Мессир барон 1-11

— За достойного сына достойного отца! — ввернул Мено, подняв кубок. Выпили и опять замолчали.

От кролика быстро осталась жалкая горстка костей. Стругсон вытер руки хлебом, рыгнул и опять помрачнел.

— Положим, победили мы красиво, — признал он. — А вот нахрена надо было Тьерри башку рубить?

На это и у Боро ответа не было, но Мено-венит отродясь за словом в карман не лез.

— Ну как же, — степенно проговорил он, и веточка петрушки в уголке его рта закачалась в такт. — Именем короля и по его воле. За супротиводействие ему же.

— Так ведь не было на то королевской воли!

— Тогда не было, а теперь есть. Зато другим неповадно будет. И заметь, Ульф, мессир мог бы все владения изменьщика себе забрать, а вместо этого честь по чести их Луи ор-Тьерри передал, удовлетворившись одной лишь вассальной клятвой. И если мне кто скажет, что это не поведение, достойное десницы короля и истинного ора, то я ему сам морду набью.

— А палачом кого взял?! Потапа этого, морду висельную, браконьера!

— А кого надо было — тебя? Или меня? Или ты мне сказать хочешь, что он сам должен был Тьерри шею перерубить?

— Да он бы не сумел...

— А я о чем?

— Казнил так казнил, — не выдержал Боро. — Никто о нем плакать не будет. Вы мне лучше скажите, что нам с мессиром делать? Что он в комнате своей сидит, а когда и выходит, то от его мрачной рожи мухи дохнут?

— Да, кстати, — оживился Мено, — надо ему еще королевское письмо показать, он, небось, и не видел. С волеизъявлением и приглашением к встрече. Король-то к нам на Север собрался, слыхали? Эх, быть нашему мессиру герцогом, чтоб меня Бездна взяла!

— А что это ты письма вперед мессира читаешь? — возмутился Стругсон.

— А то, что пока он у себя тоскует, надо же кому-то дела делать, нет?

— Он тебе разрешал?

— А как же! — заулыбался Мено. Разлил по кубкам что осталось. — Вот, от короля регалии получим, а потом, чем Дух не шутит, и Рогана под себя подомнем. И будем мы тогда на золоте жрать и в почете ходить! Давайте, что ли, за светлое будущее накатим?

— Сдается мне, Мено, что ты решил доить корову, пока она не сдохнет, — сказал Боро. Он не любил ссориться, но и промолчать не мог. Мено изумленно на него воззрился:

— Ты о чем?

— Я о том, что мессиру нашему хреново. Что он у себя сидит. Что пока мы на Тьерри ехали, он полдороги делал вид, что его с нами вовсе нет. Что даже ужин не отсидел, хотя по всему должен был. Не знаю я, хворь у него какая или что, а только ясно, что придержать бы тебе коней, пока он вовсе не загнулся.

— Да ладно тебе, Боро! От Ульфа дефетизмой заразился? Видел же, как мессир в бой летел. Да разве больной так сможет? Все с ним нормально.

— Прав ты или нет, — сказал Стругсон, — а только на встречу к королю он так или иначе поехать должен.

— Это верно, а все-таки...

— Да ладно! — повторил Мено и встал. — Отоспится, возьмет себя в руки, водой холодной умоется и поедет. Куда он денется?

* * *

Здравствуй, Линдаэр.

Здравствуй.

Я скучал по тебе.

Скучал?

Я хотел многое тебе рассказать, и никак не выпадало случая. Рассказать, и узнать, что ты думаешь об этом.

Я здесь.

Спасибо тебе. Ты знаешь, что было сражение?

Да.

Мне показалось, что ты была там со мной. Я хотел поблагодарить тебя.

Не нужно. Просто расскажи, что было потом.

Потом я приказал казнить ор-Тьерри. Я видел, как он умер. А потом его сын принес мне клятву верности, и все разошлись по домам.

Почему ты сделал это?

Почему? Я не хочу оправдываться, а что бы я ни написал, оно будет именно оправданием.

Я часто не понимаю тебя. Но я хочу понять.

Хорошо. Я попробую. Это касается баланса сил в регионе. Учитель был прав — если используешь насилие, то приходится использовать его все чаще, все больше. Как будто круги расходятся по воде, или движутся шестеренки в часах, и одно влечет за собой другое. Я присягнул Эрику, и он назвал меня своей десницей на Севере. Я победил Меджиовани и поэтому он стал моим врагом. Другие оры встревожились. Возможно, испугались. Когда люди встревожены, они часто хотят избавиться от источника тревоги, если думают, что могут это сделать. Я должен был показаться им достаточно сильным, чтобы они побоялись со мной связываться. Для этого была нужна хотя бы еще одна победа. И поддержка Эрика. Мне нужна поддержка Эрика, а ее нужно заслужить. У Тьерри была возможность извиниться — и тем самым показать всем, что я сильнее его. Но он ею не воспользовался. Если бы я простил его, это стало бы признаком моей слабости. Я надеялся, что он погибнет в бою, но этого не случилось. И тогда я приговорил его к смерти именем Эрика. Тем самым я показал всем, что я сильнее, и что я действую по воле Эрика. Если Эрик поддержит меня, чтобы все это видели, если сделает герцогом, — может быть, этого хватит, чтобы установить баланс — и прервать цикл. Я надеюсь. Понимаешь?

Почти. Это страшно. Марвин, а когда он умирал, тот человек, — тебе это понравилось?

Понравилось ли? Да. Мне понравилось. Мне было страшно, потому что его жизнь — вся его жизнь, все, что в ней было, — кончилась по моей воле. И мне нравилось чувствовать свою власть над ним. По правде сказать, он был никчемным человеком, даже его сын Не так. Он был человеком, он бывал здесь в гостях, я убил его.

Это из-за того, что в тебе живет Орна-Убийца?

Нет. Во имя Бездны, бедная ты моя, теперь я понимаю

Я не нуждаюсь в твоей жалости.

А я не нуждаюсь в твоей. Но мне кажется, мы оба нуждаемся в понимании. И в искренности.

Да.

Мне кажется, дело было не в тебе. В моей собственной жестокости. Но я бы убил его, даже если бы чувствовал только ужас и отвращение к тому, что делаю. И если понадобится, я сделаю это снова.

Почему?

Потому что если я этого не сделаю, пострадают люди, которым я обещал защиту. Или те, кто придет сюда, чтобы убить меня. Смерть одного — меньшее зло. Жертва на алтарь власти. Я надеюсь, что ее хватит.

Ты защищаешь их потому, что ты их сюзерен?

Да. Нет. Не знаю. Если я — не сын своего отца, то я не могу быть их сюзереном. Но я поклялся им. И, к тому же, Боро поклялся мне, что я действительно сын барона. Я много думал об этом — это трудно объяснить, но я надеюсь, что смогу. Это важно.

Я постараюсь понять.

Спасибо. Так вот. Я думаю, что он солгал мне. Я не знаю, почему. Но если он дал ложную клятву, чтобы я считал себя сыном Густава ор-Мехтера, — проклял себя в жизни и смерти, понимаешь? — то я действительно должен быть его сыном. Чтобы хоть как-то вернуть долг.

Да. Я понимаю.

А еще я не хочу, чтобы они умирали. Они готовы умереть за меня, ради моих целей. Некоторые уже умерли. А это значит, что я должен достигнуть этих целей. Чтобы все это не было напрасным.

Ты не просил их об этом.

Я рассчитывал на это, когда вернулся. А они надеялись, что я вернусь. Но неважно, просил я или нет. Раньше я не понимал. Мне кажется, раньше я вообще не понимал, что они — живые люди. Не понимал, что это такое.

Ты не нуждаешься в моей жалости. Но я сочувствую тебе.

У меня нет слов.

...

Линдаэр, — не отвечай, если не хочешь, но я должен спросить. Зачем ты вернулась тогда в Кейр-Онте?

Мои слова не станут мне оправданием. Мне кажется, я не понимала, что вокруг меня — живые. Не понимала, что существует что-то кроме моей боли, меня — эту боль чувствующую, и мира, причиняющего ее. Я хотела ответить миру — так, чтобы он услышал меня. Я стала ответом. Понимаешь?

Мне кажется, я почти понимаю. Это страшно.

Да. Это страшно.

* * *

Когда план проваливается, это всегда печально, особенно же, если на карту поставлены личная безопасность и судьбы мира. И хотя успеха никто не гарантировал, Ханубису нелегко было смириться с поражением. Он не думал всерьез, что Лориен и Ленерро сумеют поладить, а впрочем, если задуматься, почему бы и не договориться двум эльфам? Нежити и демону?

Но, по крайней мере, два позитивных аспекта присутствовали и в данной ситуации: во-первых, он освободился от обеих клятв. Лориен получила военачальника, Ленерро — свободу. Долги оплачены. Во-вторых, Ханубису удалось пробиться сквозь защитную пелену Абддарана, непроницаемую, по слухам, и для взглядов богов. Хотя сопутствовавшие тому обстоятельства и были патетичны сверх всякой меры. Направлять Силу аффектом — что может быть глупее? Разве что пренебрежение техникой безопасности.

В ту ночь он очнулся на полу библиотеки, в луже собственной крови, все еще текущей из отворенной вены. Рядом валялась опрокинутая чаша.

Уничтожая следы случившегося, шатаясь от слабости, Ханубис отчетливо понимал, что еще чуть-чуть, и он бы не вернулся обратно. Ему казалось, что он чувствует на себе насмешливый взгляд синих глаз, но, скорее всего, лишь казалось. У Лориен было достаточно своих забот той ночью.

Никто не смог бы открыть дверь снаружи — и Ханубис видел теперь, что сделал все возможное, чтобы без помех отправиться в иной, не лучший, мир, перечеркнув все планы. Причины, по которым он решил обойтись без ассистента, до начала ритуала казались ему здравыми, но теперь было ясно, что он совершил глупость, равных которой в его долгой жизни было немного. И все они были так или иначе связаны с Лориен.

Он ждал, что она придет к нему во сне, он был готов к бою, но она так и не дала о себе знать. Зато — через три или четыре ночи — ему приснился Гудвин.

Дарлиенец, как и всегда, был пафосен и гневен. Он брызгал слюной, тряс подбородком и требовал ответа на уйму неуместных, нелепых и жалких вопросов.

— Убирайтесь и займитесь собственными делами, — сказал ему Ханубис. — Спасите, если желаете, Тримгест, а лучше — укрепите границы Дарлиена. До назначенного срока я не желаю вас видеть.

— Я требую объяснений, Пес!

— Я слышу.

— Скажите хотя бы, зачем вы утопили угорский флот?!

— Для собственного удовольствия, разумеется. Вам ли не знать, как мне нравятся подобные вещи? А теперь проваливайте.

С этими словами Ханубис прервал контакт. Не слишком бережно. Он надеялся, что дарлиенские целители смогут позаботиться о Гудвине, если того хватит удар. Жаль только, что они не в силах укрепить его угасающий разум.

* * *

Единственным делом, возвращающим душевный покой, оставалась рыбалка. Ханубис не забывал о данном им Ратин обещании. Каждое утро он приходил кормить ее рыбок, и сидел там, глядя, как светлеет небо, и солнце озаряет лес и луг на том берегу. Мир был прекрасен и щедр, и смотреть на него было чистым удовольствием.

Тем утром, придя на обычное место, Ханубис обнаружил там дружинника Боро, уже закинувшего удочку. Коротко поздоровавшись, некромант сел рядом и занялся своими делами, но Боро желал общения.

— Как вам у нас, на Севере, а, мэтр?

— Прекрасно, благодарю вас.

— Славно мы ор-Тьерри победили, а?

— Наверно, я не видел.

— А мессир вам разве не рассказывал?

— Он не обязан со мной этим делиться.

— Хы... — Боро задумчиво почесал шею под бородой. — Не обязан, но... обычно такие вещи для удовольствия рассказывают, а не по обязанности.

— В случае если разговор доставляет удовольствие обоим участникам — да.

— Неужто мессир своей победой ни капельки не гордится?

— Не знаю.

Ханубис закинул удочку и уставился вдаль. Минуты через две Боро вновь нарушил молчание.

— Я, на самом деле, не просто так пришел, мэтр. Я хочу с вами о мессире потолковать. Беспокоимся мы. Смурной он и мрачный, словом ни с кем не перемолвится. Странный.

— А что, когда-то он был общительным и веселым? — поинтересовался Ханубис, ловким движением выбросив из воды рыбку. Опять карасик. Потрясающе, сколько их тут.

— Нет, но... раньше он со щенятами любил возиться. Менестрелей любил слушать, смотреть, как деревенские пляшут. Отцовские мечи полировать любил. А то иногда ребятня соберется, какие помельче, так он им рассказывал, что в книжках в своих вычитал — все про рыцарей да чародеев... Меренги любил... А вчера тетушка Берта их напекла, меренгов-то, а он и не притронулся.

Ханубис с любопытством обернулся к дружиннику. Тот морщил лоб и смотрел в воду, где рыбки деловито пожирали его наживку.

— Вот я и подумал, вы, может, знаете, что с ним? Вы же учитель, должны о благе его печься...

— Прежде всего — нет, не должен. Как учитель, я должен дать ему те знания и навыки, которые ему необходимы и которые он способен воспринять. Это единственный долг учителя перед учеником.

Боро обернулся к нему, выпучив глаза:

— То есть, как это?.. А разве... чисто по-человечески...

— "По-человечески" — это очень растяжимое понятие, — улыбнулся Ханубис. — Зачастую люди, действуя "по-человечески", совершают несообразные поступки. Так поступал его отец, когда пытался сломить в нем волю. Так поступает ваш Мено, который, с одной стороны, кричит на всех углах о грядущей славе ор-Мехтеров, а с другой — расхищает доверенные ему деньги. Так поступаете и вы, когда требуете от Марвина поведения, на которое он не способен от природы.

Боро покраснел. Ханубис пожал плечами и отвернулся.

— Это правда?.. — выдохнул дружинник, когда смог говорить, — насчет Мено-то?.. Откуда вы знаете?!..

— Видел смету за лес. Знаете, при минимальных способностях к математике не нужны точные расчеты, чтобы заметить в сумме лишний нолик. Да и потом, за что его выгнали из ордена, за растраты?.. Полагаю, для этого ему пришлось приложить немало усилий. Вениты предпочитают решать подобные вопросы в узком кругу.

— Так вот вы какой, — задумчиво сказал Боро, когда Ханубис выудил еще одного карасика. — Тихоня-тихоней, пока рот не раскроете. И как вы тогда против всего народу стали этого вашего бандита защищать, ну, Кловиса...

— Вы тоже его защищали.

— Хы... оно понятно было, что он не причем. А когда вы все по местам разложили, так и ежу бы понятно стало. Чего ж произвол допускать?..

— Похвально.

— Да ладно, глупости это все и дело прошлое. Вы мне лучше скажите, раз уж вы разумный такой, что с мессиром творится?

Ханубис помедлил, глядя на воду. Похвальная настойчивость, чего уж там.

— Вы слышали когда-нибудь выражение "полночь магов"? — спросил он. Боро вздохнул и наконец вспомнил про свою удочку. Повозился с ней, отложил на траву.

— Это... когда ученик в полную Силу входит? Магом становится?

— Совершенно верно. Так вот, у некромантов, — вас не смущает, что я употребляю это слово? — переход протекает значительно тяжелее, чем у представителей других специализаций.

— И у мессира уже полночь эта началась? — переспросил Боро беспомощно.

— Полагаю, начинается.

— Хы... — Боро замолчал на некоторое время. — Так значит, все путем, и ничего страшного с ним не происходит?

— Все путем, это вы верно заметили. Страшное — происходит. И будет происходить еще минимум полгода.

— Подземное Пламя!.. А потом что? Магом станет?

— Если не умрет, то станет.

— Да, — сказал Боро. — Большой вы оптимист, мэтр, что верно, то верно, — он потер лоб и опять уткнулся взглядом в воду. — А мы чем-то ему помочь можем?..