Лена, удивляясь тому, что такое мог сделать мужчина за короткое время, всё же проныла:
— Ты испортил мне костюм, теперь делай что хочешь.
Он подхватил её на руки, покачал и, водрузив на пол, прокомментировал:
— Ничего твоему костюму не сделалось, выглядит только теперь моднее. И ты в нём, что куколка.
— Но я не куколка и никогда такую длину не носила,— упрямо топнула она.
— Мы все с чего-то начинаем. Но вот готово,— застегнул он замки на сапогах. — Оцени.
Подведя к зеркалу, завертел он её на каблуках перед своим отражением.— Полюбуйся. Тебе идёт.
Лена махнула рукой и, заглянув в тайник, что весьма рассмешило Кушнира, принялась отсчитывать деньги, теряясь, сколько взять, и торопливо пряча их в сумочку, объявила, что готова.
— Деньги оставь, а вместо того что у тебя сейчас в ушах и на пальцах, нацепи набор с изумрудами. Под стразы в замшевых сапогах будет изумительно смотреться.
У неё от изумления округлились с яйцо глаза.
— И откуда же ты, в курсе про мои украшения, позволь тебя спросить?
— Кто их тут у тебя собирал после погрома, уже не помнишь...,— нашёл он, что правдоподобное соврать. Она поморщилась, но вспомнить действительно не могла. Зато проявляя упорство заявила:
— За твой счёт не пойду.
Никита опешил:
— Это ещё почему. Я пригласил, мне и платить.
Их спор, не вежливо толкнув дверь, нарушил вернувшийся Данька. И сразу начал со шпилек.
— Эй, вы, петухи, за что опять сцепились? Ой, ма, ты выглядишь, как персик! Помолодела, расцвела, Никита ты ей жениха случаем не нашёл? Нет? А то выдашь замуж маменьку, а я не в курсе. Хоть шепни по-свойски. Должен же я знать какого отчима ты мне подсунул... Молчу, молчу. Так о чём опять спор?
Никита отошёл к стене и улыбаясь потянул себя за ухо.
— Не твоё дело...,— отмахнулась Лена.— Болтаешь всякую ерунду.
— Как не моё. Кричишь, аж у двери входной слышно. Я ж вроде бы, как бы сын тебе,— хихикал Данька, делая страшные глаза. — А вдруг Кушнир тебя обижает.
— Никто меня не обижает, не выдумывай,— приняв всё за чистую монету и напугавшись возможных последствий, принялась оправдываться Лена,— просто не хочу идти в ресторан за его счёт.
Никита безнадёжно развёл руками за её спиной, приглашая Даньку в помощники. Но тот, дразня Кушнира, чуть всё не испортил.
— Так вы в ресторан собрались?! Не хило. С чего это вдруг, ты ж типичная домоседка? Тебе там наверняка будет скучно.
Кушнир показал кулак, потешающемуся парню.
— Ты считаешь, что зря?— приуныла Лена, стрельнув на себя ещё разок в зеркало: почти готова! Или нет? Она уже ни в чём не была уверена.
— Да ладно тебе, я пошутил, самое время проветриться и его объесть. Он на телефонных чаевых хорошо руки греет, на тебя у него с головой хватит. Так что не мелочись, ма.
Никита удовлетворённо хмыкнул и, выходя, легко прошёлся ладонью по его взъерошенному загривку.
Лена заметила его жест и ещё раз удивилась их отношениям. Вроде бы с одной стороны дружеско— приятельские, но с другой— подчинение старшему. Кушнир натаскивал его, поучал, парень впитывал всё это на удивление Лены с покорностью. Чудеса! Не раз сама пригвождённая к месту вопросами сыночка, теперь нашла выход для себя, отсылая его к Кушниру. И тот мучился не спроваживая обратно.
— Имейте ввиду, там похолодало сегодня,— предупредил Данька,— Ужин оставила, позаботилась о сыне или в воспитательных целях пельмени варить придётся.
— Захочешь есть, найдёшь,— обернулся на его бурчание Никита.
Данька, улыбаясь, ушёл на кухню. С появлением в их жизни Кушнира всё в семье изменилось. Совершенно иная, занудная и ворчливая стала мать, правда, теперь не сонная, заторможенная, а живая. Каким — то другим содержанием наполнилась квартира. Вроде потолки не стали выше, а окна шире, а всё выглядит иначе. Но сколько ещё ему захочется с ними играться в благородство и дружбу. Зачем ему такому благополучному и крутому Данька и Лена Долговы. Хотя может ради престижа сейчас модно водить дружбу с сочинительницей, кто их богатых этих разберёт.— Мучил голову Данька, затолкав в микроволновку ужин.
А Лена танцевала с Никитой. Полутёмный зал оказался очень уютным. На них никто не обращал внимания, и скованность, вязавшая по ногам и рукам, прошла. Потом её приглашали другие, и она танцевала с чужими мужчинами. Лена видела, что это совсем не нравится Кушниру, но запретить он ей не мог. А она ради вредности, смеясь от души, слушая глупости партнёров, шла на новый танец. Пили шампанское и ели какие-то умопомрачительные деликатесы. Наблюдая за попытками Никиты скрыть раздражение, искренне пожалев парня, она отказала пригласившему её солидному и весьма приятному мужчине. Обрадованный Кушнир, рассказывая смешные истории, топил её в своём обаянии. Лене было весело и как-то совсем уж легко. Ни одного раза они с Долговым не были вдвоём вот так в ресторане, в кафе или даже на пикнике. Глаза в глаза... Не бежала его рука к её пальчикам... Не горели на столе романтично свечи. Не играла качающая душу музыка. Да и ревновать Семёну в голову никогда бы не пришло. В компаниях и вечеринках, он вообще не обращал на неё внимание. Пришли и ладно. Устроившись с кем-нибудь из офицеров, вёл пространные разговоры о службе. А ей так хотелось потанцевать с ним. Лене вдруг нестерпимо захотелось воплотить свою мечту немедленно, сейчас, пристроив голову на груди Никиты, и жарко обнимая покрутиться с ним в танце. И она с горящими от нетерпения глазами потянула его на пятачок...
Лена вновь штудировала папку. Ремонтные заводы. Сданные в ремонт комплексы с сокращённых частей, ремонтируемые чудным образом в короткий срок вдруг уходят на продажу. А это проба разобраться почему? Некоторые застряли там на несколько лет. Нет финансирования. И предположение, что рабочие секретные блоки на ушедшие комплексы взяты в действующих частях. А туда отправлено старьё. Она перевернула листок. Прочитала новый текст. Ищут блоки. Врут, что перекинули с завода на завод. Документация уничтожена и запутана. Запрос в Россию. Покупали ли там? Нет, не покупали. Получается всё-таки предположение верно. Она захлопывает папку. Да, грязи навалом. Как Долгов в этом копался...
Суетливые дни сменялись бурными волшебными ночами. Никита — темпераментный и страстный мужик, ей счастливых мгновений хватало с головой. Часы прокрутили две недели, в них благополучно уложился и Новый год с терпким запахом ёлки, и колючее шампанское, и даже вальс между горящих свечей... прежде чем Данька узнал правду о матери и Никите. Не зря говорят, что шила в мешке не утаишь. Получилось так, что Данька догадался о их романе. Субботним вечером он засиделся в интернете. Было полвторого ночи, когда на самом интересном месте у него произошёл срыв. Помявшись:— "Удобно, не удобно",— он, заткнув в себе хорошие манеры, пошёл будить Никиту в кабинет матери. Но диван был пуст. Сразу было заметно, что на него никто даже не ложился. Но он не подумав ни о чём другом, как только о том, что Кушнир уехал к себе, прошёл расстроенный на кухню, решив с горя поесть. Но в прихожей висела на вешалке его дублёнка и стояли полуботинки. Данька глянул на двери в ванную и туалетную комнату, света не наблюдалось, сбегал в большую комнату с диваном и креслами, пусто. Осталась спальня матери, и он толкнул дверь. Но всегда не запирающаяся дверь не поддалась. Постояв, почёсывая затылок перед таким вопросом и обиженно сопя, за бессовестное надувательство, он ушёл спать, забыв про интернет.
За завтраком Данька, несмотря на свои любимые блины, фыркал и грубил. Что не могло не броситься в глаза Никите и насторожить Лену. Она, переворачивая блинчики на сковороде, попробовала пошутить.— Дань, помнишь: "Они хранили в жизни мирной привычки милой старины: у них на Масленице жирной водились русские блины". Женишься, тебя ждут походы к тёще на блины, Дань, с икрой.— Данька зловеще засопел.
"Со своей любовью и не заметили, что Данька сидит, уставившись стеклянным взглядом в свою чашку и даже не помешивает ложечкой, как это он любил делать". Вдруг прозрев, они переглянулись, и Кушнир обеспокоено спросил:
— Эй, ты чего! Мне показалось или ты сегодня шипишь, как гусь, не с той ноги встал?
— Я — то, как раз встал оттуда куда лёг, а вот некоторые нет...,— процедил сквозь зубы Данька деревянным голосом.— Это не честно! Понял?! Я не дам её обижать.
Никита с Леной напоминали мумии. Они оба потеряли дар речи. Косясь друг на друга, ожидали, чем кончится эта буйная сцена. Похожий на взъерошенного петуха, Данька рвал и метал: кулаки сжаты, на его глазах появились даже слёзы.
Никита, перестав жевать, поднялся и, подав знак Лене не лезть буркнул: "Мы сами поговорим". Лена сначала обиделась, а потом поняла, что это бессмысленно. А Кушнир, приподняв парня под мышки, подталкивая перед собой, повёл в его комнату. Закрыв за спиной дверь, чтоб не слушала бредни сына Лена, скрывая волнение за ироничностью стиля, сказал:
— Хочешь поговорить, как мужик с мужиком, давай поговорим. Как я понял: разочаровал тебя, так сказать, не оправдал твоего высокого доверия...
— Хватит юморить... — наскакивал тот.— Чего ты её охмуряешь? Крутишься возле неё точно ястреб чего? Это не честно, не честно!
— Что именно? Ты внятно говорить можешь?— сложив руки на груди, прикрыл спиной вход Никита.— С чего такой накал у спокойного хлопца...
— Я не думал, что ты такой... Не думал.
— А ну кончай себя накручивать и, если хочешь быть услышанным, говори так, чтоб тебя поняли,— приказал Кушнир.
Но Данька пытался взять уши Никиты штурмом.
— Ты молодой, а она старая,— орал во всё горло парень, жестикулируя руками и пиная в запале попадавшие под ноги кресла.
Кушнир не сменил позы и не добавил громкости своему голосу.
— Она тоже молодая, это ты у неё взрослый получился для её лет.
Данька выбился из сил и убавил накал, перейдя на более человеческую речь:
— Но она тебе не нужна. Зачем тебе мамка, когда длинноногих вешалок навалом. Для галочки, да? Сочинительницу в список побед захотелось внести, да? Потом фыр-р и слиняешь?
Кушнир усадил его на диван и примостился рядом на валике:
— Должен тебя разочаровать. Вешалками мужики после пятидесяти интересуются, я ещё не дорос до такого затухания организма. С матерью у нас всё серьёзно не волнуйся. Галочка тут совсем не причём, я сам не ожидал, что увязну, но утонул по самую макушку. До сих пор получается и не знал толком, что это за зверь такой, любовь? С чем её едят и как прикусывают. Глупости одни сплошные были. А тут стреножила...
— Врёшь ты всё,— кинулся на него с кулаками Данька.— Гад ты, гад! Воспользовался её одиночеством. Она тебе на фиг не нужна. Зубы мне не заговаривай. Про ерунду на постном масле плетёшь... Какая к ней может быть любовь...
Никита властной рукой усадил его на место.
— А ну успокойся. Нечего тут детством брызгать. Это наша с ней жизнь. Она и так полжизни прожила не своей. То отец водил, по своим дорожкам не интересуясь ей, то ты эгоист пользуешься на всю катушку. Дай пожить, как хочется Лене самой.
— С тобой что ли?— уколол он Кушнира.
Тот прижал ладонью его вздрагивающее плечо:
— А что плохой вариант?
Данька поднял на него злой взгляд:
— Ты ж потешишь своё самолюбие и кинешь... Да и сейчас не понятно, она же мамка моя.
— Она женщина в первую очередь. Вы почему-то напрочь упустили это с отцом обои. А -то, умник помнишь, что говорил: "фригидная она, никто ей не нужен...". А она горячая, живая.
— А тебя это задело. Ты решил помочь старушке?
— Вот дурак. Нам хорошо вместе. В отцы я тебе не набиваюсь. У тебя свой был, дай Бог каждому, но мы неплохими можем быть друзьями.
— Если вам так хорошо чего же вы ругались постоянно?— съязвил Данька, правда, перестав наскакивать.
— Жизнь бьёт ключом. Это характеры притираются. Сам же говорил, с отцом всегда молчала. Не за чем было надрываться. Поморгай глазами, со мной она раскрылась, женщиной себя почувствовала. Ворчит,— боится себя и нового попадания опять в кабалу к мужчине. Она просто не понимает, что мужики все разные и я не Долгов. Идёт на ощупь, по любому поводу страхуясь. Сейчас пятнадцатилетние уже зубы съели в таких вопросах, при каких она осторожничает и теряется или занимает бойцовскую стойку.
— Но ведь это безумие долго не продлиться,— грохнул кулаком в ладонь Данька.
— Кто в нашей жизни может за что-то долгоиграющее поручиться... Ты думал, что так не оглядываясь разбегутся родители? Погибнет отец? Ну вот. Давай, ничего не планируя, просто попробуем жить.
А Данька обескураженный, растерянный в своей беспомощности, не просто возмущался, а наскакивал бойцовским петухом:
— Зачем тебе вся эта канитель, а? Скажи, зачем?
Никита понял, что поверить мальчишка может только в самые главные слова и он сказал их ему:
— Я люблю её!
Попал в точку. Это сразу выбило в нём злость. Данька кривясь пробормотал:
— Я даже не мог себе представить в страшном сне такого "романтического" финала вашим гавканьям.
Никита поулыбался, и заметил:
— На белом свете много есть такого, Данька, что и не снилось всем мудрецам и твоему интернету.
А паренёк, какое-то время раздумывал. Сказать, что ли или не стоит? Он ткнул ему пальцем в грудь:
— Эй, орёл, ты матери хоть правду сказал о себе?— устав от спора, перешёл вплотную к реальному, чем можно достать и ковырнуть Кушнира, Данька.
Но тот был честен, чем выбил у него из-под ног распирающую его вредность.
— Нет. Затянул, а сейчас повода не найду... Сам уже дёргаюсь. Не без того — боюсь.
И всё же Даниил найдя повод укусить, ввернул:
— А если мать узнает?
Попал. Никита занервничал.
— Откуда! Ты же не скажешь?
— Я-то нет. Но ты и случай не откидывай. Что ж ты ей врёшь про себя, всё паришь про телефонного мастера или ещё чего добавил?
Никита вздохнул и развёл руками:
— Про мастера. Чего хихикаешь... Подкинь идею получше.
Данька сморщил нос. В глазах заиграли искорки смеха.
— Чему ты меня учишь, маменьку обманывать... Не пойму, как она врубиться не может в отношении твоей скользкой личности. Ведь жила же в твоей квартире, ездит на твоей машине с твоей охраной, как ослепла...
— Помалкивай. А там видно будет. Привыкнет, простит...
— Касательно тебя что-то в этом роде можно было подозревать. Но что касается маменьки — это для меня удар.— Он посопел, помучил макушку и развернулся уже с другим вопросом:— А если она, узнав о твоих бабках и фирмах, к тебе откажется переезжать. Заметь ситуация повторяется. Только на этот раз игра катит в другую сторону.
Никита поиграл кулаками в карманах домашних брюк.
— Тогда я буду жить с вами. Вопрос исчерпан. Пошли завтракать, а то остыло всё и мать наверняка испереживалась. Она не хотела, а ты застукал.
Но у самых дверей Данька запнулся.
— А я-то слепое котя думаю, с чего ты нас караулишь?
— Слепота — это у вас семейное,— посмеиваясь, Никита увлёк его в сторону кухни, поближе к блинам.
