нужен, тебя нет?!

Я вошел в комнату. Мадими дремала у себя в гнезде. Монах, выпучив глаза, в нетерпении метался внутри рамки.

— Что с тобой стряслось? — с интересом спросил я.

— Со мной стряслось ожидание! — патетически воскликнул монах. — Я чуть не умер от волнения и скуки!

— Зачем ты меня ждал?

Монах перестал валять дурака и постарался принять серьезный вид.

— Пока ты выражал нам презрение своим отсутствием, — сказал он, — я проводил часы и дни, чтобы передать тебе важное сообщение от Харальда. Ты не знаешь, кто такой Харальд. Я тебе скажу. Помнишь всадника на драконе, что летал вокруг Азкабана? Вот это и есть Харальд.

— Значит, ты все-таки выучил язык?

— Я не дурак, — похвалился монах. — Правда, на английском Харальд тоже говорит. Он хочет оказать тебе услугу, однако для этого ты должен кое-что сделать.

— Подожди, — я развернул стул и сел напротив портрета. — Что у него может быть за услуга?

— У Харальда несколько картин. Одна из них — в школе. А одна — в Азкабане.

Он замолчал, желая услышать вопросы, но я их не задавал, и монах не выдержал:

— Он просит тебя достать палочку, сделанную из кости. Ты найдешь ее у мастера, который держит лавку в Косом переулке. Возьми ее и принеси в подвал.

С минуту я думал, откуда всадник на драконе мог узнать о костяной палочке, а потом спросил:

— Зачем она Харальду? И как он сможет ее взять?

— Он не будет ее брать, потому что палочка ему не нужна, — ответил монах. — Она нужна тому, кто просит тебя о ней через его посредничество.

Мое сердце едва не остановилось. Я смотрел на монаха, желая верить, что правильно истолковал его слова. Видимо, мое молчание продолжалось несколько дольше, чем приличествовало в таких ситуациях, потому что монах вновь начал нервничать.

— Что ты на меня так смотришь? Я просто передал весть, — засуетился он. — Если она тебе не нравится, я тут не при чем. Я понятия не имею, что у вас за дела, а если и имею, то самое отдаленное представление. И даже если не отдаленное...

— Пожалуйста, помолчи! — взмолился я. Монах умолк.

Разбуженная нашим разговором, из гнезда появилась Мадими. Она вытянулась, подождала, пока я подставлю ей руку, и переползла мне на шею, спустив хвост с одного плеча и положив голову на другое.

— Ты вернулся, — сказала она, и я услышал в ее голосе довольство. — Это хорошо. А то твоя картина тебя заждалась.

Косой переулок был оживленным местом даже в три часа ночи. Веселые компании переходили из ресторана в ресторан, под фонарями напротив банка громко хохотало несколько человек. Я не стал стучать в лавку Олливандера, вместо этого сделав крюк и подойдя к задней двери его дома в узком, сыром проулке. Здесь было неестественно тихо; в проулок выходило еще несколько старых дверей, вдоль стен стояли круглые мусорные баки, из которых доносился шорох возившихся крыс, и создавалось впечатление, что время здесь остановилось еще пару веков назад.

Пришлось довольно долго дергать за старомодный шнурок звонка, прежде чем засов отодвинулся, и дверь немного приоткрылась. В черноте проема появилось что-то грязно-серое, потом в лицо мне ударил свет, показавшийся ярким после темных переходов между домами. Наконец, дверь открылась шире, впустив меня внутрь. Я оказался в начале небольшого коридора, слева от которого располагалась крошечная кухня, а в конце виднелась дверь в лавку и лестница на второй этаж.

Олливандер в белой ночной рубашке ковылял к лестнице. Мы поднялись наверх, и он, накинув халат, опустился в старое кресло с высокой спинкой, жестом приглашая меня занять кресло напротив.

— Вы выбрали интересное время для визита, — негромко сказал он. — Между тремя и пятью часами магия действует сильнее всего.

— Я не выбирал, — ответил я. — Закончил кое-какие дела, собрался и пришел.

— Говоря откровенно, мне казалось, вы придете немного раньше. Молодые люди совсем не ценят время, думают, его у них предостаточно...

— Я военный и ценю свое время как никто другой.

Комната, где мы сидели, не изменилась с тех пор, как я побывал здесь в семнадцать лет, однако на это раз ее освещало не солнце, а всего несколько свечей, скрадывая пространство и сужая его до небольшого пятачка посреди гостиной. Шкафы терялись в сумраке, углы — в черной тьме. Постаравшись не смотреть по сторонам, я сосредоточился на Олливандере.

— Зачем вы явились ко мне во сне?

Старик сделал недоумевающее лицо.

— Явился во сне?

— Хорошо, не являлись — просто снились, ни о чем не подозревая, — сказал я, чувствуя, как глупо звучат мои слова. — Но вы сами только что говорили, что ждали меня раньше, то есть все-таки хотели о чем-то поговорить.

— Уверен, что предмет, который я вам когда-то показывал, произвел на вас определенное впечатление, — заметил Олливандер.

— Ясно. Да, произвел. Но сначала я хотел бы спросить вас о другом.

— О другом? — искренне удивился старик. Он сидел у холодного камина, закутавшись в халат, и у меня постепенно возникало необъяснимое отвращение и к нему, и к этому месту. Привыкнув к полумраку, глаза начали различать лежавшие повсюду коробки, материалы, заготовки и инструменты для создания палочек. Комната выглядела приютом сумасшедшего, одержимого одной-единственной манией. "Он совсем ополоумел, — решил я. — Может, поэтому мне здесь так не по себе? Если бы безумие было огнем, здесь бы полыхал пожар".

— О душе Волдеморта, — сказал я. — Это ведь вы ее поймали?

Олливандер смотрел на меня, широко открыв глаза. С минуту он молчал, потом его губы растянулись в тонкой улыбке.

— Да, — сказал он довольным голосом. — Признаться, я об этом совершенно забыл.

— Забыли?!

— Я действительно забыл о ней, — он вновь усмехнулся. — Первое время думал, а потом перестал. И, если честно, ничуть об этом не жалею.

— Как о таком можно забыть! — воскликнул я. — А кроме того, подобное колдовство находится под запретом — пленение души нарушает любые законы об использовании магии!

— Я забыл без труда, потому что я стар, — спокойно ответил Олливандер. — Милый юноша, я оказываю магическому сообществу услугу тем, что не даю ей восстановиться.

— Ничего себе услуга! Если вы хоть немного понимаете в метафизике магических процессов, то должны знать, что эта душа сама пострадала, и что она не управляла человеком, в котором жила. Вы же не обвиняете магическую энергию в том, что из палочек вырываются Авады!

Олливандер молчал, поджав губы, потом сказал:

— Я согласен поговорить о душе Тома Риддла, но лишь после того, как мы обсудим мое дело. К тому же, вы ведь хотите не только освободить душу, но и получить костяную палочку, или я не прав?

— Хорошо, давайте обсудим ваше дело, — согласился я. Пусть старик выговорится. Если ему хочется торговаться, я поторгуюсь.

— Палочка из кости — самая странная в моей коллекции, — после минутной паузы произнес Олливандер. — Я не видел, как ею владеют люди, но то, что она владеет людьми, неопровержимый факт. До того, как показать ее вам, я показывал ее лишь троим.

— И Риддлу.

— Он был третьим, — кивнул старик. — Последним, кто ее касался. Но прикосновение не важно. Достаточно просто ее увидеть.

— Достаточно для чего?

— Предсказать невозможно! — Олливандер взмахнул руками, и широкие рукава его халата зацепились за подлокотники кресла. — Однако здесь, безусловно, есть свои закономерности. Я изучал их, мой друг, я изучал эту палочку с тех самых пор, как она у меня появилась, но увы, мало продвинулся в понимании.

— Еще бы, если ее видело всего четверо, не считая вас. На четверых закономерностей не выявишь, верно? А скольким вы ее предлагали?

— Многим, — старик вновь кивнул, — и если бы соглашались все, я бы наверняка обнаружил что-то более ценное. Но общение с палочкой — взаимный процесс. Вы тянетесь к ней, она — к вам, и так происходит встреча. Кому-то суждено стать ее хозяином, усмирить, избавить от тоски, если угодно, однако это самостоятельная сущность, и покорится она не всякому.

— Ладно, и сколько же вы хотите?

Олливандер хихикнул:

— Неужели вы думаете, что она продается? Костяная палочка — одна из тех вещей, которые не зависят от денег. Вы оскорбите ее, если попытаетесь оценить. Да и каковы критерии? — Он пожал плечами, помолчал и продолжил:

— Всё это — он обвел рукой комнату, — есть моя жизнь, моя семья, мои дети, и только благодаря ним я до сих пор живу. Они держат меня здесь, не отпускают, не хотят осиротеть. Я не могу оставить свой дом на разграбление, не могу распродать их, передать в руки безответственных, поверхностных людей. Однако я устал и как бы ни любил свое дело, не хочу бесконечно жить и жить... Что вы об этом думаете? — неожиданно спросил он.

— Что я думаю? — удивился я. — Признаться, ничего. Если вы считаете, что это палочки не дают вам умереть, поскольку после вашей смерти не хотят остаться одни, вот и спросите у них.

Глаза Олливандера тускло блеснули в желто-коричневом свете.

— Я был прав, — пробормотал старик. — Прав насчет вас. Немудрено — я видел два ваших воплощения, а это что-то да значит... Что ж, мой юный друг, я так и поступил. Точно так, как вы сказали: спросил у них. И знаете, что они посоветовали? Найти ученика! — Олливандер закивал головой в подтверждение своих слов. — Ученика, которому я смогу передать и секреты мастерства, и собранную коллекцию. По правде говоря, я всегда был скуп на знания, копил и хранил их, как последний скряга, неохотно делился с коллегами и уж тем более не помышлял о том, чтобы передать их какому-то человеку с улицы. Но видите, до чего это меня довело? Я живу, живу, а смерть все не приходит. Они ее не подпускают. — Старик кивнул на рабочий стол, заваленный материалами и инструментами.