Прибыли на здоровенную площадь с трамвайными путями посередине вдоль и тремя вокзалами по бокам, когда на башенных часах Казанского восемь тридцать миновало уже. Наш, Ленинградский, весь из себя жёлто-белый — кто б сомневался — оказался ближним, я было предложил сперва озаботиться билетами, но Катрин, отойдя в сторонку, поговорила по мобиле и, солнечно разулыбавшись, уверено повела нас вниз по лестнице в оказавшееся ощутимо дороже питерского метро, небрежно отмахнувшись от моих причитаний на предмет обратно. Кто спорит с женщиной, тот сокращает своё долголетие. Поплутав по подземным лабиринтам, похожим на питерские, но позатейливее и как-то посолиднее, монументальнее, что ли, выбрались на радиальную Комсомольскую и оттуда прямиком в Сокольники. То есть в сторону, противоположную Красной площади. Кто б сомневался, не мумия ж ей нужна, егозе безбашенной. Колюсик, по ходу поезда уже, снял и сунул мне свою слегка подранную в столкновении с суровой реальностью в виде придорожных кустов, но всё ещё шикарно шипастую кованую косуху — пихнул в рюкзачок, ну б его нах в жопу разбираться сейчас — оставшись весь из себя в ультрамариновой окапюшоненной толстовке, где спереди посерёдке красовалась стилизованная надпись "Зенит" и — двумя полукружьями — "Среди наших цветов нет чёрного!", на широкой же спине с запасом поместились герб той же команды под конвоем пары львов по бокам и кубком на заднем плане, с лозунгами "Сильнее всех!" сверху и "Голубая кровь" снизу. Народ как-то сразу от нас уплотнился в стороны, хотя и тесновато довольно-таки было в вагоне. Репутация, однако...
Не люблю метро. Едешь-едешь, и не видно ни хрена, акромя унылых харь вокруг, в том числе и в тёмном окне всё те же гнусные рыла отражаются, тошнотворно покачиваясь. Даже Катрин не нравилась, вопреки обыкновению. Какая-то необычно суетливая, будто ждала чего-то и дождаться ну никак не могла. Или кого-то. Но явно не меня, что несколько удручало в пути, однако помогло достойно перенести разочарование при виде Катрин, целеустремившейся к хиловатой — челов десять всего — стайке сине-бело-голубых тонов и с радостным писком повисшей на шее высоченного белобрысого облома истинно арийской стати, бывшего здесь, похоже, если не за главного, то уж точно в авторитете.
— Гена Штирлиц, — представился тот, внатугу оторвав от себя Катрин, — Не знаю, как насчёт веселья, но что скучно не будет, это я вам гарантирую.
В отличие от прочих, Штирлиц был, как ему и положено сценарием, весь в чёрном, за несущественным исключением клубного шарфика на колоннообразной вые качка.
— Кто болеет за "Зенит", у того всегда стоит, — как-то неуверенно проскандировал Колюсик.
— Зенит — это супер, Зенит — это класс, а кто за "Спартак" — тот пидорас, — убеждённо прозвучало в ответ.
Есть контакт!
От скверика, что у метро, двинули вправо, по направлению от винтажной пожарной каланчи красного кирпича, подойдя к выполненному в виде неполного цилиндра входу в "Супермаркет — 24", где курило и плевалось ещё человек пять в атрибутике тех же колеров, ожидая основную массу соратников, отправившуюся затариваться горючим. Неподалече обреталась пара отпадных шмар вызывающего вида, дымящих длиннющими коричневыми сигариллами, одна ненатурально воронова крыла с отливом в ультрафиолет брюнетка в розовеньком мини-топике со стразами, короткой куртёнке на босо пузо над размахаистым намёком на лёгкую юбчонку, вторая крашено платиновая блонда в ну очень маленьком чёрном платьице, обе с ногами в чёрных лосинах, удлинёнными высоченными каблуками до невозможных в природе пределов, на что один из нашей стаи, мелкий хлюпик с прыщавой бледнючей хорьковатой мордочкой, не удержавшись, шумно вздохнул — Эх, эти бы ножки, да мне на плечи!
— Ох и отоссалась бы я! — радостно прокомментировала его страдания одна из девиц, та, что блонда, показавшаяся мне чуток попотасканнее с виду.
— Сразу видно, наш человек, — прокомментировал событие Штирлиц, удостоившись за толерантность прижатия грудью Катрин к локтю. Тут громко бибикнуло, и ундины синхроном сорвались к притормозившему новенькому чёрному Лэндкрузеру, чуть отводя в стороны точёные лодыжки. Красиво...
Постепенно из магазина вываливался народ с богато обутыленными сумками, содержимое которых тут же перекочёвывало в рюкзачки. Видок у народца был в большинстве слегка потрёпанный, одежда частью рваною, некоторые гордо светили уже свежими фингалами. Изрядно отхлебнув, торсида с радостным гомоном двинула вдоль широченной улицы с трамвайными путями посерёдке, что вела, как я понял, прямиком к трём вокзалам. И ребята, и девчонки — очень молоденькие, большей частью явно тинейджеры первой половины, все были неслабо датые, орали и приплясывали, то и дело прикладываясь к банкам с алкогольными энергетиками и пивным бутылкам, что в несметных количествах извлекались из вместительных сумок и рюкзаков. Мельтешила аж до ряби в глазах бело-сине-голубая атрибутика — шарфы, бейсболки, футболки и прочая хрень. Скинула куртёнку и Катрин, тоже оказавшись вся в сине-бело-голубом, пусть не фирменном, но из всех девчонок она всё равно с хаарошим запасом самой красивой смотрелась, пусть и совершенно не нравилась мне такой — повисшей не на моём локте и непривычно, как-то по-собачьи преданно поглядывающей снизу вверх на рослого кавалера. На ходу, перебивая друг друга, на прибавленной громкости живо обсуждали главные события нынешнего дня, а именно недавние стычки со спартачами и последующие утекания от ментов, где каждый проявил себя героем, достойным Валгаллы. Однако смеркалось, блин.
Пипол московский старался сторониться нашей шоблы, не то что б разбегался в стороны, однако и навстречу никто достойный не попадался, разве что отчаянно стервозные московские пенсионерки не опасались злобно шипеть вслед. Москва здесь оказалось застроенной до беспредела эклектично, то есть даже и без намёка на какой-то единый стиль или замысел — будто расшалившееся дитя побросало спонтанно, словно кубики, и довольно старые или даже старинные с виду дома, и голимый новодел, хрушёвского обличия замызганные пятиэтажки стыдливо прятали отвратные рожицы в глубинах кварталов, на противоположной стороне нагло выставилась завешанным понизу вывесками фасадом длиннющая брежневская четырнадцатиэтажка, к которой пристроился следом классический сталинский монстр в семь высоченных этажей с двумя рядами крупных квадратных окон в клеточку понизу.
За туннелем под железную дорогу народ чуток перекурил, ещё подзаправился и оправился на все доступные углы и стены, обильно пообщавшись промеж собой, преимущественно матом. Потом двинулись дальше. Обещанных развлечений, похоже, не предвиделось.
— Что-то скучновато сегодня, — посетовал Штирлиц. И сглазил. Пройдя под эстакаду третьего транспортного кольца, мы перешли под светофор неширокую улочку у выхода на главную, а там, метрах в ста справа, из-за пары автобусов с тонированными стёклами неспешно вытягивалась хилая поначалу струйка народцу в красно-белом исполнении. Даже неискушённому мне сразу стало ясно — спартачи. Увидев нас, те тормознулись, накапливаясь перед чуть более широкой площадкой у прохода в обширный сквер перед здоровенной брежневкой, неплотно засаженный тощенькими деревцами. Вскоре стало ясно, что их больше. Причём намного. Честно говоря, я бы сделал ноги, и, как показалось, данная точка зрения разделялась многими. Как всегда, всё испортил Колюсик, который, выйдя на передний план, с апломбом сообщил об очередном своём потрясающем открытии — Кто болеет за "Спартак", тот с младенчества мудак!
— В мире нет команды хуже, чем "Зенит" из финской лужи, — прозвучало в ответ.
— "Спартак" — это мясо, "Спартак" — это сыр, "Спартак" — это клитор, затёртый до дыр, — петушиным голоском, но громко возразил кто-то из нашей стайки. Не принять бой теперь было бы потерей лица, и Штирлиц бесстрашно повёл своих навстречу превосходящим силам. Патетикой это немного напоминало прорыв "Варяга" из порта Чемульпо, из-за чего я, обычно не склонный поддаваться стадным инстинктам, двинулся за всеми, впрочем, то и дело оглядываясь на Картин, что нервно курила у длинного плёночного тента, расположившегося за решётчатым ограждением вдоль основной трассы — видимо, работы какие-то строительные там шли чи ещё шо.
Мы вроде как уже скучковались все, а к спартачам продолжали подтягивались всё новые и новые силы. И там, и тут обильно висел в воздухе табачный дым — народ пребывал в волнении. Какое-то время стороны продолжали состязаться в сомнительном остроумии на уровне у кого всегда стоит и у кого стоит не так, при этом на заднем плане вытаскивались из сумок и рюкзаков бутылки, надевались перчатки подозрительного вида, похоже, не без свинчаток, однако ножей, нунчаков и прочего смертоубийства не отмечалось. Видимо, есть какой-то типа кодекс, иначе давно повырезали бы друг дружку придурки эти.
Наконец, выкрикнув — Как в жопе заноза, как в поле сорняк нужна премьер-лиге команда "Спартак" — Штирлиц двинул вперёд, красно-белые, скандируя "Синебело — ГОЛУБЫЕ!", рванули навстречу, и всё смешалось в доме Обломских, я лишь успевал уворачиваться от ударов и таранов разной упитанности телами, стараясь не споткнуться о тут же повергнутого на плиточный тротуар Колюсика. Впрочем, не удивлюсь, если он сам упал, наткнувшись на кого-то из своих. Сначала не бил, но, пропустив в сутолоке непонятно чей удар коленом по бедру, определённо метивший в дорогую мне как память промежность, и почувствовав, как что-то — не мобила ли? — явственно хрустнуло в набедренном кармане камуфлы, обиделся и тоже принялся душевно прописывать сугубо педагогические свинги по мельтешащим вокруг пьяным харям, совсем ещё юным большей частью с виду, красно-белым по атрибутике, и не только — вообще, кому попало. Побоище только начинало разгораться по полной, как вдруг зашипело, зашкворчало, и над головами дерущихся очень низко, почти впритык пролетело, в бледно-фиолетовом искрении, что-то наподобие метеора, затем сразу и второй, красноватого оттенка, на третьем кто-то истошно завопил — "Катюша, Катюша! Валим! Полундра!", и всё стадо на удивление дружно рвануло к темноте прохода под эстакаду, где всех отчего-то уже ждал построившийся по-боевому ОМОН. Подхватив Колюсика — своих не бросаем, какие бы ни были — рванул по выложенной плиткой дорожке, что шла от площадки эпицентра драки наискосок к основной трассе, в противоположную сторону, успев полюбоваться, как последняя ракета, уклонившись влево, рассыпала оранжевые искры по сине-белой вывеске "СПОРТDЕПО". Как оказалось, ОМОН ждал и там, а убежать от него с неподъёмно тяжёлым Колюсиком, постылым бременем повисшим на шее, представлялось совершенно невозможным, и я, будучи слегка простимулированным демократизаторами по разным частям безропотно страдающего тела, смиренно покорился непреодолимым обстоятельствам форс-мажора. Подумалось, вот если бы с Катрин — тогда б я и от самого Карла Льюиса ушёл. Тут же метнул взгляд туда, где оставил изменщицу коварную — там никого не было уже. Только чуть в стороне отъезжала светлая Тойота-Камри с, как мне показалось, закрывающейся передней пассажирской дверкой. Зря полез. В драку эту дурацкую, то есть. Впрочем, нет ничего глупее и бесполезнее нежели сожалеть о том, что уже содеяно не то произошло.
Загрузили нас, окольцевав, для верности, по двое наручниками — меня с Колюсиком, что нисколько не обрадовало — в один из тех самых тонированных автобусов, что изначально стояли в проулке, откуда спартачи приканали. Как понял, нам крупно не повезло — два автобуса с ОМОНом ехали со стадиона к месту постоянной дислокации и для чего-то остановились по пути. Как началась драка, с одного вызверились теснить, а другой, чуток мотанувшись до трассы и вправо, замкнул своей дружиной кольцо. Рядом запалённо пыхтел ранний тин с мутным взглядом, в серой капюшонистой толстовке с изображением красной бородатой головы в шлеме и надписью Win or Die спереди, спросил его — так, сугубо из праздного любопытства — Кто хоть выиграл-то?
— А хрен его знает, — мощным перегарищем отозвался спартач, с трудом сфокусировав глаза в кучку, — какая к херам разница, тля.
Ехали недолго, но затейливо. Судя по множеству поворотов, которые слегка запутали ориентацию даже мне, отделение или что там ещё у них, у полицаев, располагалось совсем недалеко от побоища. Нас выгрузили из автобусов, обшмонали, заполнили какие-то бумажки и мы расписались в них, не успев толком сообразить, в чём дело. Впрочем, наша задумчивость как бы и не подразумевалась, ну совершенно, а демократизаторы продолжали неустанно оказывать свои отрезвляющие и умиротворяющие воздействия. После процедур нас быстренько распихали по оказавшимся почти пустыми столичным обезьянникам, двум для мальчиков и одному для девочек.
Второй раз за день в околоток загреметь — эт малёха чересчур получилось, на мой вкус. Беспокоило также отсутствие Катрин, и отнюдь не радовало наличие Колюсика. Его, впрочем, извлекли первым, меня же — совсем вскоре после. Как зашёл подконвойно в лягавскую — небольшую прокуренную комнатёнку с окном, сейфами и четвернёю канцелярских столов цугом, за тремя из которых на тот момент пытливо добывалась истина, четвёртый же ждал только меня — действо развернулось уже полным ходом, и на левой щеке Колюсика, строго симметрично уже имеющемуся, стремительно наливался фиолетовым свежий синяк, тот же пьяно вопил что-то насчёт дяди, который прокурором в Питере и быстро сделает капитана сержантом или даже рядовым, и это как минимум, но возможно и сгноение там куда неведомый Макар неизвестно с какой стати телят не гонял, на что сидевший против него старлей немного устало, но, на мой взгляд, вполне резонно возражал, что здесь таки пользуемая натуралом Москва, а не склонный к пассивному гомосексуализму Пидер, и на хрен никому здесь не нужного нехорошего такого дядю того можно хоть в заднепроходное, оно же анальное отверстие засунуть, вкупе с основательно проэксплуатированной с избыточно широким использованием методик Кама-Сутры тётей и прочими изумительно одарёнными как в оральном, так и в анальном сексе с разнообразнейшими видами млекопитающих, птиц и даже рыб обоих полов племянниками вместе с племянницами, включая внучатых и прочих, а позвонить домой к херам он ему тоже хрена в преотменно разработанную ротовую полость даст, равно как и весьма альтернативно ориентированному в половой сфере адвокату, поскольку сему предмету мужской интимной гигиены, с сугубо половой точки зрения активно, но нетрадиционно уклоняющемуся от исполнения перанально священного воинского долга перед нашей сексуально привлекательной Родиной мать её такого права не положено, а вот является ли Колюсик отменно преуспевшим в пассивном скотоложестве уклонистом на самом афедронально оприходованном деле или нет — это уж как превесьма изобретательный в области половых и прочих сношений военком решит.
Под этот гнилой базар выделенный мне судьбою пожилой старшина выкладывал на протокол об изъятии у меня личных вещей паспорт, военный билет, бумажник, мобильник и ключи с брелком-мультитулом. Тут же рядышком и рюкзачок мой валялся.
