Как робототехники, как компьютерщики, мы должны были справиться лучше. Уже были сняты фильмы о взбесившихся ИИ, убивших миллионы, и мы не смогли гарантировать, что такого не произойдет. Не смогли. Мы просто мастерили, следуя рецептам, которые раньше волшебным образом работали, не понимая, почему, или как улучшить чудовищный шанс успеха.
На следующий день я объявил собрание лаборатории, но, конечно, очередной раунд обсуждений ничем не помог. Люди столетиями работали над проблемой, так что еще одно совещание не совершило бы чуда.
Тем вечером я остался последним, перебирая наборы данных вместе с Лапласом [лабораторным ИИ], все эти бесчисленные дампы памяти ИИ и следы активности, пытаясь найти закономерность: что-нибудь, что угодно, чтобы мы хотя бы могли понять, что заставляет их тикать.
Быть может дело в десяти или около того чашках кофе; не знаю. Все было как в сказке, понимаете? Всего день после Претории, никого больше в лаборатории, только общающиеся мы с Лапласом, и гигантская мензурка с кофе, и я вдруг это увидел. Лаплас подумал, что я сошел с ума, настолько я заговаривался. Все было так просто!¹
Вот только, конечно, не было. Прошел еще год напряженной работы, упорных стараний, попыток все правильно объяснить, убедиться, что взглянули на тему со всех сторон…
И я полагаю, что должен сказать, что это абсолютная несправедливость, что ACM не признает разумные машины как возможных лауреатов награды.« Лаплас заслуживает этой награды так же, как и я. Именно он копался во всем и все анализировал, сообщал мне все, что мне нужно было знать, делал всю черновую работу, трудился ночами год за годом. Я имею в виду, да ладно, это же Премия Тьюринга!
¹ МСЁ подтвердил, что срок этого озарения заметно согласовывается с озвученным в тот же день желанием. Контрактница попросила остаться неизвестной.
« ACM сняла это ограничение в 2148.
— Интервью с Владимиром Волоховым, лауреатом Премии Тьюринга, 2146.
Вход на сороковом этаже, конечно, не был главным входом. Тот был гораздо ниже, на первом этаже, с робоэкскурсоводами, историческими памятными вещами и красочными рассказами о скрывающихся от полиции волшебницах. Там даже добавили пару статуй, для вида.
Нет, здесь был вход для персонала. Точнее, для персонала высшего уровня.
Он был намеренно невзрачен, одинокая пара полимерно-стеклянных дверей, установленных прямо на отвесной стороне здания, для лучшей заметности окруженных белой линией. К ним шел небольшой посадочный балкон, защищенный от стихий прозрачным навесом, в том числе и от нынешнего дождя. Каменная кладка множества балконов служила противовесом монотонным иначе стеклу и стали. В нынешнее время это был обычный архитектурный дизайн, подходящий многочисленным пересекающим воздушное пространство псевдо-каменным скайвэям и прозрачным транспортным туннелям.
Кёко шагнула вперед, двери без церемоний скользнули в стороны. Конечно, она знала, что только что подверглась почти абсурдному множеству проверок, но ей нечего было опасаться. Это была территория Союза.
Здесь не было ни людей-охранников, ни регистраторов, что характеризовали более ранние эпохи. Вместо этого двери вывели в большой концентрический коридор, частично окружающий внешний край здания, с большим залом сразу перед ними.
Кёко двинулась прямо по коридору, в котором по обе стороны был ряд дверей, ведущих в личные кабинеты администраторов МСЁ и представителей Управления. В частности, офисы здесь, а также на этажах ниже, принадлежали администраторам и представителям с межзвездной или глобальной ответственностью. Местные чиновники других регионов были расположены, можно сказать , местно. Таким образом, чиновники Японии были еще на несколько этажей ниже, префектуры ниже их, а Митакихары в самом низу…
Конечно, все они были подчиненными Юмы, либо в ее должности директора «Правительственных дел», либо в ее позиции представителя как «Управления: волшебницы».
Однако не совсем правильно было называть ее суб-представителей подчиненными, так как их мнения влияли на ее собственное «официальное» мнение, и большинство помогало составить нескольких супер-представителей помимо нее, и… ну, все сложно. Хотя администраторы МСЁ были настоящими подчиненными.
Ковры, картины на стенах, маленькие ниши со скульптурами, общий стиль зала — все они объединялись, чтобы дать тонкое впечатление настоящего богатства и, превыше этого, возраста. Стены, казалось, шептали на ухо, что все в этом здании было ресурсами превыше простых квот, и уж точно гораздо, гораздо старше вас.
Ну или так говорили Кёко. Лично она ничего подобного не чувствовала. Быть может потому, что по сути она была старше этого здания, старше этой организации и старше самой Юмы и почти всех остальных в здании.
Многие кабинеты были пусты, их обитатели были в других районах здания, или других частях планеты, или, возможно, работали из дома. В конце концов, это бы не было будущим, если бы кабинет все так же оставался ловушкой.
Кёко шла мимо запертых дверей с закрытыми совещаниями внутри, открытыми совещаниями с жестикулирующими людьми и полулежащими в своих креслах чиновниками, либо смотрящими в пространство, либо манипулирующими голографическими интерфейсами обеими руками и мыслью. Возможно, самыми заметными обитателями были те представители, кто безмятежно сидели в своих креслах, для всего мира выглядя медитирующими с открытыми глазами, и нарушающими иллюзию лишь вежливым кивком, когда она проходила. Это, конечно, были ИИ, которые легко могли поддерживать голографический аватар для людей в их кабинете и общаться со всеми заглянувшими, в то время как первичные их сознания были кто знает где.
Кёко махала тем, кто ее приветствовал, или кого она знала. О многих из них она искренне ничего не помнила, но все было в порядке — у нее были процедуры лицевого распознавания для тех, на кого она побеспокоится пристально взглянуть.
Конец коридора внезапно перешел в большую ротонду по меньшей мере сорока метров в диаметре. Справа и слева примыкали под прямыми углами еще два коридора. Вокруг нее, на стенах и потолке, была нарисована наизнанку Земля, с яркими голографическими логотипами в виде падающих звезд на каждый офис «Правительственных дел» МСЁ. Учитывая, что отображались только офисы на Земле, Кёко всегда считала, что это несколько обидно для колониальных филиалов.
Кёко поприветствовала нескольких администраторов Союза, беседующих на скамейках вокруг, двух волшебниц и редкого обычного мужчину. Они кивнули в ответ.
В нынешние времена крайней нужды администраторами были в равной степени воспитывающие собственные семьи девушки, девушки со сложно используемыми в бою силами, или те, что в тылу считались ценнее, чем на фронте. В последнюю категорию попадали большинство старейших девушек, ценных за их опыт. Внешне такое казалось несправедливым для новых контрактниц, но это было необходимо.
Конечно, это были те же самые новые контрактницы, которые за их спинами называли старших девушек, вроде Кёко, «Древними», как будто они были каким-то корявым набором тысячелетних деревьев, а не девушками, выглядящими так же молодо, как и они.
В целях демонстрации солидарности многие администраторы и специалисты участвовали в легких боях, патрулях или гарнизонной службе по несколько месяцев в год. Хотя каждая должна была сходить на по крайней мере одну охоту на демонов в год, так называемый «долг». Этот закон и обычай восходил к первым специализированным бизнесвумен МСЁ, столетия назад, и не похоже было, что его когда-нибудь отменят. Он применялся даже к таким, как Мами и Кёко.
Кёко шагнула вперед, к центру помещения, и подняла глаза.
Центр потолка и пол под ней были прозрачными. Такое было на каждом этаже здания, и панели были настолько абсурдно прозрачны, что можно было с поразительной ясностью видеть небо вверху и первый этаж внизу. Внизу она видела глядящих вверх людей, но над собой она видела только небо, все остальное на пути отфильтровывалось. Тонкая технология.
Она опустила взгляд на двойные двери на другой стороне ротонды. Она пошла вперед…
… и остановилась на полушаге, когда старомодные деревянные двери распахнулись навстречу ей.
— Онээ-тян! — пропел девичий голос, и в нее врезалась зеленая вспышка, выбив из груди дыхание и силой объятия угрожая смять грудную клетку.
В самом деле, девочка, как и все они, легко могла смять грудную клетку обычного человека. Она не прикладывала настолько много сил, но Кёко от неожиданности вдруг задумалась о возможности.
— О, привет, Юма, — сумела сказать Кёко, глядя на девочку у ее талии, волосы завязаны в косички с бисером, точной копией стиля, что она носила настоящим ребенком. Девочка сияюще посмотрела на нее.
Кёко ласково потрепала девочку по голове.
В нынешнее время встреча с Юмой всегда была сюрреалистичным опытом. С самого начала войны Юма безжалостно культивировала свое восприятие как младшей сестры Митакихарской четверки, играя свою роль на всю катушку. Последние два десятилетия она неспешно и неуклонно понижала свой видимый возраст, дойдя под конец до нынешней своей личности. Можно было справиться и быстрее, но это бы встревожило работающих с ней.
Большинство девушек по различным причинам избегали опускать возраст ниже половой зрелости. Юме было плевать. Ее не волновала немного меньшая боевая сила, а имплантированные улучшения легко аннулировали все возможные когнитивные недостатки. Кроме того, кому вообще нужно сексуальное влечение?
Во всяком случае, так это объясняла Юма. Что не мешало ей грязно подшучивать над Кёко — конечно, наедине. Что несколько обескураживало.
А вот почему Юма так поступила…
Ну, чтобы это понять, достаточно было взглянуть на реакцию администраторов вокруг, которые прекратили свои занятия, чтобы взглянуть с улыбками, но и с завистью на лицах. Они явно считали это очаровательным.
Личность Юмы была призвана разоружать, активировать инстинкты защитника и помогать ей побеждать в спорах. Большинству сложно было спорить с ребенком, и даже ИИ не были к этому невосприимчивы, так как почти все они были запрограммированы с некоторой долей человеческих инстинктов. Юма легко манипулировала общественным мнением; СМИ и общественность ее обожали, по-видимому совершенно забыв, насколько взрослой ее видели двадцать лет назад. Обвинения в манипуляциях, нападки на ее власть и теории заговора о Черном сердце заглушались, общественность совершенно не хотела верить в такие претензии.
Это была чистая пропаганда, и было нечто странно захватывающее во внешне девятилетней, участвующей в собраниях самого Директората, общающейся и спорящей с другими мелодичным высоким голосом.
«А, да к черту», — подумала Кёко.
Подхватив Юму подмышки, она приподняла девочку и, как ребенка, закружила в воздухе, глупо при этом улыбаясь. Юма извивалась у нее на руках, а женщины-администраторы вздохнули. И это несмотря на тот факт, что они каждый день работали с ней и, теоретически, должны были циничнее всех относиться к «Юме-тян».
— Рада снова вас видеть, Кёко-сан, — прозвучал приятный голос, его источник появилась справа от Кёко — миниатюрная фигура девушки-подростка буквально материализовалась из воздуха, вокселям потребовалось мгновение, чтобы собраться.
— А, взаимно, ВИ, — вежливо ответила Кёко.
«ВИ» было ласковым сокращением от «Управление: волшебницы, консультативный ИИ». Большинство таких ИИ, как консультативных, так и полных представителей, для повседневного общения принимали более нормальные имена, но ВИ изначально использовалось как псевдоним, и девушку, по-видимому, он вполне устраивал.
Роль ВИ, как консультативного ИИ, по сути заключалась в помощи Юме в ее правительственной роли, а также службе ее аварийным бэкапом, частичным хранилищем памяти и антикоррупционным стражем. Как и большинство подобных пар людей-ИИ, Юма и ВИ были практически призраками друг друга, «живя» вместе, подменяя друг друга на собраниях и обладая электронной связью на корковом уровне. В каком-то смысле это было похоже на брак.
Присутствуя при создании ВИ, Юма получила уникальную возможность направить изначальное созревание разумного представителя, что было невозможно для ее прежнего советника, когда она была «Управлением: общественный порядок». Тот смутно напоминал смесь Шерлока Холмса и шефа полиции, но дружелюбнее, чем можно было ожидать. По-видимому, они с Юмой порой еще общались.
ВИ вежливо поклонилась, и Кёко бы ответила тем же, не будь ее руки заняты. Учитывая, кого она представляла, ВИ выбрала в качестве аватары волшебницу, которая, как и у многих аватаров ИИ, была удручающе нераспознаваемой национальности. Физическим возрастом она была схожа с Кёко, носила зеленое платье, похожее на костюм превратившейся Юмы, и подвязанный гигантским бантом длинный хвост — совсем как у Кёко.
Кёко была этим немного польщена и гадала порой, не было ли это идеей Юмы.
Однако как бы человечно не выглядела ВИ, она явно указывала, что таковой не была. Несмотря на якобы превращение, она носила кольцо, украшенное двумя простыми рунами — «ВИ», в одной из вариаций магических знаков, часто видимых на кольцах волшебниц — и поддерживала отметку на ногте, которая указывала просто «1/0». И, самое обескураживающее, она приняла практику большинства аватаров ИИ, заменив радужку и зрачок правого глаза черным текстом «I/O».
И, конечно же, она была голограммой, так что ничего не могла коснуться.
Как и большинство ИИ, она до самодовольства тихо гордилась тем, кем она была.
Юма вывернулась из хватки Кёко, давая понять, что хочет спуститься, и Кёко ее отпустила.
— Во всяком случае, я лишь хотела поздороваться, — пояснила ВИ. — Я так понимаю, вы обе хотите побыть наедине?
— Да, — сказала Кёко.
ВИ подмигнула Кёко, после чего исчезла во вспышке некогерентного света.
— Не то чтобы это что-то значило, — проворчала Кёко, когда они с Юмой пошли вперед, Юма делала бессмысленно большие шаги.
— Au Contraire, нээ-тян, — шумно сказала Юма, когда они прошли через двери. — Она уважает мою личную жизнь. Обязана. Это было частью deal.
Она сказала «deal» на разговорном английском, играя с акцентом этого слова с беглостью опытного оратора, подчеркивая разницу в произношении со стандартным человеческим.
Позади них автоматически захлопнулись двери.
— Если бы только я могла в это верить, — неосознанно скрестила на груди руки Кёко. — Знаешь ли, она подключена к твоему мозгу.
— Ну ты и технофоб, — укорила Юма.
Кёко села в кресло перед ней, ожидая, пока Юма обогнет стол и доберется до другой стороны.
Стол был огромен, со множеством парящих в воздухе над ним голографических дисплеев. На поверхности были отпечатаны две мерцающие падающие звезды, движущиеся параллельно в противоположных направлениях, слияние логотипов МСЁ и Правительства. Слева было множество уложенных в три ряда плюшевых инкубаторов, их красные глаза-бусины и уши с висящими кольцами приводили в восторг всех девочек — тех, чьи родители позволяли им такого получить.
