Сообразив, что атакующие в мгновение ока превратились в защищающихся, я понял, что не смогу на них напасть по гуманным соображениям, и остановился на мгновение. Это дало возможность горилле откинуть от себя одного, самого настырного человечка, и они вдвоем кинулись на Шермана. При этом, одна обезьяна основательно того достала. Я опять почувствовал настоятельную потребность в защите раненого компаньона и кинулся с воплем в бой.
Второй раз моего вопля нервы горилл не выдержали, и они бросились наутек. Чтобы закрепить успех, я прогнал их метров триста и только потом устало поплелся обратно. Каково же было мое отвращение, когда застал всю компанию, пирующую над телом поверженной обезьяны, точнее тех ошметков, что от нее остались. Волк выглядел еще куда ни шло — серая шкура скрывала под собой человека, а перемазанный в крови хищник, вещь привычная. Но серые существа окончательно потеряли человеческий облик, разрывая зубами сырую, еще теплю плоть своей жертвы, в упоении чавкая внутренностями и обгладывая кости.
Не подходя близко, чтобы не стошнило, я крикнул волку:
— Шерман, ты как хочешь, а я пошел! — после чего отвернулся и отправился, сам не зная куда.
Спустя полчаса услышал похрустывание веточек и шуршание сухой травы за спиной. Некоторое время еще хранил молчание, но затем не выдержал и, не оборачиваясь, проворчал:
— Да не топай ты так усердно лапами! Будто скаковая лошадь на ипподроме.
— А ты бывал на ипподроме? — раздался сзади знакомый рык.
— Бывал, только не на Земле.
— Не сердись, ты же знаешь: я не мог больше терпеть голода, а та обезьяна все равно отправилась в иной мир.
— Не надо даже загадывать какой. Ты хоть понимаешь, что спихнул душу еще глубже в этот вертеп?
— Он сам себя спихнул. Я просто играю по тем правилам, что здесь установлены.
— Но ты же знаешь, что они специально вам навязаны, чтобы вы теряли любые проявления человечности.
— Не будь ханжой. Тебе просто еще никогда так не хотелось есть.
Мне стало стыдно. Кто я такой, на самом деле, чтобы учить Шермана? Ведь здесь выражение "с волками жить, по-волчьи выть" совсем не означало самый худший вариант выживания. Волк, действительно, защитил всех нас от горилл, и то, что его удар оказался смертельным, еще не значило, что намерения были подлыми. На самом деле, в последней драке я выглядел гораздо хуже, произведя массу шумовых эффектов, но по сути ничего не сделав.
Мы шли какое-то врем, храня молчание, пока я не сообразил, что совершенно бесцельно меряю эту серую пустыню своими шагами:
— Слушай, Шерман, есть у тебя еще какие-нибудь соображения насчет того, как выбраться наверх?
— Нет. А эта чертова свинья тебе ничего не рассказала? — в свою очередь уныло удивился волк.
— Со мной дело еще хуже, чем с тобой. Если тебя убить могут, то мне это может боком выйти.
— А что, тебя убить нельзя, что ли?
— Можно, но только, по словам свинтуса, я могу тогда вообще неизвестно, куда влететь. Единственный выход — снуфы, что б им пусто было. Только они могут наверх отпустить.
Мы еще немного прошли, и волк предложил:
— Слушай, есть тут еще один такой черт, может тот больше знает?
— Еще одна свинья вселенского масштаба?
— Нет, но схема та же: ставит в зависимость от себя группу вечно грызущихся между собой людишек и балдеет от их мучений, — коротко обрисовал ситуацию серый приятель.
— И как же он выглядит?
— Ну сисек у него нет. Вместо этого он яйца несет. А выглядит... хм, скажем так: представь себе курицу в бронированной шкуре динозавра... — подыскивал нужное определение волк.
— Птеродактиль что ли?
— Если бы этот птеродактиль взлетел, вернее, потом приземлился, то там никого в округе живых не осталось бы.
— Ясно! Хорошо, что динозавры не летают! — философски перефразировал я популярное выражение, бытующее на родине моего двоюродного тела, впрочем, уже бывшего тела, и вспомнил. — А что, эта курица-переросток тоже заставляет своих почитателей червяков собирать?
— Как ты догадался? — хохотнул волк таким рыком, что мне почему-то захотелось спрятаться куда подальше. — Только там нет бегемотообразных обжор. Вместо них живут кроты, непонятно чем питающиеся, но знатно удобряющие землю. Проблема в том, что кроты тоже размером с паровоз, так что тамошним черведобытчикам постоянно нужно уворачиваться от кротов, своего попечителя и массы других врагов.
— Волков, например... — съехидничал я.
— Ну и волков, — не стал отрицать Шерман. — Только я предпочитаю честный бой, как с теми гориллами. Потому и слоняюсь больше по лесу.
— Ладно, пошли к твоему куриному богу, он хоть говорить-то умеет?
— Кто его знает. Но идти туда долго, так что лучше залазь на спину — все быстрее будет.
Мы продолжили путешествие а-ля Иван царевич и дурак по совместительству, только мой серый волк не носился на реактивной тяге по тридевятым государствам, а равномерно трусил по невидимой тропинке среди бесконечных зарослей мертвых деревьев. До вечера, как и предполагал Шерман, мы никуда не добрались. Однако волк предпочел не останавливаться и продолжил вести меня в совершенно непонятном направлении почти в полной темноте.
По-дороге у нас было время обсудить волчью жизнь. Весь этот мир, по словам лохматого приятеля, представлял собой серую безжизненную пустыню, поросшую мертвым лесом и такой же серой сухой травой. Местами встречались "оазисы" выживания небольших групп существ, кучкующихся вокруг своего повелителя — кого-нибудь из темных ангелов. Те отличались от остальных неприступными размерами, произвольно отвратительной внешностью, несъедобностью и вздорностью. Все остальные были тем, что осталось от человеческих душ. И все были съедобны... причем единственно съедобны, кроме что дьявольских прикормок в виде молока или яиц. Даже гигантские бегемоты и кроты были съедобны, только что труднодоступны и способны жрать отвратительную грязь этого мира. В результате, жизнь большинства попадающих сюда существ была мучительной, но недолгой. И избавлением скорую смерть назвать было нельзя, ведь дальше этих несчастных ждали лишь новые извращенные пытки.
Так бы мы и двигались к своей цели, лениво переговариваясь по пути, если бы наш путь сквозь черный лес не был прерван самым неожиданным образом...
ГЛАВА 11. МРАКОБЕСИЯ
Я ничего не почувствовал: как ехал у волка на спине в полной темноте, так и въехал в новую темень, такую же мрачную, но уже другую — без коряг и болотной жижи. Шерман только успел рыкнуть: "Снуфы!" — и тут же понеслась нелегкая.
Единственное, что мне удалось разобрать, это какие-то фигуры в балахонах и одно, опять-таки наполовину свинячье, наполовину человечье рыло, с серой сморщенной кожей и злыми холодными глазами. Я даже не успел соскочить с волчьей спины, как нас затянула карусель кошмаров.
Сначала было впечатление, что наши с Шерманом головы уехали вперед, а ноги, лапы и хвосты остались сзади. Нас словно натягивали на гигантский инструмент: то ли вместо струн на гитару, то ли на барабан вместо кожи. При этом тело пронзила дикая скрипящая боль, а мы перемешались друг с другом, и уже нельзя было отличить, где он, а где я. Мы только в унисон выли и лаяли от боли. До нашего сознания донеслась мысль-шепот:
— Ну что, будете еще помогать людишкам?
Я громко взвыл в праведном возмущении:
— Конечно, будем, скоты вы конченные! Ужо погодите, я до вас доберусь! Развоплощу всех к чертовой бабушке!
Мое запугивание, а тем более такое непочтительное отношение к праматери ихнего племени, снуфам явно не понравилось, и я почувствовал, что по нам стали наноситься удары, примерно как по струнам или барабану. В результате мы уже подвывали в ритме сумасшедшего рок-н-ролла, а темные балахоны снуфов стали кружить вокруг нас в дикой пляске. Спустя какое-то время до моего сознания донесся шипящий от злости вопрос:
— Вы все еще хотите кому-то помогать? — и я почувствовал, что Шерман вот-вот сдастся.
И в самом деле, волк стал ломаться, не зная, как повежливее меня предать:
— Я... я...
Тут меня взяла такая злость на этих чертей, что я не удержался и рявкнул:
— Еще как хочу! Сволочи, вы же играете без правил! Никакой возможности на исправление душе не даете! Вот, гады! — одновременно с руганью я непроизвольно "высунулся" из-под защиты.
Ох, как тут бабахнуло! Я не очень понял, что произошло: может, мы были в этот момент на втором уровне мира, может, моя сущность вступила в реакцию с этими снуфами, но я запомнил только страшно ослепительную вспышку и всеобщий визг и вой, в том числе и свой.
* * *
Очнулся я от каких-то толчков. Вокруг было светло. Мою щеку опять ткнуло что-то влажное и холодное. Я повернул голову, и это мокрое и холодное угодило мне в рот.
— Тьфу ты! С волком еще целоваться не хватало!
— Извини, — буркнул Шерман. — Думал, ты совсем того... лежишь тут, уже неведомо сколько, и не шевелишься. Ты хоть посмотри, куда нас вытащил!
Волк сидел, как верный пес, поджав хвост и ожидая моей реакции. Я сообразил, что от меня требуется посмотреть вокруг и, послушно исполнив волчью просьбу, обомлел: мы находились посреди весьма милой зеленой лужайки, окруженной таким же зеленым лесом. Не хватало только цветов и голубого неба, но все равно, контраст с предыдущим миром был разительный.
— Значит, получилось? — я попытался осторожно воодушевиться.
— Мы, определенно, поднялись, а не опустились, — удовлетворенно проворчал волк. — Но, как видишь, я все еще в шкуре зверя. Значит, очень высоко вряд ли запрыгнули.
— Эх, лиха беда начало! — воскликнул я припомнившейся бессмыслицей и развил "глубокую" идею. — Получается, что за неполные сутки мы сумели выбраться из одного мира. Что ж, вполне неплохой темп. А не знаешь, сколько еще таких прыжков нужно сделать, чтобы добраться до чистилища?
— Спроси, чего полегче, — рыкнул в ответ Шерман. — Я ж там и не был, сразу глубже ушел. И потом, смотря куда прыгать. Если вбок, то хоть тысячу раз — никуда из этой ловушки не выйдешь.
Я почувствовал, что совсем оправился от удара по чертям, поэтому уселся и еще раз оглянулся вокруг:
— И все-таки, мы определенно вырвались наверх.
— Если бы не ты, не видать мне больше зеленой травы... — признался волк. — Только в этом мире ни ты, ни я не знаем, куда идти и что делать.
— А! Ерунда! Ноги сами куда-нибудь выведут. А там, главное, проявить участие и сочувствие, и, глядишь, опять со снуфами встретимся.
— Нравится мне твой идиотский оптимизм, — усмехнулся волк. — А если бы мы очнулись посреди абсолютно безлюдной пустыни?
— Тогда помогли бы друг другу выживать, а потом померли от обезвоживания, — моя жизнеутверждающая позиция была непробиваема. — Не хочу обещать то, над чем не властен, но тебя, серый, отсюда вытащить попытаюсь. Только при одном условии.
— При каком?
— Сам знаешь, без твоего желания ничего не выйдет... Главное, не отказываться от своей мечты перед снуфами. Ты уже понял, что их можно одолеть.
Волку не надо было дважды объяснять о чем идет речь, и оставалось надеялся, что его душа постепенно сможет подняться из этой бездны отчаяния и мучений. Самое основное, я не видел у него патологического стремления к власти над другими. Он был независимый одиночка, но это никак не относилось к инферно. А его жесткость продиктована условиями жизни, и ее можно было вытеснить чувством справедливости.
Обойдя поляну, мы натолкнулись на тропинку, и я торжествующе воскликнул:
— Ура! Ее кто-то проложил. Будем надеяться — люди.
Еще чуть-чуть потоптавшись и решая куда пойти: налево или направо, мы пошли так, чтобы ветер дул нам в нос. По совету Шермана, так легче учуять любое новое существо впереди, а это может и жизни стоить. Серый приятель опять предложил мне взгромоздиться ему на спину, но оказалось, что наши размеры претерпели некоторое изменение, и теперь мне пришлось поднимать ноги чуть не к плечам, а он еле-еле меня тащил. После сотни метров такого издевательства над зверем, я соскочил с волка с самыми глубокими заверениями, что и сам могу двигаться довольно сносным темпом, тем более что был одет в привычные для себя кроссовки. Сапоги, конечно, подошли бы лучше, но и жаловаться на фантазии преисподней было грех.
Услышав крики птиц, я заметил Шерману:
— Кажется, тебе будет здесь, чем питаться, кроме бывших грешников. Может, озеро найдем и рыбы наловим?
— Размечтался! Ты еще скажи, что тут удочки в лесу растут, или рыба сама из озера выпрыгивает, — усмехнулся волк.
— Нет, так дело не пойдет! Тебе нужно быть оптимистичнее.
— Посмотрел бы я на твой оптимизм после десятка-другого жизней в этих мирах.
— А что тебе не нравится? Этот мир уже вполне прилично выглядит.
— Ой, не зарекайся! Здесь нет приличных миров. Это я знаю наверняка! — продолжал ворчать Шерман, труся впереди меня среди ивовых кустов.
Вдруг он остановился, замолчав на полуслове.
— Что там? — шепотом спросил я. Волк принюхался и буркнул:
— Дым. Как будто костер или печь. Дерево горит.
— Значит, жилье близко, и люди!
— И с чего это ты так возрадовался? — удивленно оглянулся волк. — Ты что, думаешь, здесь все вокруг ангелы и душки?
— Встретил же я тебя! — возразил я. — Может и второй раз повезти.
Волк ничего не ответил, всем своим лохматым видом показав, что идиотизм не лечится, и бесшумно скользнул вперед по тропе...
* * *
...Мы с полчаса стояли в кустах на опушке и наблюдали за большой поляной — почти полем, посреди которого стоял небольшой бревенчатый дом. Мы не нашумели, и ветер тоже работал на нас. Опытный в таких делах Шерман не обнаружил ни слежки, ни ловушек, ни сторожков. Отсюда можно было видеть, как во двор вышла женщина и стала суетиться по хозяйству. Более зоркий Шерман прокомментировал:
— Девушка. Симпатичная. Подождем еще, может и мужское население объявится.
Но никто больше не появился. Девушка тоже ушла в избу. Мне надоело чрезмерное осторожничанье, которого никак не ожидал от сильного хищника, поэтому предложил:
— Подожди меня здесь, чтобы сразу не пугать людей, а я на разведку схожу. Если что произойдет, действуй по обстановке, но сдается мне, пейзаж весьма мирный.
— Не люблю мирных пейзажей, — вздохнул волк, но послушно остался ждать на опушке после того, как я возразил, что не люблю слюнявых волков.
Я бодренько припустил навстречу прекрасной незнакомке. Удивительно, но никто меня не остановил — даже завалящей собаки на пару гавков не нашлось. "Ерунда какая-то!" — отмахнулся я от сомнений, поднялся на крыльцо и аккуратно постучал в низкую притолоку, оглядываясь по сторонам.
Двор представлял собой самое обыкновенное деревенское хозяйство, причем довольно архаичное, с колодцем в дальнем углу и сараем или скотным двором напротив. Никакой сельхозтехники, типа вил или граблей с лопатами на дворе не было. Однако раздумывать над тем, каким образом местные жители добывают себе хлеб насущный, времени не осталось, так как с той стороны дверей что-то стукнуло, и прямо передо мной из темноты сеней явилась весьма симпатичная дама.
