Все пути мира

Виан... вот ему-то как раз потребовалось время, чтобы осознать, что красавчик тон Аирос — и есть тот самый Тин Ари, который полгода назад оказал ему такую колоссальную поддержку. И вроде бы все признаки налицо, включая знакомую ауру кольца выпускника, а все же непросто парню было поверить, что, что под скромной личиной скрывался внук советника. Хотя, конечно, только этим, если подумать, можно было объяснить ту легкость, с которой советник согласился финансировать работы. Словом, Виану пришлось признать Тина в новом облике.

А признав, парень обрадовался:

— Как хорошо, что ты появился! Мне не хватает именно грамотного стихийника.

— Зачем? — удивился Тин.

Все же средство передвижения являлось произведением вещевой магии или, по крайней мере, работало на основе такого произведения — артефакта. Конечно, и в артефактах задействуются стихии, но принцип совсем другой — нет прямого взаимодействия с потоками силы, да и схемы все эти тонкие — вовсе не для такого, как Тин...

— А вот смотри, — Виан с азартом развернул на широком столе чертежи. — Вот тут — обычные потоки, которые идеально ложатся в схему, но... Когда я изготавливал уменьшенные модели, при их массе не было нужды в дополнительных цепях... Идет отклонение от привычной схемы расположения потоков... И мне нужен свежий взгляд...

Нельзя сказать, чтобы Тин все понял из сумбурных объяснений изобретателя, однако основную мысль уловил. И — обрадовался. Не собственной понятливости, разумеется, а тому, что он со своими стихийными умениями тоже пригодится в этом деле, потому что Виан был прав: здесь нужна была работа мага стихийника. И Тин догадывался, что изобретатель намеренно не спешил, дожидался партнера, не желая, чтобы в работу было посвящено слишком много народа.

К вечеру третьего дня он с улыбкой вспомнил, как еще совсем недавно сомневался, что его дар имеет хоть какое-нибудь практическое применение. Здесь, в мастерской он был нужен. Зная себя, Тин понимал, что вряд ли эта работа действительно удовлетворит его и сможет стать делом всей жизни, но... Ведь и это неплохо для начала? Тем более, что идея такая интересная, а Виан, не успев реализовать одну, уже носится со следующими — не менее многообещающими.

А кроме того, занятия Тина мастерской не ограничивались. Через несколько дней пришло приглашение от ученого совета — его как свидетеля приглашали поделиться впечатлениями от магии смерти и принять участие в создаваемой ради исследований в этой области научной группе.

Поделиться впечатлениями Тин был рад, все же дать ученым умам пищу, что называется, из первых рук — дело, несомненно, благое. Но вот лично участвовать в исследованиях... Никогда не представлял он себя в такой роли.

Но все же явился и на заседание совета, и на участие в группе согласился. Не славы ради, просто ему почему-то казалось, что без него дело очень быстро зайдет в тупик.

Поначалу так оно и было, и не только без него: три заседания с бессмысленными прениями и ни одной свежей идеи. В том числе и у самого Тина. Он, впрочем, в основном помалкивал, только повторял свой рассказ, когда начинали расспрашивать, но в конце концов исчерпал свои возможности, никаких новых подробностей припомнить не мог, и ученые мужи потеряли к нему интерес.

Однако к концу третьего заседания порог неслышно переступил магистр Видар, постоял, послушал, встретился взглядом с откровенно скучающим Тином и поманил его к себе. Парень с готовностью соскочил со своего места и покинул зал. Кажется, никто и не заметил его ухода.

— Пойдемте, юноша. Нечего время терять, ничего нового вы сегодня точно не услышите.

Тин в этом нисколько не сомневался, но все-таки спросил:

— Почему?

— Потому что все это пустая говорильня. Потому что эти люди забыли, как это — постигать новое. Они пытаются родить новое из того скудного запаса знаний, который имеют, и забывают, что могут обратиться к сокровищнице, которая хранит куда больше знаний — как тех, о которых помнят, так и других, о которых забыли. За ненадобностью... или опасностью, действительной или мнимой.

— Вы хотите сказать?..

— Да-да, именно это я и хочу сказать, — усмехнулся магистр, увлекая парня в сторону библиотеки. — Но сначала, юноша, вы мне поведаете о своем путешествии и заодно расскажете, куда делась ваша супруга.

— Вы... знаете? Но откуда? Неужели Дин рассказала?

— Ну, о том, что она девушка, а не мальчишка, я догадался почти сразу. А потом, уже после вашего исчезновения, разговорил мита Лениса. Насколько я понял, на тот момент у него уже не было необходимости хранить эти сведения в тайне. Тем более от меня. Я как-никак лицо не заинтересованное. Но очень любопытное.

— Любопытное... — эхом отозвался Тин.

Своих слов, чтобы как-то охарактеризовать собственное состояние, он покуда не находил. Он чувствовал себя... идиотом. Выяснится еще, что он единственный не знал, кем на самом деле являлся мальчишка Дин. Даже разозлился — то ли на себя, то ли на мита следователя, то ли вовсе на жену, но потом сообразил, что и сыскарь узнал обо всем не сразу, ему пришлось надавить на Дин, и если хорошенько подумать, можно даже сообразить, в какой момент это произошло — как раз, когда сотрудник Управления наведался к ним домой и настоял на беседе с пострадавшим мальчиком. А еще — в этом Тин почему-то не сомневался — он не стал раскрывать Дин, что ее новый друг, к которому она так привязалась, и есть покинутый ею супруг. Не раскрыл, однако сам, должно быть, изрядно повеселился над двумя дураками, попавшими в нелепую ситуацию.

Старик-библиотекарь между тем покашлял, напоминая о том, что он все еще ждет рассказа, и Тину пришлось вынырнуть из размышлений и попытаться взять себя в руки.

Впервые за все время он рассказывал о своем путешествии так подробно... Даже нет, не так, начал он не с путешествия, а со знакомства с Дин и свадьбы, чтобы магистр Видар понял, что между ними произошло и с какой радости их обоих понесло в такую даль.

— Заяц, говорите... — пробормотал магистр. — Что-то у меня было такое. Кажется, в одном из изводов 'Повести о сотворении'. Но я не уверен...

— Если найдете, покажите мне, пожалуйста, — попросил Тин.

— Не сомневайтесь, юноша, вас это напрямую касается, так что не утаю. Однако... Что вы намерены делать для возвращения супруги? Я ведь правильно понял, что вы действительно хотите видеть ее вновь?

— Очень хочу! — горячо воскликнул Тин. — Но... с трудом представляю себе, что я могу для нее сделать. Уверен, она тоже стремится ко мне. Как ей помочь?

— Ничего определенного по этому поводу я пока не скажу. Но подумаю и покопаюсь в старых книгах. Может, найдутся какие-нибудь намеки. А вы тоже время не теряйте. Я тут вам кое-что подобрал, — старик скрылся на мгновение за столом, а потом вынырнул с целой стопкой книг, водрузив ее между собой и Тином. — Вот! Я закладки для вас сделал, где конкретно упоминается то, что вас интересует, но советую прочесть книги от начала до конца, чтобы уловить некоторые связи.

— Почему вы предлагаете эти книги именно мне? — удивился парень.

— Потому что я на вас надеюсь. Они там, — магистр неопределенно кивнул на выход из библиотеки, наверняка имея в виду ученый совет и созданную им группу, — забыли, что наука делается не на заседаниях. И что при возникновении каких-то вопросов ответы стоит поискать у тех, кто создавал и развивал магическую науку до них. И что я не просто так здесь сижу не первый десяток лет, а чтобы указывать путь к знаниям. Не только студентам. Словом, молодой человек, сейчас вся надежда на вас и на таких, как вы. Неспокойных. Ищущих.

С того вечера рабочие дни Тина разделились на две части — до обеда он трудился в мастерской, с восторгом наблюдая, как при его участии рождается на свет что-то новое, никогда раньше не виденное, а после шел в библиотеку, где его ждали отложенные магистром Видаром книги.

И это тоже было временем открытий.

Для начала ему пришлось изменить свое представление об академическом библиотекаре, который вовсе не для того сидел в этих стенах, чтобы выдавать книжки студентам и ругать тех нерадивых, что не сдают в срок учебники. Оказалось, главная задача библиотекаря — поддерживать исследователей, подыскивая для них нужную информацию. Он был не просто магистром, его знания были воистину универсальными, и даже если старик Видар чего-то не знал, он имел представление, где это искать. И Тин не представлял, что бы он делал без помощи магистра и как без нее обходятся остальные.

А еще он узнал, что магия смерти — это не новость. Да, было время, интересовались, исследовали. Потом кто-то счел неэтичным собирать энергию там, где уходит жизнь, и исследования постепенно сошли на нет. Но Тин, несмотря на все, что он успел увидеть и пережить в Талвое, уже догадывался, что нельзя судить столь однозначно.

Более всего его заинтересовало рукописное сочинение одного мага, жившего семь столетий назад, который, мало того, что выделял смерть в отдельную стихию, наряду с огнем, водой, воздухом, землей и жизнью, которой владели целители, так еще и утверждал, будто бы с помощью стихии смерти можно спасать жизни. К сожалению, его исследования упирались в невозможность получать силу смерти в достаточном для работы количестве. Когда умирал человек — или животное, — энергия смерти растворялась в пространстве столь стремительно, что не всякий маг имел достаточную сноровку, чтобы ее впитать, для этого надо было, как минимум оказаться в нужном месте в нужное время. Ну или поспособствовать... процессу.

Собственно, из туманных намеков ученого это можно было понять с трудом, но окончательную ясность внесло описание судебного процесса, которое Тину тоже подсунул библиотекарь. Судили группу магов, которые не ограничились тем, что само текло в руки, а начали убивать, чтобы получить энергию смерти. И даже способы какие-то изобретали, чтобы при насильственной смерти энергия не рассеивалась, а собиралась. Читая описания придуманных магами ритуалов, Тин содрогался: кровь, насилие, но что самое ужасное — интерес ради интереса, маги толком не выяснили, для чего нужна эта сила, кроме применения в бою, а воином никто из них не был. Зато стало понятно, что дело вовсе не в расплывчатой 'неэтичности' получения и использования энергии смерти, а в том, что добыть ее в количестве, необходимом для серьезных исследований, можно только на поле боя или убивая целенаправленно...

И все же... Все же Тину не хватало тех ответов, которые давали книги. Что-то эти все древние исследователи упускали. Ведь в Талвое этой магией пользовались, но ни о каких массовых убийствах князь не рассказывал. Даже деяния смертепоклонников не заходили столь далеко.

Словом, у Тина родилось странное, но в то же время вполне объяснимое желание посмотреть поближе на человеческую смерть. А где ее можно было найти? Пожалуй, в городской лечебнице, в отделении для безнадежных больных, которым не могли помочь не только обычные лекари, но даже маги-целители. Они и в лечебнице находились только потому, что там им могли облегчить боли и сделать уход менее мучительным.

Разумеется, кого попало в это отделение не пускали, так что Тину пришлось запросить письмо-рекомендацию ученого совета и положить ее на стол старшему целителю, который, читая послание, посматривал на Тина с сомнением и даже некоторым подозрением, однако в лечебницу настырного парня все-таки пустил. Правда, без присмотра не оставил — приставил к нему студентку-целительницу, которая сопровождала Тина в его блужданиях из палаты в палату.

Прежде ему не приходилось видеть смерть, и отделение для умирающих произвело на него тяжелое впечатление. Вроде бы ничего особенного: чистенько в лечебнице, никаких ужасающих запахов, стонов... ничего подобного. Просто не по себе.

Но Тин справлялся. Присматривался к пациентам, пытался разглядеть движение энергий внутри живых еще тел и вокруг них, задавал тихие вопросы своей сопровождающей. А когда ему сказали, что одна женщина почти наверняка не доживет до утра, решился остаться в лечебнице на ночь. Поставил себе стул у постели больной, сел так, чтобы она не могла его видеть, и... просто стал смотреть, испытывая одновременно страх и неловкость, оттого, что он сидит здесь посторонним зрителем, не пытаясь помочь. Понимал, конечно, что помочь все равно не может, но совесть с разумом не соглашалась.

В конце концов, он переставил стул поближе и взял женщину за руку. Она благодарно улыбнулась ему, а потом, словно только этого и ждала, выдохнула в последний раз и застыла.

Как завороженный, смотрел Тин на серебряную дымку, похожую на клубок тончайших нитей, которые расплетались, на его глазах превращаясь в ничто. Он даже не сообразил впитать энергию, чтобы потом как-то с ней экспериментировать. Просто наблюдал, не в силах оторваться от зрелища.

Казалось, событие, так его задевшее, прошло мимо разума, однако дома, отоспавшись после бессонной ночи, Тин смог обдумать свои наблюдения и сделать вывод: смерть существовала в человеке наравне с жизнью, была его неотъемлемой частью, невидимой нитью, привязывающей душу к телу. Он пока не знал, как ему пригодится это открытие, просто взял на заметку.

Впрочем, кое-какие мысли из этого наблюдения родились. Смутные такие мыслишки, не оформившиеся ни во что конкретное. И Тин решил, что стоит понаблюдать еще.

Он провел в больнице не один вечер и не одну ночь. Сначала — в том же отделении для безнадежных больных, потом, когда накопил уже достаточно материала, чтобы делать первые выводы, перешел в операционную.

Это оказалось испытанием отнюдь не меньшим, чем присутствие при чужой смерти, несколько раз ему приходилось выскакивать из операционной, чтобы справиться с тошнотой и головокружением. Он ругал себя за недостойную мужчины слабость — и возвращался.

Он презирал себя — за то, что целители находились там ради жизни, а он — ради смерти. Презирал, но все равно не уходил, потому что... это была целая цепочка обязательств: обещание, данное князю Аутару, доверие, оказанное ему магистром Видаром... не доверие даже, а вера в него, в то, что он способен добиться большего, чем маги из ученого совета... А еще он должен был верить в себя, потому что иначе — это Тин чувствовал абсолютно отчетливо — он не сможет стать якорем, светом в ночи для Дин, когда она будет искать обратную дорогу.

Возможно, это была не его собственная мысль — мелькало такое подозрение, но Лесной больше не давал о себе знать, никак не показывал своего присутствия в жизни Тина, так что уверенности он не испытывал.

Но все-таки он дождался своего часа...

Это была тяжелая операция. Проводил ее старший целитель, а его молодой помощник должен был только поддерживать в больном жизнь, вливая в него силы. Вот только этих усилий не хватило, и Тин увидел, как расплетаются нити жизни и смерти, отделяются друг от друга. Целитель в изголовье привычно схватился за жизненную нить, продолжая вливать в нее энергию и пытаясь вернуть в прежнее состояние, но толку от этого получилось немного: нечто незримое, но ощутимое покидало тело, словно освобождаясь из плетения двух нитей. И тогда Тин — позже он удивлялся, как решился на такое, — шагнул к операционному столу, протянул руку и ухватился за вторую нить — серебристо-черную, такую завораживающе красивую. Она сначала прильнула к его ладони, обжигая внезапным холодом, так что он чуть не отдернул руку, а потом снова попыталась распрямиться. Только Тин не позволил ей.