— Джинни? — не оборачиваясь, позвал суперагент.
— Чего? — высунулась из окна рыжая голова[71].
— А это кто?
— Где?
— Вот.
— Где?
— Прямо передо мной.
— Карета.
— Что?!
— Карета. Гарри, ты чего? Ты же только что такую же карету сам осматривал.
Джеймс снова окинул взглядом тонкое тело крылатой лошади и обнаружил, что оно крепится к карете сложной системой ремней и палок. В голове начали роиться термины «постромки», «оглобли», «взнуздать», «хомут» и «жернова», хотя агент сильно подозревал, что жернова всё-таки не связаны с тягловым скотом. Во время нескольких совершенно секретных операций Бонду приходилось присутствовать на ипподромах, но тогда всё его внимание поглощала не упряжь жокеев, а собственно операция.
— Джинни. Сосредоточься, ладно? Прошу тебя присмотреться повнимательнее. Передо мной, на расстоянии нескольких ярдов, стоит карета. От неё в мою сторону тянутся две длинных палки, которые, за неимением лучшего термина, я назову оглоблями. Ты их видишь?
Девочка высунулась из окна ещё дальше, свесив достойную Рапунцель гриву рыжих волос почти до земли. «Эти волосы и в самом деле можно назвать достойными Рапунцель, — отрешённо подумал суперагент, — они выглядят так, как будто по ним ежедневно вверх-вниз лазила страшная ведьма в сапогах, покрытых слоем чернозёма».
— Вижу, — радостно подтвердила младшая Уизли.
— Дальше, — смотри внимательно, — между оглоблями укреплён хомут. Ты его видишь, не так ли?
— Это такая кожаная хреновина, подвешенная на концах палок?
— Да, — пришлось согласиться агенту с этим неоднозначным определением. — Это именно она. А теперь напряги своё зрение и скажи мне, на чью шею надет этот хомут?
— ...
— Ну же? — поторопил Джеймс, слегка нервничая, потому что потерявшая надежду на то, что объект её внимания добровольно расстанется с собственным ухом, «лошадь» перестала выжидать и снова потянулась к уху суперагента.
— Там никого нет, — ответила Джинни. — Мы каждый год приезжаем в Хогвартс на этих самоходных каретах, которые никто не тянет. Брось, Гарри, забирайся в карету, снаружи холодно, а внутри можно погреться. Я знаю, как.
Девочка скрылась в карете, втянув в окно волосы.
— Никто не тянет, да? — пробормотал Бонд, чувствуя, что сходит с ума. На его глазах эта «никто» играючи стронула с места тяжёлую карету в попытках добраться до его уха.
Джеймс погладил «лошадь» по носу и протянул ей поданный Вильгельминой фон дер Граббли-Дерг кусочек сахара. Кожа «лошади» на ощупь была холодной, но очень приятной и шелковистой; прикосновение к ней окончательно убедило Джеймса в том, что она ему не пригрезилась. «Лошадь» принюхалась к сахару и слизнула его с ладони одним движением, не обращая внимания на крошки табака. Бонд усмотрел в пасти «лошади» здоровенные клыки, достойные льва или тигра, и поспешно ретировался в карету.
Невилл поглаживал спрятанную в нагрудный карман мантии жабу, из-за чего напоминал человека с инфарктом. Сидевшая рядом с ним Полумна снова читала «Придиру», перевернув журнал. Джеймсу пришлось сесть рядом с Джинни, которая немедленно к нему прижалась.
— Долго нам ехать до школы? — поинтересовался Бонд.
— Минут двадцать, — ответил Невилл, пристраивая на колене свой прыщавый кактус.
Карета тронулась. Мягкое покачивание действовало успокаивающе.
— Профессор Граббли-Дерг сказала, что она будет вести у нас уход за магическими существами, — сказал Невилл. — Интересно, а где Хагрид?
— Кто? — не понял Бонд.
— Рубеус Хагрид, твой друг, школьный лесничий, уже два года преподававший уход за магическими существами, — объяснила Джинни. — Обычно он собирает первоклассников для перехода через озеро на лодках. Он наполовину великан, имеет рост в одиннадцать с половиной футов, с бородой, начинающейся от глаз. От великанов ему досталась любовь ко всяким опасным созданиям; в прошлом году мы ухаживали за соплохвостами, гибридами мантикоры и огненного краба, а до этого он водил дружбу с гигантскими плотоядными пауками, запер в школе гигантского цербера и пытался вывести у себя дома дракона. Дамблдор его очень уважает. Интересно, где он сейчас; в его сторожке свет тоже не горит.
«Мантикоры, огненные крабы, церберы, великаны, драконы, — отчаянно сортировал информацию Бонд. — Боже мой, куда я попал!»
— Я тоже их вижу, — услышал агент и, подняв голову, встретился взглядом с голубыми глазами Полумны.
— Что, прости? — переспросил Джеймс, всё ещё занятый мыслями о гигантском цербере.
— Эти создания, которые тянут кареты. Я сказала, что я тоже их вижу, — с удивительной безмятежностью в голосе повторила Полумна. — Их мало кто видит, но я увидела их ещё в самый первый раз, когда приехала в школу. Большинству детей нравится думать, что кареты движутся сами по себе, но мы-то с тобой знаем правду. Не волнуйся, Гарри, мы просто способны видеть то, чего не замечают другие. Ты не более безумен, чем я. Муа-ха-ха! — внезапно рассмеялась она глухим демоническим хохотом и уткнулась обратно в свой журнал.
* * *
У каменных ступеней, ведущих к дубовым входным дверям замка, кареты с лязгом остановились. Бонд вышел из экипажа первым, втягивая в себя новые впечатления, как безводный медный купорос — воду. Странные скелетоподобные псевдолошади, конечно, никуда не делись, они тихо стояли, овеваемые прохладным ветерком, и таращили пустые глаза.
— Хватит пялиться, Гарри, — позвал Рон со ступеней. — В домике Хагрида от того, что ты замёрзнешь, свет не зажжётся. Пойдём скорей, скоро пир начинается.
Джеймс пожал плечами и в сопровождении подхватившей его под руку Джинни прошёл в двери.
Вестибюль был ярко освещён факелами. Шаги учеников по каменным плитам отдавались эхом, носившемся под сводчатым потолком. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года. Джинни шёпотом объяснила Джеймсу назначение четырёх огромных, высотой в два этажа, песочных часов, наполненных рубинами, изумрудами, сапфирами и топазами.
В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвёздный чёрный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи. Ученики оживлённо переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. Джеймс заметил, что многие наклоняются друг к другу и перешёптываются, глядя на него, когда он проходит мимо.
— Они всегда на меня так смотрят на меня? — поинтересовался он у Рона, кивком показав на учеников с галстуками Пуффендуя, стреляющих в его сторону глазами.
— Ну, в общем, да, — признал Рон. — Ты у нас личность известная. Победил Сам-Знаешь-Кого, потом вырвал философский камень из рук профессора Квирелла, спустился за Джинни в Тайную Комнату, победил василиска, в прошлом году выиграл Турнир Трёх Волшебников, а потом всё лето твоё имя направо и налево склоняли в «Ежедневном пророке». Так что не удивляйся и привыкай к тому, что ты всё время на виду.
«И как в таких условиях работать?» — взвопила сама сущность секретного агента, но Джеймс Бонд ничего не сказал. Потому что он был очень воспитанный.
Рон, Гермиона, Невилл и Гарри нашли себе четыре места подряд у середины стола. Прямо напротив них на скамейке вальяжно раскинулся жемчужно-белый полупрозрачный силуэт.
— О, привет, Ник, — осклабился Рон. — Дай пять! — Ладонь подростка прошла сквозь поднятую руку опалесцирующей фигуры, не встретив никакого сопротивления. Лицо жемчужно-белой фигуры при этом выражало смесь усталости, обречённости и покорности.
— Это... — Бонд судорожно сглотнул, — это что, ПРИЗРАК?
— Кто? — не понял Рон. — А, Почти Безголовый Ник? Ну да, он призрак. А почему ты... О, я понял. Ты ведь память потерял. Так вот, он привидение. Наше, гриффиндорское.
— Гарри, вы потеряли память? — на лице призрака сейчас читалось участие и сочувствие. Общее впечатление несколько портил тот факт, что именно в этот момент один из четверокурсников, сидевших рядом с Ником, передавал другому какой-то конверт — прямо сквозь голову призрака.
— Ник... Э-э-э... — Джеймс Бонд пытался справиться с фактом существования призраков. То есть он, конечно, проштудировал «Историю Хогвартса», в которой этим существам уделялось немало места, но одно дело — читать книгу, слышать рассказы о преподавателе истории магии профессоре Бинсе и совсем другое — видеть реального, живого... Ну, или по крайней мере мёртвого призрака.
— Сир Николя де Мимси-Порпингтон, к вашим услугам, — чопорно кивнул Ник.
Невероятный, сверхъестественный самоконтроль суперагента помог ему справиться с вывалившимися на него — или, в данном случае, с усевшимися напротив — новыми впечатлениями.
— Премного рад знакомству, мессир, — кивнул Джеймс Бонд, сочтя, что Николя де Мимси имеет французские корни, и, судя по стилю полупрозрачных одеяний, из пятнадцатого-шестнадцатого веков, а поэтому обращение «мессир» ему польстит.
Николя моргнул. В стенах школы к нему уже триста лет редко обращались иначе, чем «Эй, ты, чучело-почти-безголовое».
— Мастер[72] Поттер, я не могу выразить словами своё удовольствие от беседы с воспитанным человеком, — поклонился призрак.
— Вы должны простить меня, мессир, — Джеймс Бонд всем своим видом выразил сожаление, — к моему величайшему сожалению, я потерял память, и совсем ничего не помню. В частности, я, увы, не помню вас.
— Как печально, — склонил голову набок Ник, отчего она опасно зашаталась. Бонд увидел тонкую линию разреза, прикрытую пышным жабо, и понял смысл прозвища «почти безголовый». — Я буду молиться, чтобы ваша память вернулась к вам.
— Ты правда память потерял? — встрял в разговор четверокурсник. — И ничего не помнишь?
— Ничегошеньки, — подтвердил Бонд. — А ты?..
— Криви, Колин Криви, — мальчик привстал, протягивая Джеймсу руку через стол. — Ух, как круто! Теперь у тебя что ни день, то новые открытия! Классно, наверное, память потерять? А как ты экзамены сдавать будешь, в них ведь есть материал прошлых лет? Это тебя Сам-Знаешь-Кто заколдовал?
В отношении экзаменов Клоун Криви был, безусловно, прав. Джеймс, конечно, перечитал все учебники, но это не избавило его от опасений по поводу экзаменов. Однако его размышления были прерваны тычком локтя Рона:
— Смотри-ка, Хагрида за столом тоже нет!
Бонд посмотрел на стол преподавателей. Там сидели около полутора десятков волшебников и ведьм разного возраста, все в мантиях, некоторые — в высоких шляпах. Джеймс узнал Северуса и Минерву, — преподаватель зельеделия сидел с выпученными глазами, словно насаженный на кол, и с гримасой отвращения на лице предвкушал начало очередного учебного года. Полувеликана, заросшего бородой до самых глаз, за столом преподавателей явно не было, даже если бы Джеймс знал, как выглядят полувеликаны.
— Не мог же он совсем уйти из школы, — озабоченно пробормотала Гермиона.
— Конечно, не мог, — твёрдо ответил Рон. — Куда ему идти, у него и дома-то нет.
Джеймс Бонд мысленно поставил галочку. Судя по всему, единственная магическая школа Великобритании принимает на полную ставку учителей, профессиональных знаний которых не хватает на то, чтобы обеспечить себя хотя бы съёмным жильём. У Римуса Люпина хотя бы была уважительная причина, — насколько привычка ежемесячно обрастать шерстью и носиться по округе в поисках жертвы для жестокого убийства может быть уважительной.
— И где же он тогда?
— Вы о мистере Рубеусе Хагриде? — поинтересовался Ник. — Так он ещё не вернулся со своего летнего задания. Ну, которое ему дал профессор Альбус Дамблдор.
— Летнего зада... Ой, точно! — просиял Рон. — То самое, жутко секретное, да?
— Деловая поездка в западные Альпы, — пожал плечами Ник, и его голова снова опасно закачалась. — Секретное? Да, разумеется. Но, видите ли, в этой школе очень мало призракоустойчивых стен, поэтому... Я? Подслушивал? Да как вы смеете! Будь я жив, я бы вызвал вас на дуэль! Нет, я просто гулял, задумался, проходил сквозь одну стену, другую, услышал слово здесь, слово там...
Суперагент представил себе взвод призраков, в шахматном порядке проносящихся сквозь оперативное управление генерального штаба противника во время планирования операции. Имея на вооружении несколько привидений, можно значительно сэкономить на агентурной работе: приведениям не нужны материальные блага, им не требуется эксфильтрация в случае опасности, им не угрожают аресты, пытки и казни, им не нужна детальная легенда и вообще прикрытие. Надо только выяснить, чего они реально боятся, — не святой же воды, в самом деле! — и что их может заинтересовать, после чего рекомендовать Эм начать вербовку. Джеймс стрельнул глазами из-под опущенных век, отследив в зале порядка двух десятков призраков, и дал себе зарок выяснить их подноготную: вдруг здесь окажется призрак, для которого патриотизм и служба Родине — не пустой звук? Ну, на крайний случай, надо будет узнать, как сделать человека призраком: у Эм и сейчас есть найдутся несколько подготовленных агентов, которые будут счастливы послужить отчизне и в менее материальном виде.
Позади стола преподавателей появилась Вильгельмина фон дер Граббли-Дерг. Она протиснулась к незанятому стулу недалеко от Дамблдора. Это означало, что первокурсники уже пересекли озеро и вошли в замок. И действительно, несколько секунд спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором МакГонагалл, которая несла табурет с древней Волшебной шляпой, во многих местах заплатанной и заштопанной. На тулье шляпы около сильно потрёпанных полей виднелся широкий разрез.
Разговоры в Большом зале разом умолкли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола лицом к остальным ученикам.
— Вон та блондиночка ничего, правда? — прошипел Джордж тем самым особым шёпотом, который разносится по всему залу, каким бы большим он ни был.
— Да, а на Гриффиндор поступит вон та чёрненькая, — ответил ему таким же шёпотом скривившийся Фред.
Профессор МакГонагалл, зашипев в сторону зала, бережно поставила перед первокурсниками табурет и отступила. Вся школа ждала, затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела:
В недалёкие дни, когда была я не новой,
Те, что с целью благой и прекрасной
Одного государства создали основы,
Жить хотели в гармонии ясной. Мысль была у них общая — страну создать,
Да такую, какой не бывало,
Чтобы юным уменья свои передать,
Чтобы знания не иссякали. «Вместе будем мы строить, работать, учить!» —
Так решили создания эти,
По-иному они и не думали жить,
Ссора — гибель для общей идеи. Маркс и Ленин — вот были друзья!
Троцкий, Сталин — их все восхваляли!
Процветала страна, как большая семья,
Их заслуги в годах не терялись. Как любовь несогласьем смениться могла?