Утром все Стрельцовы и остальные гости снова собрались в офицерской столовой на завтрак. На инструментроны уже была подана информация о плане на сегодняшние сутки. К двенадцати часам предполагалось прибыть на мемориал, потом — посетить музей базы "Ликино", выехать в город всем вместе, чтобы прогуляться по его улицам, посетить торговые и культурные центры. График обеда и ужина был сдвинут, чтобы не мешать офицерам корабля следовать установленному распорядку. Напряжение первого дня встречи спало, прошедшая ночь для многих гостей стала важной, нужной, необходимой не только как время для отдыха, но и как время общения. До самого утра многие гости не сомкнули глаз — они говорили, говорили и говорили между собой, радуясь возможности пообщаться вот так, напрямую, без всяких технических посредников.
Когда вчерашнее вечернее застолье завершилось, Светлана почти полчаса смогла поговорить с Джоном. Рядом с ней в командирском кабинете находились Александр, Мария, Аликс и обе младшие киборгессы. Джон сумел каждому уделить своё внимание — в этом всегда он был большим мастером и Светлане понравилось, как улыбаются киборгессы, как радуется Маша и как доволен Александр.
Конечно же, с нормандовцами за те же полчаса смогли пообщаться по видеосвязи и другие гости крейсера, но Шепард с молчаливого согласия Андерсона ушёл к себе в старпомовскую каюту. И уже оттуда вышел на прямую, персональную аудиовидеосвязь со Светланой.
Потом ещё полчаса уже в режиме конференцсвязи Стрельцовы смогли пообщаться с Явиком, Мордином, Сареном, Найлусом, Оливией и Марком. В конце сеанса аудиовидеосвязи Светлана несколько минут общалась с Андерсоном — командирам всегда есть что обсудить, но в этот раз Андерсон был краток и обошёлся предельно общими фразами, отметив, что всю информацию перешлёт по каналам связи позднее. Наверное, он не хотел грузить Светлану служебными заботами и хлопотами, понимал, что после общения с Джоном и остальными нормандовцами, у Светланы просто может не хватить сил на то, чтобы разбираться ещё и с ворохом обычной управленческой рутины.
Отпустив детей в их каюты, Светлана пожелала киборгессам, возвращавшимся в дата-центр крейсера, успешной работы и, оставшись одна, легла на жестковатую армейскую кровать. Кабинет — не спальня, здесь работать надо, а кровать — так, на всякий случай. Сейчас же армейская койка показалась Светлане необычно мягкой и сон пришёл буквально за несколько минут.
Утром Светлана проснулась достаточно поздно. — до завтрака осталось чуть больше получаса и, взглянув на настенный экран, где уже было вывешено расписание на день, Стрельцова занялась обычными утренними хлопотами.
— Светлана. — Рената поймала стремительно шагавшую по коридору крейсера Стрельцову за руку. — Спасибо тебе! За Станислава. Он... он... он прекрасен! Я прошу тебя... Сделай мне... подарок!
— Какой? — Стрельцова остановилась, повернулась к маминой сестре.
— Будь свидетельницей на моей свадьбе со Станиславом! — выпалила Рената, сама немало удивившись своей смелости и напору.
— Когда? — Светлана, видимо, оказалась готова к такому повороту событий, поэтому спросила спокойно и даже где-то буднично.
— Через десять дней! Перед отъездом. Мы решили заключить договор в "Ликино", а обвенчаться — в соборе города. Главном соборе. Дату... я сообщу тебе более определённо позднее. Но — церемонии состоятся — обе — точно перед нашим отъездом из "Ликино"! — Рената просительно заглянула в глаза Стрельцовой. — Прошу...
— Ты хочешь, чтобы я сыграла "Марш Мендельсона" на здешнем органе? — усмехнулась Стрельцова. — Ладно, ладно. Считай, что уговорила!
— Света... Я... я... по гроб жизни тебе благодарна и... и... обязана! И потому я скажу тебе первой. Никто ещё не знает, кроме меня. — она приблизила губы к уху Стрельцовой. — Я... я беременна!
— Уже?! — искренне изумилась Светалана. — Ты волшебница, Рената! — она обняла мамину сестру. — Ну, ну, успокойся. — она вытерла выступившие в углах глаз женщины слезинки. — Иди к Станиславу и будь рядом с ним... Столько, сколько нужно. Передай — я предоставляю ему отпуск на десять дней. Считая с этого дня. Он поймёт остальное. И передай ему, что я рада.
— Обязательно передам, Света! Спасибо! — Рената убежала по коридору вперёд, скрылась за поворотом.
— Что это с Ренатой такое? — к Стрельцовой подошла Селезнева.
— Она счастлива. — ответила Светлана.
— Угум. Понимаю. Особым счастьем. — кивнула главный врач крейсера. — Надеюсь, мне её валерьянкой отпаивать не придётся?
— Нет. Скорее — удерживать от безумств известного рода. — усмехнулась Светлана.
— Ну, от этого ассортимента я точно её удержу. — улыбнулась Селезнева. — Ладно, Свет. Я рада, что здесь у нас — без проблем.
— Я — тоже. — Стрельцова проводила уходившую главврача взглядом и продолжила свой путь, делая отметку на своём инструментроне. Порядок есть порядок. Если Станислав получил отпуск, то его надо оформить официально и документально.
Мемориал
Имперцы не любили вычурности. Особенно, если речь шла о местах упокоения павших. Мемориал базы "Ликино" был скромен, но величественен. Высокий — больше двадцати метров — гранитный штык обелиска, чаша Вечного Огня — перед ним и Аллея Славы. Вокруг — парк: дорожки, немногочисленные каменные лестницы, деревья, кустарники.
Шипнув тормозами, у начала аллеи остановились все три автобуса. Стрельцовы, Знаменские, другие гости покинули салоны, собрались перед аркой. В руках у всех были букеты скромных полевых цветов. Много букетов. Сюда все гости, кто имел право на ношение военной или ополченческой формы, прибыли одетыми в форменную одежду. Воинский мемориал. Гражданский — чуть дальше. Те гости, кто пожелает его увидеть, смогут пройти и туда — времени будет для этого достаточно.
В полном молчании Стрельцовы и остальные гости приблизились к началу аллеи. Многие уже издали читали чёткие и яркие надписи на ближайших надгробьях и памятных стеллах, установленных по обочинам. Тишину этого места нарушал только ветер, шуршавший листвой деревьев. Больших. Когда мемориал только строился, мало где такие деревья в округе сохранились. Их выкапывали, стараясь не повредить корни, осторожно перевозили сюда, устанавливали и делали всё, чтобы они прижились на новом месте, чтобы теперь они охраняли тишину и покой этого святого места.
Здесь, на земле Мемориала теперь покоились останки всех павших в боях за космодром "Ликино" — военных, гражданских. Всех их опознали, все были названы на стеллах поимённо. Десятки, сотни людей, невзирая на усталость, в свободное от основной работы время, иногда даже забывая поесть, искали в окрестностях космодрома тела павших. Работа велась круглосуточно, посменно. Люди часто работали две или три смены подряд. Никто не взял никакой денежной платы за этот труд. Никто. Люди бережно извлекали из земли скафандры, форменные комбинезоны, тела. Медики и эксперты работали непрерывно. Всё было сделано для того, чтобы никто из воинов, никто из защитников космодрома не остался неопознанным, не остался безымянным.
Длинная неширокая аллея закончилась. Светлана знала, видела, чувствовала: многие, подходя к "штыку", ещё не миновав полностью аллею, смотрели на пламя Вечного Огня. В языках пламени каждый из пришедших на Мемориал видел что-то своё, важное, ценное, дорогое. Гудящее пламя завораживало, притягивало взгляд, заставляло замедлить шаг, прислушаться к себе, стать строже, собраннее.
Тесной группой гости встали перед Вечным Огнём. Несколько шагов отделяли людей от гранитной полоски, на которой уже лежали цветы. Свежие, живые. Кое-где на букетах лежала роса, в капельках воды отражалось пламя Огня. Светлана подошла к полоске, наклонилась, положила букет, выпрямилась, поднесла руку к виску. Честь — павшим. Резко опустив руку, отшагнула назад.
Вперёд вышел Титов, положил свой букет, отдал Огню воинское приветствие, вернулся к остальным гостям. Несколько минут заняло возложение цветов. Светлана, ожидая, пока гости завершат церемонию, смотрела на уходивший ввысь многометровый "штык". Мемориал был построен в рекордно короткие сроки — за несколько недель, а запроектирован ещё быстрее — за декаду. Следили же за качеством строительства в шесть уровней контроля. Какое там допустить отклонение — за любую ошибку, за любое нарушение виновных строжайшим образом наказывали. Потому что верили, знали — Мемориал простоит здесь десятилетия и будет нужен многим поколениям землян.
Сюда вставить впечатления каждого из гостей по списку с части четвёртой по часть тринадцатую — о войне, о её событиях, о людях и иных разумных. Учесть, что киборгессы на мемориал не поехали, они будут только в музее базы и, возможно — в городе и лесполосе.
Последними цветы к Мемориалу возложили Александр и Мария. Маша, это ясно видела Светлана, да и не только она, едва сдерживала слёзы. Александр её поддерживал, сопровождал. Она была благодарна брату за присутствие рядом. Приложив ладони к сердцам, дети на минуту склонили головы. Затем вернулись к гостям, подошли к матери. Маша спрятала лицо на груди у Светланы. Плакала. Александр смотрел на огонь, Светлана видела, как он сжимает губы, превратившиеся в едва заметную ниточку. Да. Её дети знают, что такое война на собственном опыте. Горьком, трудном опыте. Война с Жнецами стала частью их жизни. Как там говорила Этита? Каждое поколение имеет свою личную войну? Вот и поколение Марии и Александра обрело свою войну. Большую, страшную, жестокую.
Титов подошёл вместе с Ренатой. Беспокоится. Страхует. Маша вытерла глаза платочком, повернулась к Мемориалу. Пусть. Ей важно знать, что память о погибших в этой войне будет сохранена. Настолько полно, насколько это вообще будет возможно. Шёл только первый послевоенный год. Сейчас гости и волговцы поедут в музей базы. В городе, конечно же, есть свой музей, посвящённый войне с Жнецами и свой Мемориал, где похоронены защитники города. Гражданские и военнослужащие. Там тоже есть свой Вечный Огонь и свой Обелиск. Те из гостей, кто захочет, а Светлана уверена, что захотят все — побывают там. В самое ближайшее время побывают.
Саша взял Машу за руку. Сестра благодарно кивнула брату — он помог ей отвлечься от раздумий, иначе она простояла бы вот так не несколько минут, а несколько часов.
Рената приобняла Светлану. Знала, что она не будет показывать своих эмоций здесь и сейчас. Хотя, наверное, все гости и волговцы её поняли бы. Не будет. Потому что... потому что Светлана — командир. На неё смотрят, на неё, если можно сейчас так сказать, равняются.
Тихо и неспешно гости отправились в обратный путь по Аллее. Многие перечитывали ещё раз надписи на плитах и стеллах, кто-то останавливался у отдельных надгробий. Кто-то ушёл к гражданскому Мемориалу, ненадолго ушёл — всего на несколько минут.
Никто никого не торопил и к автобусам гости и волговцы пришли не одновременно. Маша жалась к Светлане и она понимала дочь: Мемориал — тяжёлое место. Александр ушёл к Валентине и Василию, сел рядом с ними в первом ряду сидений, оставив место для сестры. Постепенно автобусы заполнялись людьми. Мало кто решался говорить вслух, было заметно, что многие гости снова и снова вспоминают войну. Титов прошёл мимо открытой автобусной двери, кивнул Светлане — он пойдёт во второй автобус. В третьем автобусе главная — Алла, без врача в такое место лучше сейчас не отправляться: у каждого человека здесь могут сдать нервы или просто стать плохо со здоровьем.
— Сейчас мы едем в музей базы. — тихо сказала Светлана, взяв с мягкой подушки микрофон и поднеся его к губам. — Можно закрывать дверь. — повернулась она к сержанту-водителю. Тот молча нажал клавиши и дверь автобуса плавно встала на своё место, закрыв проём. Машина выехала со стоянки, развернулась и поехала по одной из далеко не главных дорог базы к зданию Музея.
Проводы родных Таира Федосеевича на вокзале города
Проводить родных Таира Федосеевича решили почти все гости крейсера, потому едва поместились в два автобуса — третий не понадобился: уплотнились, сжались, но — разместились. И прибыли на вокзал за полчаса до времени отправления поезда. Дочь Таира и Прасковьи — Стефания снова оказалась в окружении Стрельцовых.
— Света... Огромное тебе спасибо. — Стефания подошла к командиру крейсера. — Я... я постараюсь передать маме всё, что здесь узнала, увидела, почувствовала. А главное — я верю, что мама... мама выдержит. Я помогу ей всем, чем смогу. И в этом будет твоя прямая и большая заслуга. Я... когда я ехала сюда, я думала, что делаю неправильно, неверно, оставляя маму одну в такой момент. А сейчас я знаю, я верю в то, что поступила правильно. Мама была права, отпустив меня и Германа сюда, к вам, ко всем нашим родным и близким. — Стефания не сдерживала слёз, обняла Светлану и спрятала лицо у неё на груди. — Прости... Я немного, совсем немного расклеилась. — пробормотала она едва слышно. — Сейчас, сейчас я приведу себя в порядок. Герман, знаю, уже уловил, почувствовал. Сейчас он подойдёт. — она отслонилась от Стрельцовой, достала платок, промокнула заплаканные глаза. — Спасибо тебе, Света. — она взяла за руку подошедшего Германа. — Вот, Гера. Хочу в твоём присутствии сказать. Наверное, это потом, позже, скажет и моя мама, но я, как её дочь, скажу сейчас. Светлана, ты и Джон и твои дети всегда будете желанными гостями у нас. Приезжайте хоть на несколько часов, хоть на несколько месяцев — мы всегда будем вам очень рады. И мы будем рады видеть всех киборгесс, роскошных, прекрасных, умных, красивых киборгесс — и Аликс, и Зару, и Лекси. Всех. Приезжайте к нам, мы будем очень рады. Я уверена — тебе надо увидеться с моей мамой, о многом поговорить. Ей это нужно, тебе это нужно, Света. Прошу, приезжай! Хоть одна, хоть с Джоном, хоть все вместе. Мы будем рады всем вам. Всегда! — она выпрямилась, крепче взяла за руку Германа. — Вот. Сказала. И мне сразу немного, но полегчало.
— Гм. — только и успела сказать Светлана, как Стефания прервала её:
— Не говори ничего, Свет. Не надо! Просто... Просто бери в охапку детей, Джона, киборгесс — и приезжайте! Я всё понимаю — служба, работа, всё такое. Потому — не говори ничего. Просто приезжай! Со всеми. Как жаль, что никто из киборгесс не смог меня проводить... Но я с ними таки успела пообщаться. Они... они восхитительны... Я теперь смогу столько нового и интересного рассказать о них маме, что, наверное, моих рассказов хватит на несколько суток... Это просто прекрасно!
— Ладно, Стефа. — Светлана обняла её, поцеловала. — Иди, прощайся с остальными. — она передала Стефанию Станиславу. — Сопроводи, Слава.
— Сопровожу, Света, не беспокойся. — Титов кивнул, а Светлана протянула руку Герману:
— Хорошей вам дороги, Герман. Помогите Стефании... — тихо сказала Стрельцова, пожимая руку мужчине. — Идите, прощайтесь с нашими... — она разжала пальцы, посмотрела, как Герман подходит к жене, обнимает её, прощается с остальными Стрельцовыми, со Знаменскими, Томиными, Кибрит. Со всеми, кто прибыл на вокзал, чтобы их проводить.
Стефания, опираясь на руку мужа, поднялась в тамбур, обернулась. Светлана прощально махнула рукой, глядя, как следом за женой поднимается в тамбур Герман. Вскоре и Стефания и Герман появились в окне вагона, уже возле двери в своё купе. Открылась форточка. Стрельцовы, ЗнаТоКи, все гости переместились поближе к этому окну. Послышались вполне обычные предотъездные реплики, пожелания, советы.
